писку от цесаревны, где она писала, что ей уже "нечего более стеснять себя,
он может приходить к ней, когда ему заблагорассудится". Но Шетарди был испу-
ган слежкой шпионов, и Версаль напрасно побуждал его к смелости. Шведский по-
сол Нолькен оказался храбрее: он прямо заявил Елизавете, что Швеция готова
ввести армию в пределы России, но потребовал от нее документа.
возвратить Швеции земли, захваченные вашим отцом у нас.
ких интересов, и подпись дать отказалась. Но против русско-шведской войны она
не возражала! В это время кардинал Флери усилил подготовку заговора в ее
пользу, чтобы навсегда сокрушить австрийское влияние в Петербурге. В кафе де
Фуа на улице Ришелье происходили таинственные встречи курьеров, из рук в руки
передавались тяжелые кисеты с ливрами. Все делалось строго секретно, чтобы
Версаль и король оставались вне всяких подозрений. Из кафе ле Фуа деньги по-
падали в Петербург - к Елизавете, а от нее растекались по казармам полков
столичной гвардии. Русские солдаты, вестимо, не ведали, что деньги идут из
Франции, они их брали "от щедрот душеньки-цесаревны".
финские провинции. Елизавета в эти грозные дни совершила непростительную
ошибку - наивно доверилась в своих замыслах великому инквизитору Ушакову. В
ответ Ушаков самым грубейшим образом отверг все ее посулы на будущее. Но те-
перь инквизиция схватила заговор за хвост! Анна Леопольдовна была о нем изве-
щена. Елизавета забилась в щель, как испуганная ураганом мошка, и тишайше си-
дела в Смольной деревне. Даже бесстрашный пройдоха Лесток пребывал в ужасе, и
"при малейшем шуме он бросался к окошку, считая себя погибшим". Однако перед
отбытием Нолькена из Петербурга Елизавета ухитрилась передать ему, чтобы Шве-
ция войны с Россией не боялась, ибо русские солдаты воевать станут без всякой
охоты, когда узнают, что Швеция вступается за нее, воюя против немецкого за-
силия в делах русских. Исходя из этого заверения цесаревны, Стокгольм издал
манифест для "постохвальной русской армии". В этом манифесте было писано
по-русски, что целью войны Швеции является только свержение иностранных ми-
нистров в России, чтобы сбросить с русского народа немецкое иго. Таков был
парадокс высокой политики! Шведский манифест навел страшную панику на все ок-
ружение Анны Леопольдовны. Остерман даже предлагал отдать шведам Финляндию.
тить Швецию под стены Петербурга, - лишь бы никто из-под его зада стул не вы-
дернул!
го государства, что факт появления на русском столе картошки я осмеливаюсь
отнести к наиважнейшим событиям... Близилась осень. 12 августа двор отмечал
год со дня рождения императора Иоанна Антоновича. По этому случаю из ботани-
ческого сада столипы ученые ботаники прислали ко двору "тартуфель" (карто-
фель). На всех гостей, сколько их было при дворе, распределили всего лишь
1,25 фунта картошки (иначе говоря, около 500 граммов). Картофель был воспри-
нят вельможами как невкусный деликатес, вызывающий брезгливость своим земля-
ным происхождением, и тогда еще никто не подозревал в "гартуфеле" незаменимо-
го продукта питания для народа...<1>
нию, чтобы он привел в порядок свои дела на родине и уже окончательно пересе-
лился бы в Россию. От правительницы Линар получил мешок "сырых" драгоценных
камней, чтобы отдать их ювелирам в Дрездене для обработки, и увозил с собой
значительные суммы русских денег, назначение которых для истории осталось за-
гадочным. Дипломаты того времени полагали, что Анна Леопольдовна решила 9 де-
кабря, в день своих именин, свергнуть сына с престола, чтобы самой стать
русской императрицей; деньги эти якобы были выданы Линару на расходы по
предстоящей ее коронации...
в монастырь. Иначе наша гибель неизбежна...
лачают тело в жесткую власяницу. Между тем в той тридцатилетней женщине, пух-
лой и кокетливой, не было "ни кусочка монашеского тела". Наблюдательный Миних
давно заметил, что Елизавета бывала счастлива лишь тогда, когда переживала
роман, а влюблялась она всегда напропалую, переступая все границы скромности.
Сейчас ее глаза туманятся при воспоминании о маркизе Шетарди... По бедности
носила она тогда дешевенькие платьица из белой тафты, подбитые черным гризе-
том, но ее красили молодость, приветливость к людям. Елизавета отлично владе-
ла простонародным говором русских деревень, очаровывала всех обаятельной
улыбкой. Русские вельможи издавна пренебрегали ею, считая цесаревну приблуд-
ной по рождению и блудной по образу жизни. А потому и друзей для себя Елиза-
вета искала не при дворе, а в казармах гвардии, в мелкотравчатом дворянстве.
Не гнушаясь нисколько, ездила цесаревна крестить детей на окраинах Петербур-
га, кумилась с солдатами, плотниками, поварами, садовниками. Эта наивная
простота цесаревны, ее умение потолковать с людьми о жизни, поплакать с баба-
ми на крылечке делали ее особенно привлекательной...
Вильманстранде. Это был небольшой городок близ Выборга, но в нем стояла мощ-
ная крепость. Русские солдаты взломали ворота шведской твердыни и принудили
гарнизон к сдаче. Вильманстранд был срыт с лица земли, а жителей города выс-
лали внутрь России. Анна Леопольдовна оживилась, при дворе было большое
празднество, а у челяди Елизаветы, среди ее сторонников царило уныние от этой
нечаянной победы, ибо теперь любая виктория укрепляла немцев при дворе... В
один из дней, когда Елизавета возвращалась из города, на запятки ее санок
вскочили знакомые ей солдаты. Всю дорогу не слезали они с саней и пылко, ис-
колов лицо цесаревны усами, они ее целовали и упрашивали:
Доколе же нам, россиянам, под немцем терпеть?
вился Ушакову известен. Скажи она комулибо два слова - человек уже взят на
заметку. Подозрительные связи с маркизом Шетарди тоже не ускользнули от взо-
ров сыщиков. Наблюдение за цесаревной было доверено майору Альбрехту, который
как начал паскудничать еще в 1730 году, так уже и не мог остановиться...
козням, которые творятся вокруг вашего семейства. Положение в стране столь
небывало, что обманчивая тишина может взорваться бунтом всенародным. Я жалею
сейчас, что граф Мориц Линар отъехал не вовремя, - вот его бы вы послушались
скорее!
новое платье. Беспечность правительницы была все же сломлена натиском на нее
Остермана и прочих приближенных. Ушаков на фактах доказал существование об-
ширного заговора в империи. В основном бурлила гвардия - преображенцы!
Я сделаю так, что гвардия завтра же выйдет из столицы и отправится в Финлян-
дию для войны со шведами...
вету, как всегда, с радушием. В гардеробной она долго показывала цесаревне
богатые одежды для свадьбы любимицы своей Юлианы с фаворитом своим Линаром.
Она даже всплакнула, скучая по любовнику, и Елизавета, неизменно чуткая ко
всяким амурным проявлениям, всплакнула с ней за компанию. Среди шкафов, сун-
дуков и комодов, набитых добром, стояли две женщины-соперницы. Одна - мать
императора России, сама готовая стать императрицей, а другая - подруга солдат
и офицеров, невеста Людвига Брауншвейгского, шаха Надира и прочих искателей
приключений... Но в самый разгар куртага Анна Леопольдовна решительно отвела
Елизавету в соседнюю тихую комнату и плотно затворила ее двери.
мо, которое прислал мне сегодня граф Линар...
лека раскрыл перед своей любовницей все тайные вожделения французской полиги-
ки. Он сообщал в письме такие факты о Елизавете, о каких не имел понятия даже
вездесущий дьявол Ушаков с его колоссальным аппаратом тайного сыска. Через
грузинских девиц, что состояли в штате правительницы, но были преданы цеса-
ревне, Елизавета знала обо всей переписке регентши. Но письма Линара поступа-
ли ко двору иными каналами, обходя грузинок, и удар этот был для Елизаветы
неожиданным, страшным и роковым... Получилось так, что Анна Леопольдовна при-
перла цесаревну к стенке!
видеть маркиза Шетарди, что если Лесток на подозрении, то пусть его арестуют
и пытают. Она с плачем кинулась к ногам имперской правительницы. Анна Лео-
польдовна тоже разрыдалась, и две женщины, заключив одна другую в объятия,
долго плакали... над кем? Сами над собой!
спальню к Елизавете стремительно ворвался Лесток. Он всю ночь пьянствовал в
трактире у Юберкампфа, что на Миллионной улице, где подавали флиссингенские
устрицы и где у него было немало друзей. Лесток казался безумен, он держал в
руке лист бумаги.
полк из столицы, а меня, конечно же, повесят...
и красивой, с короною на голове. Лесток быстро перевернул бумагу, и на другой
стороне листа Елизавета снова увидела себя, но уже в монашеской одежде, а па-
лачи раскладывали перед нею инструменты для пыток... Лесток сказал: