спиной его руки. Всадник слез с коня и стоял над ним; вдруг нагнулся, одним
рывком поставил Потапа на ноги, снова запрыгнул в седло.
рукам его. Было уже поздно исправлять судьбу. Так они и бежали рядом: конь с
человеком и человек без коня.
шили - проскочим. Так думал и Овцын.
сать...
в таинственном полумраке стылых вод, распугивая рыбин, сейчас якорь ляжет на
грунт, острым бивнем клешни своей возмутит вечную чистоту векового безмол-
вия...
океан. Берег едва угадывался вдали. Холодный день угасал, весь в искристом
мерцании. Стали ждать, когда разомкнется ледяная преграда. Верилось в опыт
прежних походов. Трое самоедов, взятых в плавание, сидели в трюме на корточ-
ках, посматривая искоса, чмокая языками. "Распадения" льда не сулили.
том медленно тонет его тело в белом саване. Вот он уже едва виднеется... си-
нева затопила все... Прощай, товарищ!
дом, его грея, и больше лейтенант не вставал. Сны были тяжкие, нехорошие.
Приходила к нему в снах княжна Катерина Долгорукая, мучила в поцелуях - влаж-
ных и грубых. Проснувшись, Овцын почесал ногу. Опять зачесалось... Что там
такое? Задрал штанину... Так и есть: скорбут!
был вечный блеск мира полуночного!.. Следя за тонущим покойником, Овцын
встряхнулся.
ми. Куда же вахта смотрела, раззявы?
палуб, и Куров показал лейтенанту лопнувший от перегнива конец.
падки перед иконой Николы, грязь засаленных мехов, качка постылая и удушье,
течет по бортам сизая плесень. Снова лег, стараясь "услышать" грум. Второй
якорь забирал плохо. Одна чугунная лапа у него давно была сломана. Лед ночью
стал напирать, двигая "Тобол". Умер хороший человек - рудознатец Медведев, и
Овцын уже не мог подняться на палуб.
двенадцать солдат. Остальные полегли на рундуках - в тоске. Дубельшлюп всю
ночь напропалую стучал носом в ледяной барьер, словно в двери нерасторжимые.
Смерть стояла рядом... Доколе ждать?
не раздвинется, скоро ух осень, и тогда... Слабеющей рукою Овцын разлил водку
по чаркам. И свою чарку поднял.
рукою рот - ладонь в крови. Тогда он допил вино одним махом, выслал проводни-
ков прочь, созвал консилиум. И коллегиально порешили: уйти... Когда загудели
паруса, а дубель-шлюп рывком накренился, скорость набирая, Овцын чуть не зап-
лакал. Ацмиралтейству ведь пером на бумаге всего не рассказать. Да разве
поверят ему в столице, что лед за лето не мог растаять? "Под солнцем-то?" -
спросят его, и станут адмиралы над ним потешаться, как над врунишкой...
ехать, дабы от попреков отбиваться словесно.
за свою карьеру, а за судьбу дела нашего. Докажу адмиралам, что "Тобол" еще
отворит эти ворота смертные...
ной в соблазнительных снах является на зимовках. Но как только "Тобол" вышел
на урочище Семи Озер, люди сразу повеселели. Вылезли наверх, сами патлатые,
зубы у всех шатаются, а уже полегчало... Ожили!
токол острожный и торчал шатер церкви ветхонькой. Уже и осень подступала.
Сильная гроза - с эхом, длившимся очень долго, - разрывала небосвод над тунд-
ряной юдолью. Священник Федор Кузнецов, на диво трезвый, служил панихиду по
тем, кто навеки остался в мрачной глубине, возле кромки зернистых льдов...
рячее дыхание обожгло затылок ему. Навигатор не обернулся. Конечно, это...
она! И своей рукой Митенька нащупал Катькину руку, узкую и влажную от волне-
ния любовного. Из церкви они вышли вместе. На паперти стоял майор полка То-
больского, которого Овцын не знал. Оказалось, майор Петров Петр Федорович,
прислан в Березов недавно - надзор фискальный за Долгорукими иметь. Человек
он был разумный, зла никому не желавший, к Овцыну отнесся с почтением, в гос-
ти к себе зазывал.
прошу ко мне с лейтенантом жаловать...
книжницей оказалась. Говорили за столом о разном. О бобрах березовских, кои,
словно войско, свои дозоры от собак местных имеют; караулы бобры несут пос-
менно - как солдаты. О грозах судачили березовских, естество которых челове-
ком еще не изучено. О мамонтах дивных, кои в лед вмерзли, и научно в этих
краях еще многое человеку должно открыться... Катька Долгорукая от слов умных
заскучала, но вида скуки наружно не показывала. Ни жива ни мертва сидела жен-
щина, вся - от груди до коленок - наполнена лю бовным томлением. А под самую
полночь стук в окошко раздался - это подьячий Осип Тишин, пьяный, до гостей
рвался.
ком умным тверезо душу в разговорах от-весть...
бе широко распахнула, грудью припала к нему. Целовала горячо - как и та,
ужасная, что являлась в каютных снах, влажно и грубо, не по-девичьи! И каждый
раз говорила:
мне... Ни на каких царей не променяю тебя!
лась Катька на погосте кладбищенском, где торчал крест царской невесты -
княжны Меншиковой. Причитала навзрыд, подеревенски. Гладил он плечи Катькины,
но тоску ее звериную, ненасытную не осуждал: из темени сибирского безмолвия
светят ему огни столицы, вихри проспектов питерских, блеск и суета. Она же
остается здесь, в кольце снегов навеки закована.
нись ко мне, Христом-богом тебя заклинаю...
как протяжно свистят полозья под ним, видел перед собой вертлявые хвосты ос-
тяцких собак, считал безутешные версты. А на почтовом дворе Тобольска его
огорошили новостью:
давно кончилась. Новая грядет - с турками!
вы коснулась корона, она ничего не приобрела, лишь теряла и разбрасывала
прежде нее завоеванное. Бесчестье мира Прутского было еще свежо в памяти на-
родной, - пора опять выйти на просторы Причерноморья, ногою твердой стать на
Азове, а гнездо разбойничье - ханство Крымское - полному разоренью предать.
Бахчисарае - Малый Порог и Малая Дверь, и вот теперь пора (через Дверь Малую)
отворить пред Россией Дверь Большую! Момент для войны был удачный:
конницей помогать туркам в делах персидских... Был канун великого почина!
карьеры, Андрей Иванович перед императрицей такой вид принял, будто уже поми-
рает. И стоять не может - ноги его не держат. Но имератрицу на этот раз он не
разжалобил: сесть вицеканцлеру империи она не разрешила.
обопрись, а я глаза отведу, будто слабости твоей не замечаю. Да говори, чего
удумал ты?