удар обязан быть нежен, как дуновение ветерка. Чтобы муха, жива и невредима,
дальше по лавке ползала. Когда и это совершенство достигнуто, старый палач
говорит молодому:
ее с единого удара переломи пополам.
ник). Есть еще тайны в мастерстве этом. Можно так выстебать жертву, что весь
эшафот кровью зальет, а сама жертва - хоть бы что: встанет из-под кнута и
возликует. Это удары легкие, только кожу трогающие. А можно и столь усердно
бить, что мясо со спины кусками полетит от эшафота в толпу зрителей, а через
рваное тело будут розово просвечивать кости людские.
способны кнут их заворожить, чтобы он потерял свою страшную силу. Мудрые ста-
рики на Руси знают: если кнут всю ночь подряд парить на печи в отрубях пше-
ничных, тогда он становится шелковым. Но палачи спят чутко - у них кнута не
скрадешь!
ми, пошитыми для них из казны царской. По давней традиции палачи не держат
кнут в руке, а зажимают его между ног. Вот уже ведут к ним преступника. Кнут
выдвигается между ног все дальше и дальше, подталкиваемый рукою палача сза-
ди... Преступник возведен на эшафот и разложен.
молнии, и в мгновение ока все три хвоста собрались воедино - в морковку. Сле-
дует выкрик:
прав, а власть неизменно права будет...
столетия усохли они, превратились в мумии - это не кнуты, а жалкие хлястики.
Таким кнутом даже кошки не высечь.
горным делам при Татищеве состоял. Рода он был старинного, искусству инженер-
ному учился в Голландии, был офицером флота, а в Сибири за рудными плавильня-
ми наблюдал... Человек знающий! Приехал в Петербург, овдовев, с четырьмя ма-
лыми детишками на руках. Кабинет-министр встретил знакомца душевно, на дому
его побывал; сам вдовец, Волынский по себе знал, как тяжело детишек малых тя-
нуть без матери. За сиротами приглядывала сестра Хрущова - Марфа Федоровна,
девица-перестарок, баба добрая. А над крыльцом дома хрущевского висел родовой
герб "Саламандра" ("свиреп зверок с простертыми крылилми, во огне бо живет
несгораема Саламандра").
ла, я собою дорожился. А теперь ради дел высших готов и пострадать... Вижу! -
говорил Хрущов. - Всю злость времени нашего вижу. Не по себе, так по другим
чую... Шатает Россию, будто пьяную. То хмель дурной - кровавый! Быть бедам
еще, но уже бесстрашен я к ним... Саламандра сама во огонь кидается!
родством умножалась. Волынский в доме конфидента много книг видел... фран-
цузские, немецкие, голландские.
только по-русски читать способен. По секрету скажу, что ныне я занят писанием
"Генерального проекта" о благоустройстве русском... О благе народа есть ли
что давнее у тебя?
Немало там летописей и прадедовских хроник.
бы ее тебе, Петрович, надобно... Не ты первый герой на Руси, который проекты
разные пишет!
тили копытами в наезженный наст. Через заброшенный сад Итальянский завернули
к арсеналам части Литейной, от цехов пронесло жаром - там пушки отливали. Ло-
шади вывернули санки на Выборгекую сторону - к госпиталям воинским. Ехали
дальше, а бубенцы названивали к стуже морозной. Красное солнце медленно оплы-
вало над затихшими к вечеру окраинами.
Волчье поле, что тянулось аж до самой чухонской деревушки Охты; оттого оно
Волчье, что при Петре I тут строителей Петербурга неглубоко закапывали; волки
это пронюхали и ходили сюда стаями кормиться покойниками безродными... Вы-
боргская сторона для человека вообще опасна: вкусив человечины, волки и на
живых тут кидаются. Не доезжая до слободы батальона Синявина, Хрущов велел
кучеру остановиться. Здесь под снегом одиноко стыл небогатый храм Сампсо-
на-странноприимца.
ной побрехивали псы. Возле ограды стоял крест, уже надломленный ветрами,
из-под снега торчала одна его верхушка.
ков, а по батюшке - Тихоныч... Молись и ты за претерпения его немалые!
всенародной желатель, начертал он от разума большую книжищу, "О скудости и
богатстве" названную.
ральное рассуждение сочиняешь о реформах системы нашей. А Посошков-то раньше
тебя постиг, что экономика есть главнейшая вещь в государстве. Хотел он древ-
нюю неправду Руси искоренить... Вот и лежит под нами, неправдою сам побежден-
ный!
пописывай, но вокруг поглядывай: как бы не пропасть...
тайно переписанную. Посошков смело бросал упрек царю Петру I за то, что не
дал тот народу четкого закона, а завалил Россию пудами своих указов, которые
и так и эдак прочесть можно. Пораженный, думал над книгою: "Не за то ли и су-
дили Посошкова, что он государей поучать стал? Но вот странно мне: ведь об
этом же и я хочу в Кабинете толковать - закон един для всех, вот такой ну-
жен..." И еще увлекло министра одно мнение Посошкова: как бы ни был умен и
деятелен царь, все равно монархия по природе своей малоспособна для управле-
ния государством - в работе государственной необходимы все сословия, даже
хлебопашцы!
раньше времени на погосте Сампсоньевском?..
суждено лежать по соседству с Посошковым под красным солнцем на стороне Вы-
боргской, издалека будут лаять псы из слободы батальона Синявина.
навещали министра... Вхож стал математик Ададуров, механик Ладыженский, архи-
тектор Иван Бланк, захаживали на огонек асессоры по разным коллегиям, врачи и
садовники, офицеры армейские и флотские. Правда, не все гости министра были
искренни в беседах - иные липли к Волынскому, как к персоне могучей, ласки от
него фаворной и выгод прихлебных себе жаждуя.
Еропкин, Ададуров и Хрущев, умнее его и чище помыслами; люди бескорыстные,
они имели таланты, а он имел только фортуну завидную... Кубанцу честно приз-
навался Волынский:
оближут и выбросят. А масло-то от меня останется и, дай бог, еще принесет
пользу великую...
вился на дом к Волынскому, жаловался:
ся! Говорят люди злые, будто я взятки брал, Оренбург перетащил на худое мес-
то. Герцог на меня злобится... Чтобы время проходило не зря, я теперь историю
российскую сочиняю.
конфиденты в день сегодняшний обращались.
хирург с ножиком, дабы вредную грыжу отрезал. Имеющий уши да слышит! Одно
чаю: велик гнев в простонародье русском. Ударь клич - и полетят головы... Ох,
покатятся!
ку; закрыв глаза, слушал русских. Секретари Остермановы, Иван де ла Суда и
Иогашка Эйхлер, оба холеные, в еде брезгливые, вилками в тарелках ковырялись,