ничего плохого.
прервали их разговор.
не должен оставаться под открытым небом, иначе его снова начнет
лихорадить.
занавеске, сквозь которое был виден освещенный огнями берег.
две девушек, женщин и стариков. Руки у всех заняты, в одной - смоляной
факел, в другой - колокольчик. А четверо взрослых девушек расположились на
самом обрыве: они играли на индейских барабанах и флейтах.
индианки поднимали барабаны высоко над землей и ударяли в них короткими
толстыми палками. Флейта представляла собой дудку с тремя отверстиями,
издающими необычайно низкие заунывные звуки.
мощь, а движения юных женских фигур становились все энергичнее. Пляска
обретала страсть. Тамбурины придавали музыке какой-то дикий, сумбурный, но
не лишенный своеобразной прелести характер. Одна из девушек поднялась и с
очаровательной грацией начала движение по кругу, другая - уже шла ей
навстречу. У обеих в руках по тамбурину. С неуследимой быстротой
перебирали они ногами, а тела были подобны двум вихрям. Неистовая, огневая
пляска продолжалась не менее десяти минут.
раскрашенное лицо поражало своим воинственным видом, а свирепая гримаса,
до неузнаваемости исказившая юные черты, выдавала пылкое желание казаться
еще страшнее.
менее диким и фантастическим образом. И оба начали воинственный танец. Она
падали навзничь с такой безоглядной истовостью, что внушали страх за свои
неокрепшие кости, затем с проворством ящериц ползали по кругу и, внезапно
вскочив на ноги, налетали друг на друга, как петухи.
успели они вернуться в середину живого круга, как тот разделился на две
половины, которые, в свою очередь, начали встречное движение. Все
завертелось. Скво неслись обок со скво, девушки - с девушками. Кружились
все быстрее и быстрее, меняя направление, размахивая факелами и
погремушками, покуда все не смешалось, превратившись в беснующуюся
беспорядочную толпу. Сотни ярких огней, скачущих в прибрежной мгле,
порождали впечатление пылающей адской реки.
бы, конечно, решил, что оказался там, где положено мучиться грешникам. И
судя по долгому изумленному молчанию был не далек от мысли о дьявольском
наваждении.
страхе воскликнул он. - Где мы, ради всего святого?
Но ему достаточно запаха следов чужеземца. А моей сестре не годится
забывать, что она и дочь мико, и гостья его.
больше оставаться в вигваме вождя. Если мико...
Краснокожие сестры очень недоверчивы, они затаят зло, если увидят его с
Розой в вигваме вождя.
ей руку. - Спокойной ночи! Храни тебя Бог, прекраснейшее из созданий.
Голова у него шла кругом: он искал свою хижину, но та как сквозь землю
провалилась. Серебристые волокна тумана стелились по прибрежным холмам -
ни крыш, ни деревьев, ни огонька. После того, как погасли факелы, тьма
стала непроницаемой. От реки несло холодной влагой, она быстро остудила
его горячие порывы, и по спине снова, как во время болезни, забегали
мурашки.
хижину?
должен лежать в постели, иначе новое солнце он увидит больными глазами.
найдет покой и отдых.
от последних чар своих ночных видений.
жизни обитателей реки и вигвамов. Тысячи диких уток, гусей, лебедей усеяли
гладь реки, а из прибрежных зарослей подавали голоса пересмешники, попугаи
и зимородки. С примыкающей к лесу поляны доносилось пение девушек,
стерегущих маленькое стало ручных бизоних. А ближе к реке полыхало пламя
костра, вокруг которого носились подростки. С ликующими криками сжигали
они набитую соломой фигуру. Белый цвет, вероятно, означал, что происходит
расправа над янки. Туловище, облаченное во что-то вроде жилета, было
утыкано стрелами.
в руке. Она уже подходила к вигваму отца, как вдруг ее догнал юный моряк.
Быстрый и бодрый шаг его говорил о том, что он восстановил силы. А его
бледный измученный облик преобразился настолько, что в нем нельзя было не
узнать характерных черт дюжего краснощекого Джона Булля [прозвище
англичан]. Живые синие глаза светились спокойной радостью и выдавали
незаурядный практический ум, а пробившаяся на подбородке растительность
вкупе с орлиным носом придавали его лицу уверенный и мужественный вид. От
бравой наружности изрядно отставал гардероб: помимо воротника, который уже
не спасло бы никакое мыло, облик юноши портил дырявый камзол и тряпица из
хлопка, которая не могла скрыть следы схватки с аллигатором, оставленные
на штанине.
ее лице не было и намека на ту недружественную холодность, с какой
говорила она с ним днем раньше. Напротив, Канонда излучала привет и
радость.
не помеха ни крики гусей, ни гомон болтливых скво. Солнце уже высоко, а он
и не слышал, как к нему заходила сестра.
утренним приветом моей доброй заботливой сестре.
затем кинулась к своему домику, поставила корзину у входа и побежала к
другой, более просторной хижине. Через минуту-другую она вышла оттуда с
большим узлом.
одежду получше, - сказала она, убегая.
из костюма и свежего белья. Камзол синего сукна своим покроем даже
несколько напоминал форму офицера английского флота. Кроме этого, он
разжился панталонами, жилетом и сапогами. Столь необычное подношение
дикарки добавило ему новых сомнений и раздумий. Откуда у индианки эта
одежда? Снова пришел на ум гнусный пират. К лицу ли британскому мичману
пользоваться этим добром, но взгляд его скользнул по дырявому и
расползающемуся платью: нужда есть нужда.
вынужден влезать в чужую шкуру, - со смехом заключил он, сбрасывая
лохмотья и взглядом знатока оценивая новый костюм.
панталоны придавали их новому владельцу довольно элегантный вид, в
песочный жилет и совсем делал щеголем. Картинно размахнувшись, он с
отвращением швырнул в кусты у дома остатки своего прежнего гардероба.
похорошевшим молодым человеком и, с улыбкой взяв его за руку, потащила за
собой. У входа в свою хижину она остановила его и вскоре вышла из вигвама
с Розой. Не успел Джеймс и рта раскрыть, как оказался наедине с Розой.
Индианка опять улетучилась.