недешево обошлось мне любопытство миссис Коупленд...
он сам повесил на шею ребенка коралловое ожерелье. Может быть, это тайный
знак?
француженка или испанка. Это уж точно. А если вам не терпится узнать
побольше, воспользуйтесь удобным случаем. Вон там, в сарае, храпит один
краснокожий.
рома в руке и не обращая внимания на осуждающий взгляд капитана.
карабин. Но не успел миссионер приблизиться к спящему, как тот открыл
глаза и вскочил на ноги.
девочку, запечатлел на ее лбу нежный поцелуй. Индеец метнул быстрый взгляд
на девочку, впился глазами в коралловое ожерелье и вдруг задрожал, точно в
лихорадке. Он медленно попятился и, издав вдруг дикий вопль, стрелой
перелетел через кусты. Через несколько секунд он уже скрылся в лесу.
девочке?
сдержать слово, по крайней мере, пока я здесь. Правда, мое пребывание в
Кусе слишком затянулось. Я мечтаю о более спокойном месте. Если не
ошибаюсь, крики опять зашевелились. А это, поверьте, предвещает грозу.
Говорят, вождь окони снова вступил в союз со страшным Текумсе. А два этих
дьявола вместе могут весь мир спалить. Вот когда я буду уже внизу, в
Миссисипи, - слава Богу, эти места принадлежат нам, а не жалким испанцам,
- можете делать все, что вам вздумается.
нашей работы. Уж такая, право, неловкая, будто невесть где и родилась. Ей
бы лучше шитьем заниматься или еще каким рукоделием да в школу ходить.
Шьет она отменно, а пишет - не хуже учителя.
молочной дочери, если бы из сада не донесся крик, а через несколько
мгновений в комнату не вбежала бледная как полотно девочка. Ее била дрожь.
Малютка бросилась к проповеднику, с плачем упала перед ним и обхватила
ручонками его колени.
Когда же сквозь плач ей удалось выкрикнуть: "Он там!" - все уставились на
дверь и, раскрыв рот, опустились на стулья.
своим цепким взглядом и подвинул себе стул. Судя по облачению, это был
вождь высшего ранга. Его фигура, обтесанная суровой жизнью, казалась
поистине исполинской и таила в себе невероятную силу. Шея и голые руки
были перевиты ремнями мышц. Но самое сильное впечатление производила
голова, по древнему обычаю мико увенчанная диадемой из перьев. Узкий лоб,
резкие бугры скул, образующие две глубокие складки, в коих прятались
тонкие, как лезвия, губы. Одежда его состояла из подобия жилета дубленой
оленьей кожи, полностью закрывавшей широкую грудь, и пестрого поясного
платка, стянутого ремнем с вампумом и не доходившего ему до колен.
Мокасины были богато изукрашены. В правой руке индеец держал карабин, за
поясом боевой нож.
услышал имя индейца, жажда у него моментально пропала, это было имя
злейшего врага белых. Капитан осторожно поставил стакан и принялся во все
глаза разглядывать вождя.
дочь у бледнолицего брата, - сказал индеец. - Мико явился за тем, чтобы
взять ее в свой вигвам.
Так называет ее наш проповедник. Почему же вы сразу не открыли свое имя? И
почему не забрали ее раньше? Она доставила нам немало тревожных часов. А
если бы девочка пропала?
земельных владений. Станут они думать о каком-то вожде, - с горечью и
презрением усмехнулся индеец. - Но если бы девочка потерялась, ваши дети
поплатились бы за это головами! А теперь краснокожий вождь возьмет то, что
ему принадлежит.
убили?! - воскликнул миссионер с такой неожиданной отвагой, что заставил
хозяина дома струхнуть.
готовую размозжить череп девочки о ствол кедра? Кто ходил ради нее на
охоту, когда она еще ползала на четвереньках? Кто посылал ей меха,
отказывая себе в пище? Отойди, песье племя! Язык твой проворен, но сердце
глухо. Ты убеждаешь нас любить ближних, а эти ближние отнимают у нас
добычу, скот, землю и гонят в бесплодную пустыню.
заменивших ей родителей? - возразил неустрашимый миссионер. - Белый отец,
наверно, крепко рассердится. Он бы охотно за все заплатил!
всякой платы. Там, где дюжина едоков, можно прокормить и тринадцатого.
ибо индеец надменным жестом приказал ему помолчать.
а сердце хочет свободы. Он будет искать свою тропу там, где не ступала
нога бледнолицых. Ему нужна его дочь. Она будет варить ему дичь и шить для
него одежду.
индейцев. Среди них - две юные девушки.
Индианка подошла к нему и, сложив на груди руки, смиренно опустила голову.
девушка подошла к дрожащей Розе и повалила ее на ковер. Нижний угол ковра
она передала первой индианке, а верхний перекинула через плечо и как бы
обвязалась им. Затем она широкой лентой обернула розе бедра и, подняв ее,
вынудила тем самым обвить руками свою шею. На том их приготовления в
дорогу были закончены. Глазами, полными слез, наблюдали миссионер и жена
капитана, как ребенок, оцепеневший от страха, безмолвно покоряется
неведомой участи. Проповедник подошел к индианке и дрожащим голосом
сказал:
сестринскую любовь, свое доброе сердце к этой нежной травинке. Ты могла бы
ей быть вместо матери?
Розе на память о вашем учителе.
для его дочери. Он уходит. Тропа его долга, а путь тяжел. Но еще тяжелее
сердцу - видеть бледнолицых. Так пусть он никогда их больше не увидит.
Получалось, что он, вообще-то говоря, не слишком огорчен случившимся:
одной заботой стало меньше. А уж эта забота, как никакая другая, отнимала
у него сон.
насчет планов краснокожего вождя. Потом стали расходиться, весьма
довольные, что несколько дней обеспечены темой для застольных бесед. В
течение последующих месяцев заведение капитана все сильнее притягивало к
себе клиентов, и таким образом история с индейцем даже споспешествовала
обогащению хозяина. Но мало-помалу интерес к ней угас, а позднее
изгладилась самая память и о событии, затерявшемся в превратностях
переменчивой судьбы этого края.
нашего повествования в иные пределы и перебросить ее на пять лет вперед.
кипарисовых чащ, в междуречье Сабина и Натчеза лежит узкая полоса земли.
Она как бы раздвигает обе реки и по мере расширения плавно переходит в
холмистую гряду. Порой кажется, что природе вздумалось немного почудить и
как бы провести границу между двумя большими государствами.
Заросли, ощетинившиеся колючками, преграждают путь человеку, лишь оленю и
койоту дано иногда немного углубиться в них. Почва выстлана густым ковром
вьющихся стеблей. В этом предательском великолепии нет-нет да и мелькнет
пятнистая чешуя гремучей змеи, подстерегающей диких голубей, пересмешников
и белок. Извечный сумрак рассеивается лишь в редких просветах, и тогда
можно увидеть нагромождения гниющих стволов, поваленных частыми в этих