Чтение 111–й страницы книги ~Маздак~

-- По классовому врагу...--говорит Телешов. Короткое: "Пли!" -- и
господин пристав, дернувшись, валится на землю. Чары подходит, смотрит и
отходит в сторону. Примолкшие, задумавшиеся дайхане разъезжаются по аулам.

-- Вернулся? -- спрашивает сестра.--Ты чего же, не долечившись, удрал?!
Дурачок...

Она ведет Чары в санитарную теплушку, и он послушно идет за нею.
Демидко осматривает рубцы и хлопает его здоровенной ладонью по плечу.

-- Здоров як бык!..

После этого он дает Чары два маленьких кусочка металла.

Совсем по-другому встретили Чары в отряде. Командир Пельтинь отвернулся
от него. Комиссар строго смотрел прямо в глаза.

-- Вот что, джигит, -- сказал ему Рахимов. -- Если ты хочешь служить
рабочим и крестьянам, служи как нужно. У нас тут не аламаны! А за
самовольную отлучку из отряда командир дает тебе десять суток ареста.
Повторишь -- пойдешь под трибунал. Иди переоденься!..

Чары надевает свое армейское обмундирование, тут же отдает пояс, и его
ведут в караульное помещение. Он

532

лежит на тех самых нарах, где сутки назад лежал господин пристав.

Не спится Чары. Мерные шаги часового за стеной такие же, как и там, в
городской тюрьме. Но это совсем не то. Ведь только прошлой ночью лежал здесь
и слушал их господин пристав, которого утром расстреляли. А там, в тюрьме,
он выбил Чары зубы...

По классовому врагу!.. Где Чары слышал эти слова? Ах да, их много раз
повторял комиссар в то время, когда Чары сидел с закрытыми глазами...
Господин пристав -- классовый враг. И еще Шамурад-хан. Но с Шаму-рад-хана
раньше всех получит свой долг он, Чары.

Утром Мамедов приносит свежую лепешку. Но начальник караула Телешов
забирает ее.

--Служба есть служба...--говорит он строго.--Не царю служим!

Всегда горячий и задиристый Мамедов на этот раз опускает голову и
отходит, не сказав ни слова. А через минуту Чары ловит на себе теплый, как
всегда, взгляд Телешова.

Встретившись глазами с Чары, Телешов отворачивается. Он по-прежнему
суровый и строгий начальник караула. Но Чары не боится его.

Днем Чары работает: чистит картошку на кухне, моет полы в казарме,
убирает конюшни, а ночью думает...

Шамурад-хан объявился так же внезапно, как в прошлый раз. Банда у него
значительно меньше. Больше он не рискует нападать на железнодорожные
станции.

Шакалом петляет он по пустыне, угоняя и уничтожая стада. Где-то в
глубине Черных Песков создал он свою базу. И особый отряд уже две недели
кружит по его следам.

Неверны эти следы. Вот ступил конь на мягкий сьшу-чий песок. С верха
потревоженного бархана бесшумно оплывает песчаная лавина. Ветер разравнивает
ее. И никто никогда не догадается, что здесь только что проехал всадник.

Кони и люди долго пьют холодную и чистую, как слеза, воду. Верблюд
сегодня ходит по своей тропе дольше, чем обычно. На этом колодце отряд будет
ждать рассвета.

533

Комиссар замечает, что чабаны здесь хорошо знают Чары Эсенова. Они
сидят рядом, задают ему односложные вопросы. Он так же коротко отвечает.
Когда заканчивают ужин, один из стариков достает дутар. Он трогает струны,
слегка касаясь их всеми пальцами, и вдруг начинает петь резким, сильным
голосом песню, совсем не похожую на широкие, протяжные песни русской
равнины.

И в этот момент громко смеется молодой красноармеец Копылов. Улыбка
появляется еще на двух-трех лицах.

Комиссар внимательно оглядывает всех. Он видит, что внешне спокойный
Чары Эсенов натянут сейчас, как струна. Чары смотрит на Копылова, потом
переводит тревожный вопросительный взгляд на комиссара. Взгляд этот
перехватывает Телешов.

-- Ты чего это зубы скалишь? -- спокойно спрашивает он у Копылова. -- У
одного над песней посмеешься, у другого тебе нос не понравится А
человечества -- вон их сколько, не одна Рязань

-- Так я ничего, дядя Степан.. -- У Копылова сползает с лица улыбка.

-- То-то же! Не нравится -- не слушай. А смеяться нечего. Тебе смешно,
а человека так можешь обидеть, что всю веру у него подорвешь...

Комиссар не спускает глаз с Чары Эсенова. Разговор идет по-русски --
понимает ли он? Чары уже понимает.

Шамурад-хан затерялся в песках. Может быть, погиб он где-нибудь,
засыпанный ими, а может, снова перебрался на ту сторону гор и залечивает там
свои раны... Так или иначе, слухи о нем перестали гулять по пустыне.
Захватив в разных местах два десятка его приспешников, отряд вернулся на
базу.

Там уже ждали его новый приказ и эшелон. Отряду предписано было
погрузиться в течение суток для Х отправки на большую операцию в район
Ферганской долины.

Тридцать человек должны были остаться на месте. Чары Эсенов полдня
беспокойно ходил вокруг штаба, потом зашел и, увидев Рахимова, попросил
оставить его здесь.

-- Я не буду говорить комиссару об этом, -- ответил Рахимов. -- Ты
записан в список отъезжающих и поедешь с нами. Не хочешь -- уходи сразу и не
возвращайся!..

534

Понурив голову, пошел Чары в конюшню, вывел коня и повел к вагону.

-- Чего нос повесил? Заходи на остановках чай пить! -- крикнули ему из
санитарной теплушки.

Он посмотрел туда отсутствующим взглядом и ничего не ответил.

После многих рывков и толчков эшелон тронулся наконец с места. Чары,
сидя на корточках у отодвинутой двери, тоскливо смотрел на далекие горы. Он
оставлял здесь родной курган с крепостью и неотмщенные могилы своего рода. И
Чары, качая головой в такт колесам, едва слышно, почти про себя, запел
песню, что пел у колодца старый бахши...

Ничего, он уже уезжал отсюда и возвращался. И на этот раз вернется. Не
уйти Шамурад-хану от его справедливой мести.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Уже полгода носится Чары Эсенов по зеленой Ферганской долине, глотает
красную пыль Кызылкумов;

держа коня в поводу, перебирается через белые ледники Памиро-Алая.
Только сегодня проделал особый отряд добрых полторы сотни верст вдоль буйной
Карадарьи и вышел к Андижану, где ждал его бронепоезд "Роза Люксембург".

Комиссар, обходя эшелон, в котором базировался отряд, остановился,
привлеченный резким гортанным голосом Чена. Китаец быстро жестикулировал,
объясняя что-то Эсенову. Оба они сидели на корточках между путями. Напротив
них на стрелке устроился Телешов. Он курил и внимательно слушал китайца,
время от времени одобрительно кивая головой. Рядом стоял Мамедов. Этих
четверых теперь всегда видели вместе...

Но вот китаец вскочил, и комиссар увидел в его руках грифельную доску
из штабного вагона. На ней с большой точностью был изображен дайханин с
кетменем, по колено в воде, каких ежедневно видели бойцы по обе стороны от
дороги. Еще несколько быстрых штрихов -- и верхом на изможденном земледельце
уселся толстый самодовольный бай в дорогом халате с пиалой в руках.

-- У-у! Классовый враг!.. Стреляй будем!..-- выкрикнул Чен и погрозил
баю кулаком.

535

-- Классовый враг! -- четко повторил Чары Эсенов и вдруг, забрав у
китайца мелок, начал по-своему дорисовывать фигуру бая.

Чары не сидит уже на политзанятиях с закрытыми глазами. Все больше
понимает он беседы комиссара. Сама жизнь помогает ему понять их. Повидал он
много чужого горя. Немало видел сожженных аулов. Были они узбекские,
таджикские, киргизские, но большой разницы между ними не было. И люди, за
которыми гонялся теперь Чары по горам и долинам, хотя носили другие халаты и
тюбетейки, но злыми делами были похожи на Шамурад-хана, его кровного
врага...

Как только возвращается отряд в Андижан, Чары каждый вечер приходит к
санитарной теплушке. Они сидят и подолгу смотрят друг на друга.

-- Ну что молчишь?! -- бойко спрашивает она. А он молчит и не знает,
что ей сказать...

На вокзале, в буфете, работает Машенька, смешливая, курносая и
задиристая. Она густо красит брови и при встречах с командирами томно щурит
глаза. Проходя как-то ночью мимо сложенных штабелями бревен, Чары услышал
глубокий вздох. При ярком свете ферганской луны он увидел за бревнами
Машеньку. Рядом сидел здоровенный парень, командир взвода из
расквартированного в Андижане Казанского полка, тискал ее... Чары круто
повернулся и пошел к своему вагону. До него долетел сзади возбужденный,
счастливый смех женщины...

Всю ночь не мог заснуть Чары. На следующий вечер он пошел, как всегда,
к санитарной теплушке, где столько дней провел между жизнью и смертью.

Он долго смотрел на полураскрытую дверь теплушки и вздрогнул, когда в
ней появилась сестра. Она спрыгнула к нему на полотно дороги.