моста через Зеравшан. Налоги здесь вдвое меньше, чем в Эраншахре, и
туранский владыка не принуждает в вере...
здесь, как под кесарем или в Эраншахре. Лучшие художники из них по росписи
стен, тканей, посуды. Тайны китайских и всяких иных красок известны им.
Казненный когда-то объединитель всех земных вер -- пророк Мани сам был
великим живописцем и считал, что нет более достойного для человека
занятия...
великий маг Маздак, но к концу зимы, когда не хватает хлеба, стали в
Согдиане требовать раздачи из хранилищ. Где-то на пути к Пянд-жикенту
разгромили большой дасткарт и разобрали женщин из гарема тамошнего владыки.
Тогда собрались на совет согдийские великие и обратились за защитой к ка-
в наказание кругами по большой базарной площади. В Пянджикенте местные
великие прибили зачинщиков на три дня ушами к деревянным воротам шахристана.
По всей Согдиане начали убивать манихеев, и делали это те же бедствующие
люди, которых подкормили и одарили деньгами великие. Иудеи и христиане тоже
стали реже показьшаться на улицах...
все, и был он якобы из рода здешних царей. Среди людей ходили слухи, что не
сегодня завтра объявится он в Самарканде, и плохо тогда придется великим и
самому туран-шаху. Другие говорили, что Маздак уже в Согдиане, но скрывается
в горах и ждет намеченного времени...
девочки в Согдиане откликаются на это имя. Еще совсем маленькой девочкой
купили ее в горах, и до последнего времени жила она в хозяйстве у
мельника-дехкана, который хотел подарить ее в жены сыну. Но сын утонул при
паводке, и дехкан повез ее на женский базар вместе с другой
рабыней-старухой...
грудь вырисовывалась у нее под ке-тене, но это не вызывало у него никаких
чувств. Дядей звала она Авраама и бежала навстречу, когда он приходил...
танцовщицу, одарившую его. Она сама подошла к нему, когда стоял он в
смущении у жертвенного дерева...
Авраама понесло по Турану.
кайсаков, его друзей. Днем и ночью мчались они, засыпая в седлах и
просыпаясь при первом
стало казаться, что одно целое он с лошадью...
нескончаемое ущелье ехали они, пока не вырвались вместе с дувщим в спину
ветром в совсем уж бескрайнюю степь. Трава рвалась к солнцу, хлестала по
ногам, и стекал с коней и людей живой зеленый сок. А дальше были еще большие
горы и реки, и опять неделями мчались они в желтой, красной, синей степи...
справа и слева. И люди скакали меж ними, не отставая от двигающейся весны.
Легкие юрты были погружены на лошадей и гигантских косматых верблюдов.
Каждый туранский род имел свою тысячелетнюю дорогу к Северу и по ней же
возвращался назад с табунами, когда снег начинал заметать траву. И птицы
летели вместе с ними в ту и другую сторону...
сады, вставшие среди степи, прервали бы это постоянное движение, как нож
прерывает ток крови в живом теле. Дикие табуны остановились бы тогда в
недоумении и заметались в стороны, ломая ноги и погибая на не изведанных
предками дорогах. И птицы бы падали замертво, не желая опускаться на
тронутой человеком земле...
предупредили своих. Как в гости на соседнюю улицу поехали они, в любом
кайсацком шатре располагались как хотели, ели и спали. А раза два или три
Шерйездан простодушно сказал ему, что люди, у которых они ночевали, его
враги. И очень удивился, когда Авраам спросил, зачем же он останавливался у
них...
ко всяким границам. Сколько ни ехали они, везде говорили на одном языке. В
нем было много арийских корней и построений, употреблялись гуннские
сочетания, а весь он был проникнут единым словесным влиянием беспрерывно
накатывающихся откуда-то с Северо-Востока народов. Даже на окраинах степи
понимали этот язык. В Мерве и Самарканде все говорили на нем наряду с языком
пехлеви и согдийским...
текущего из гор Согдианы. Всякий раз сопровождающие его кайсаки
останавливались и с надеждой смотрели на Авраама. Им очень хотелось, чтобы
он нашел город Сиявуша.
вся земля до горизонта сделалась вдруг красной. Кайсаки знали поверье о
царевиче Сиявуше. Когда подлый интриган Гарсиваз оклеветал его перед
Кей-Афрасиабом, то опрокинул в злобе таз, наполненный его благородной
кровью. И каждую весну вырастают на том месте маки и тюльпаны...
туранского синего железа приходилось пробиваться через нее к берегам степных
голубых озер. Не боялось дождя и крови это железо. Когда Авраам спросил, где
плавят его, кайсаки вдруг замолчали. Шерйездан неопределенно махнул рукой
туда, где обычно вставало солнце. Чужестранцу нельзя было знать об этом...
с коня. Все та же степь была впереди.
все живое. А на пятый день обратного пути черная мгла от края до края
заволокла степь. Высохшая до звона трава горела, подгоняя отставшие табуны,
уничтожая все больное и слабое.
полдня носились по горизонту черные смерчи. А потом начала трескаться
окаменевшая земля, и ни одной травинки уже не оставалось на ней. В известных
только им глубоких ложбинах и у редких колодцев находили кайсаки корм для
лошадей. Пустая была степь, и орлы неподвижно стояли в белом горячем небе...
Самарканд, была уже середина лета. Дядя его Авель бар-Хенанишо пришел с
шелком из Китая. На торговом подворье ковали лошадей и лечили верблюдов для
дальнейшего пути...
сундук, одеяла, какие-то горшки и всячески ругала пытавшегося помогать
Шерйездана. Тот послушно отходил в сторону и только вздыхал. С самого начала
невзлюбила она его. Кровь согдийки говорила в ней...
Шерйездан. Самый высокий дар это был среди них, означавший родство. Кейпчаки
-- "царские ножи" называли себя служилые кайсаки.
поддерживаемого надутыми козьими шкурами парома еще видны были их силуэты на
прибрежных барханах. Потом вдруг сразу, как сон, растаяли они в туранской
белой мгле...
гряды холмов. Верблюды заволновались и стали все сразу. А потом, сорвавшись
с места, обрывая веревки и роняя поклажу, понеслись в пустыню. В ужасе
кричали что-то люди...
хлынула серая вода. Она стремительно приближалась, взбегая почему-то на
поросшие саксаулом бугры. Тусклым серебром отсвечивали волны, и шум был
тихий, грозный, как у прорвавшей плотину реки...