налитый могучей древней кровью, был ближе всего к нему. Крохотный изогнутый
ножичек вынул он и принялся подрезать ногти. Все смотрели на этот ножичек...
Истахре есть дасткарт для слепых царей...
узеньким лезвием, проверил пальцем остроту. -- Двадцать тысяч латников не
будут в силах сделать этого завтра!
Светлолицый смотрел на огонь...
они узкими проходами. Пустая черная площадь была оцеплена с четырех сторон
гусарами. Их пропустили как диперанов...
на полях не было людей. Далеко у горизонта стояли светлые горы.
города...
нескончаемой сказке, которую тысячу и одну ночь рассказывает царю мудрая
дочь ва-зирга, чтобы продлить жизнь...
потому что многие из великих разыскивали красных диперанов и прокалывали им
зрачки. Там было тихо: Фарше двард -- младший брат Быка-Зармихра, владевший
дасткартом у гор, почему-то не приезжал, а дехканы и люди-вастриошан
по-доброму относились к Аврааму. В землянке с Исфандиаровым рабом Ламбаком
жил он и все слушал его неимоверные истории про горных, лесных и водяных
дивов.
Когда выговорил Авраам как-то имя его при старом мобеде -- служителе
местного Огня, -- тот затрясся и пошел не оглядываясь. Раб Ламбак крепко
закрывал свои глаза и прятал лицо в руках, чтобы не видеть и не слышать...
от тлеющего очага, и, как черное курчавое видение, стоял на пороге молодой
цыган. Мокрые волосы и глаза его искрились от огня, тень изламывалась на
стене. Авраам не сразу узнал того мальчика Рама, что лазил к азатам под
стеной...
почему -- не открывался. Только когда ехали уже вдвоем в ночи, сказал он про
"Замок Забвения"...
посмели его, опасаясь азатов. С ним сделали, как уже делали в древности с
отступившими от закона Кеями: имя их не должно быть произносимо в Эраншахре
при свете дня, и язык отрезается тому, кто вспомнит его. На земле остается
только тело того, кто некогда был царем, а самого его больше не существует.
И не знает никто, где находится этот замок...
И подумалось Аврааму о человеческом естестве, которое одинаково у всех.
Безродный цыган не забыл, как запретил Светлолицый рубить руку мальчику,
укравшему курицу. Крепче ли арийская память? А разве он, ученый христианин
Авраам-- сын Вах-ромея, не подивился только что людским чувствам у другого
человека?..
ибо знал Авраам, где следует искать воителя Сиявуша.
ветки стыли во тьме, подрагивая под ветром, дующим от реки. Ни единой души
не было в саду дасткарта, куда впустил его охранявший въезд Фар-хад-гусан. И
другой азат не спросил по арийской сдержанности, что понадобилось там
беглому диперану...
платану. Была середина ночи, и не знал он, что делать. Так и стоял он, пряча
всякий раз голову в плечи, когда ветки стряхивали с себя темную воду...
смотрела она, подняв к небу лицо. Авраам знал, что это его она ждет. Он
вышел из-за платана, взял ее стынущие руки. Она покачнулась и вдруг
заплакала громко и несчастно, как и всякая женщина:
локтем размазывала слезы по лицу.
подбородок, нос сморщился от плача. И совсем некрасивой стала Фарангис...
кивнула головой и стала обтирать лицо краем покрывала. Не спросив ни о чем,
повела она Авраама к калитке...
стороне, закрывшись тяжелым шелком. Фонтан неслышно извивался по синим
каменным ступеням, и воитель Сиявуш сидел безразличный, в ремнях, с волчьим
кулоном на груди. Про то, что знал от цыгана Рама, сказал ему Авраам...
носки шнурованных дорожных туфель выглядывали из-под плотного коричневого
плаща, кожаная накидка закрывала голову. И не смотрела она уже на Авраама.
Он видел, как тонкий серпик достала она из-за подушки...
недвижен был черный человек, и только длинные староперсидские усы колыхались
от ветра. А может быть, показалось Аврааму, и была это просто тень от
мокрого, утерявшего листья дерева...
азата-горца в башлыках и с волчьим знаком Испахпатов на груди. Рам ехал
впереди всех, выбирая дорогу.
рассказали ему, что провезли мимо них светлолицего человека с кожаным щитом
на глазах. И живущий в Чертовом Провале старик подтвердил, что это и есть
царь царей. А в замке на скале заточили его за то, что разрешил цыганам жить
на одном месте. Не позволялось им раньше строить стены от ветра и оставаться
на ночь под крышей в селениях Эраншахра...
неведомые времена, превратились в белых сычей и кричат во тьме, чтобы не
уснула стража.
Демавенду. Шепотом сказанное слово нескончаемо гремело и билось о камни,
поднимаясь со дна ущелья. Вечная ночь была внизу, и звезды не уходили с
неба. Имени не имело это место...
нечистую скалу и даже воду не пили из текущей оттуда речки. До земли были
волосы у старика, и страшно было смотреть в его черные уснувшие глаза. От
века не стриженные ногти на руках и ногах стучали о камни, когда
передвигался он от своей пещеры вверх, к замку.
он Аврааму. Не такой уж безумный был старик, который убирал в замке и возил
туда воду. Каждое утро шел он наверх по узкой, высеченной в скале дороге,
ведя над пропастью слепого мула с мехами по бокам. А днем, когда слабый свет
появлялся в небе, уходила туда цыганка, завернутая в цветное -- красное,
желтое и синее -- покрывало. Кувшин с козьим молоком несла она на плече...
воителя Сиявуша с этим стариком. Словно падающий град сыпалась речь Рама, а
старик слушал и качал головой. Временами он засыпал...
вовсе не призывал их царь Бахрам Гур для развлечения людей в Эраншахр.
Когда-то, много веков назад, имели землю домы. Богатые города и селения
стояли на берегу великой реки в их стране. Но пришли арийцы и все разрушили.
Мужчин убивали они, а женщин забирали для себя. В лес убежали уцелевшие
домы, и только обжигом деревьев разрешили им заниматься. А те, кто остался,
просили подаяние, пели и играли, потому что нет на земле добрее и веселее
людей.
все, что хотели, ибо на их земле это выросло. Правители посылали войско,
которое избивало и топтало слонами не знавших оружия домов. И
луриев-музьпсантов ловили и убивали в селениях. Куда придется бежали цыгане
тогда от родины своей -- Индии...
Корнев Павел
Суворов Виктор
Березин Федор
Ильин Андрей
Гюго Виктор
Браун Дэн