человек из общины и оставлял им хлеб перед входом в пещеру. Из диких камней
и деревьев построили молельню, и ночью виден был там желтый колеблющийся
свет. Персы в округе молча покачивали головами, но сами привозили к большому
камню у пещеры хворост для топлива и крученые хузанские тыквы...
растворилось в желтом свете, но сердце его не могло успокоиться. И каждый
день начал приходить он сюда. Белые дивы кричали во тьме, и ка-
висел мостик...
большая старая женщина, посмотрела на него грустным недобрым взглядом. Взяв
с камня железный пестик, она принялась мерно бить в подвешенный к дереву
старый бронзовый щит. Звуки получались глухие и слабые, от них хотелось
закрыть лицо руками.
задержалась, сдвинула покрывало...
пустыне. Авраам встал, нетвердым шагом подошел ко входу в молельню. Глаза
его привыкли постепенно к желтому мерцанию лампады. Земляной пол был
подметен и присыпан травой, выпирали из стен обмазанные глиной дикие камни.
Но лишь потом разглядел он все это...
кресте. Тело его не имело мышц и реальных выпуклостей, из пробитых гвоздями
ладоней потоками лилась грубая охра. Но сухой хруст вдруг послышался
Аврааму, слоновье хрюканье и стоны из-под воды...
ушли они сюда от мира. Им, распятым жизнью, необходимо было плакать над
чьими-то ранами. Выше всех других сил оказалась сила сострадания. Это был
гимн духу человеческому. И нужна была именно грубая охра...
однажды подошла к нему Белая фарангис...
спокойно и отрешенно. Холодный саксаганский серпик под подушкой был в
чьей-то другой жизни. Авраам уже слышал, что какой-то христианин подобрал в
ущелье застрявшую в ветках женщину...
шуршанием перелетали над травой кузнечики...
кузнечики. Однажды она тихо сказала :
слезы брызнули из глаз, бурно сотрясалось все тело. Почему он
плакал?.. И о чем?.. Он никогда еще так не плакал...
материнские глаза. И понял, что к тому, на кресте, обращены они...
острова и брусок красного железа на приподнятой наковальне. Чего-то не
хватало. Мар Авраам оглянулся: призрачной стеной по горизонту стояли
холодные горы. Тогда он закрыл глаза. И вдруг горький забытый запах
почувствовали его ноздри. Факельные реки потекли со всех сторон света,
дымное солнце летело над Ктесифоном...
мире. Обычная заря красила зелень деревьев, многократно отражаясь в
зеркальной стене дворца. Это было красиво...
остановились сзади. Авраам дышал воздухом юности. Двадцать лет его не было
здесь...
ковали железо. А что сделал он? Собрал книгу царей и воителей Эраншахра,
которая умещается на одного осла...
отряд за ним, мар Авраамом -- сьшом Вахромея?.. Какую главу предстоит ему
дописать в бесконечной истории Эраншахра?..
царей, и совсем как на монетах стало его лицо
сам решил дописать главу, которую начал в юности. И всех оставшихся в живых
звал в свидетельство. .
В годовщину "Красной Ночи" великий диспут произойдет здесь на виду у мира.
Уже ждали за воротами города истинно верящие в правду. Пять лет назад, после
того как потащили крючьями эранспахбеда и артештарансалара Сиявуша, уехали
они с наследником Кавусом в Шизу. На месте сгоревшего храма Огня возвели они
там великий "Дворец Правды". Рассказывали, что несколько раз менялся уже
среди них Маздак. А теперь они возвращались в Ктесифон, где возгорелось
когда-то великое пламя...
подаренной туранскими внуками. Обычная жизнь шла в Ктесифоне. Врач Бурзой
массировал больного, как будто не было этих двадцати лет. На торговом
подворье еще громоздились развалины, но главный склад был уже свободен от
мусора. Ровный и молчаливый Авель бар-Хенанишо с деревянным крестом на груди
проверял сбрую, зубы и копыта мулов из уходящего завтра каравана. Лишь
волосы его посерели и еще больше выгорели глаза от ветра и солнца пустыни.
Большой иудей со знакомой бородой вкруг лица занимался какими-то подсчетами.
Он, новый высокий иудейский экзиларх Вениамин Мар-Зутра, повел мар Авраама в
свой дом...
самого пола. Это был знаменитый мудрец со Святой горы, навестивший здешнюю
общину. В углу комнаты он сидел и держал дрожащими руками большую книгу с
медными застежками. Безмерно печальны были черные остановившиеся глаза
маленького Аббы..
размазывала слезы по круглому лицу и все жаловалась на неблагодарность
мужчин. В доме у старого раба при дасткарте Спендиатов жила Мушкданэ .
цыгане звякали бубнами, просили подаяние голодные, и тяжелыми молотами били
железо кузнецы в черных прожженных фартуках.
пригнувшись и закрыв ладонью лицо. Его хлопали по другой ладони, а он
угадывал -- кто. Если неправильно, все дружно приподнимали его и ударяли с
размаху задницей о дувал Совсем дети это были..
роста и стати подобрали их, и расширяющиеся к концу арийские мечи казались
маленькими у них в руках. Ноги их были длинные и крепкие, а у локтей
вздувались четкие тугие бугры. Остроту оружия проверял у них сотник,
прикасаясь всякий раз большим пальцем к синему железу. .
сотники остроту мечей. Звон и шевеление слышались в предрассветной холодной
мгле. Мар Авраам пустил рысью лошадь к ведущим из Атурпатка-на воротам...
готовясь к въезду в Ктесифон. Мар Авраам остановился в стороне, и они
поглядывали на него, не прекращая суеты...
отгоняя хоботом слепней от язвы за ухом. Потом установили на нем крашенную
бронзой площадку и подтолкнули вверх человека, закутанного в красное
полотно. К нему еще лазили несколько раз, поправляли факел в его руке и
одергивали складки покрывала.
Ктеспфон!.
густо белено пудрой. Седой карлик Гушбастар -- "Слушающий ночные сны" ни на
шаг не отходил от него, и вздрагивал всякий раз огромный безгубый рот. Все
они были здесь: приземистый, загребающий ногами-крючьями Барсук, простоватый
вождь из Истахра, важный и значительный Лев-Разумник. Наследник царя царей
Кавус с теряющимся подбородком все тыкался, как слепой, выбирая себе место,
пока не поставил его Фаршедвард сразу за слоном...
курток. Давно забытые красные кабы с карманами для зажигательных стрел
надели все. Эти куртки не налезали на раздавшиеся за двадцать лет тела и
шеи, и пришлось вшивать куски новой кожи. Красные вставки выделялись при
Беляев Александр
Акунин Борис
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Андреев Николай