ярком солнце на старых выцветших одеждах...
громкими голосами, по-молодому подталкивали друг друга под локти, смеялись,
перебегали из ряда в ряд. А потом громко запели "Песню Красного Слона", и
невыносимо было слушать их...
продолжали все смотреть, словно приглашая запеть вместе с ними. Но в воротах
сразу тише стали они. Фаршедвард подхватил своим сильным, звучным голосом
припев о юном вожатом-копьеносце, но совсем умолкли они на улицах города.
Лишь время от времени дул кто-то в большой карнай, который несли на
плечах...
базар людей перегораживали им дорогу, и приходилось задерживаться, поджидать
отставших. Жители стояли на перекрестках, глазея на слона и человека с
факелом наверху. Дети по бокам весело взбивали пыль босыми ногами, собаки
лаяли из-за дувалов...
горных гнезд Испахпатов, пробиты в граните жилища, и узкая тропа в мир
завалена чудовищными глыбами. По дороге в Ктесифон из Мерва рассказали ему,
что туда, за вечные тучи, ушли оставшиеся в живых красные деристденаны.
Местные жители говорили, что землю из долин принесли они с собой и
выращивают на ней хлеб для себя. И еще говорили, что живут
долин от притеснений великих, а когда пробьет час, они зажгут факелы и
спустятся из-за туч...
не показалось ему, что он видит этих людей за тучами -- с длинными руками,
привыкшими мять тяжелую глину, ковать сошники, ткать ковры, сучить шелк. В
солнечных красных кабах были они, и он узнал среди них гончара и его
братьев...
плоскостопого Барсука, Льва-Разумника. Нет, к этим не спустятся уже из-за
туч люди с факелами...
коврами, и три человека стояли на нем: в середине новый мобедан мобед с
бритым сухощавым лицом, по правую руку от него -- епископ христиан Востока,
а по левую руку -- главный раввин Ктесифона и Междуречья. Сзади помоста
толпились люди, и были среди них врач Бурзой и маленький иудейский старец со
Святой горы. В полутьме арки багровела царская завеса, желтые львы сидели по
краям, и недвижные бронзовые тени застыли вдоль ковровой дороги...
и неровные ряды истинно охраняющих правду. Кони были отобраны у них на
подходе, но шли они по старшинству, каждый в своем ряду. И остановились,
тоже не смешиваясь, пере т. царской завесой.
который был на слоне Чсл>лек под покрывалом зашевелился, переступил ноглмп и
потянул факел к завесе.
трубы сграшн^ утверждающе. К холмам укатился их беспош шыи р^л, и тысячу раз
усиленный голос спросил:
покрывало со сзогго лшц Круглей нос
это был, бь ы:ли; на-юмогрщик
Двое или трое начали бить себя кулаками по голове.
Резкий изгиб бровей повторял линию подбородка, и что-то еще от птицы Симург
было в его лице. Быстрые глаза обежали площадь, правую руку поднял Хосрой,
сын царя Кавада...
Жалобно затрубил вдруг слон, по-собачьи затряс спиной. Сбросив Мардана, он
тяжело вздыбился и побежал, волоча за собой красный ковер. Его выпустили из
синего прямоугольника.
сторон. С любопытством смотрели азаты на теснящихся посредине площади людей.
Мечи азаты держали перед собой в боевой позиции, на уровне глаз, по
"Аин-намаку"...
увидел он там И плыл над миром человек на красном слоне с факелом в руках
Ясные серые глаза и непомерно высокий лоб были у него
вымести прах из всех углов и закоулков, дабы ничто из происходившего не
осталось сокрыто
писца-дабира с прямыми рукавами и прямыми, без всяких закруглений, полами.
Лишь тяжелая золотая чернильница на ремешке, висящем через шею, определяла
его место в государстве. И как только надел он этот халат, сердце опять
забилось ровно, правильными, размеренными ударами.
Султана, сердце у него билось неправильно. Не потому, что он, Великий Вазир,
уходил оя-дел государства. Сановники, как и правящие дома, приходят на смену
друг другу по воле бога, ибо все в его руках. Но если это происходит без
серьезной провинности с их стороны, то делается в установленном порядке.
Низам ал-Мульк его титул, и Величайший Султан в таких случаях сам
высказывает своему первому рабу согласие с его желанием оставить поводья
правления. Но без страха глядящий в глаза дикому тюрку-карлуку с кривым
клычем 1 в руке султан Малик-шах струсил, как обычно, передать собственными
устами такое решение ему -- своему вазиру. Туграи -- Хранителю Печати
поручил он это сделать. Тот, безусловно, один из немногих, тоже имеющих
право на нисбу ал-Мульк, но даже равным не положено объявлять друг другу
султанскую волю. Туграи же в здании государства не равен вазиру. Он лишь
одна из колонн, в то время как вазир -- купол законности и порядка.
уже тридцать лет установленном в доме Сельджуков2 им, Абу Али аль Хасаном
ибн Ис-
свою власть над Передним и Средним Востоком.
Государства". А разве "государство" не от слова "государь", как бы ни
пытались затуманить это ясное понятие некие многоумные имамы... Вот тогда и
застучало у него сердце...
Мерве, а там, при доме султана в Исфагане, великий мустауфи Абу-л-Ганаим,
чей титул Тадж ал-Мульк, не терял зря времени. Сам Малик-шах обычно не
придавал значения речам мустауфи. Но была Тюрчанка...
шихне-коменданта -- Мерва бывшего гулама1 Кудана. Мерв-аш-Шахиджан, город
царей от сотворения мира, отдавался во власть безродного раба, чья сила лишь
в извечной гаремной слабости. Со стороны мустауфи это было продвижение
слоном на чужое поле. Он ведь знал, что раисом Мерва, пасущим стадо
подданных-райятов от лица государства, здесь Осман ибн Джа-мал -- внук
Великого Вазира. Но настолько ли тонок му-етауфи, чтобы преугадать еще там,
в Исфагане, то, что потом случилось?..
"Опора Султана" и третий золотой пояс, прибыл в Мерв с полутысячей гуламов и
только на следующий день явился к нему, Великому Вазиру, для целования руки.
В красивых выкаченных глазах его была наглость. К Осман-раису,
приходившемуся ровесником, бывший гулам вовсе не зашел. Это было явное
нарушение порядка, ибо власть шихне относится к одному лишь войску, а во
всем другом он обязан принимать слово раиса, тем более если раис из
семейства вазира государства. Нельзя давать войску власти над райятами, ибо
Конан-Дойль Артур
Верещагин Олег
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Василенко Иван