ярком солнце на старых выцветших одеждах...
громкими голосами, по-молодому подталкивали друг друга под локти, смеялись,
перебегали из ряда в ряд. А потом громко запели "Песню Красного Слона", и
невыносимо было слушать их...
продолжали все смотреть, словно приглашая запеть вместе с ними. Но в воротах
сразу тише стали они. Фаршедвард подхватил своим сильным, звучным голосом
припев о юном вожатом-копьеносце, но совсем умолкли они на улицах города.
Лишь время от времени дул кто-то в большой карнай, который несли на
плечах...
базар людей перегораживали им дорогу, и приходилось задерживаться, поджидать
отставших. Жители стояли на перекрестках, глазея на слона и человека с
факелом наверху. Дети по бокам весело взбивали пыль босыми ногами, собаки
лаяли из-за дувалов...
горных гнезд Испахпатов, пробиты в граните жилища, и узкая тропа в мир
завалена чудовищными глыбами. По дороге в Ктесифон из Мерва рассказали ему,
что туда, за вечные тучи, ушли оставшиеся в живых красные деристденаны.
Местные жители говорили, что землю из долин принесли они с собой и
выращивают на ней хлеб для себя. И еще говорили, что живут
долин от притеснений великих, а когда пробьет час, они зажгут факелы и
спустятся из-за туч...
не показалось ему, что он видит этих людей за тучами -- с длинными руками,
привыкшими мять тяжелую глину, ковать сошники, ткать ковры, сучить шелк. В
солнечных красных кабах были они, и он узнал среди них гончара и его
братьев...
плоскостопого Барсука, Льва-Разумника. Нет, к этим не спустятся уже из-за
туч люди с факелами...
коврами, и три человека стояли на нем: в середине новый мобедан мобед с
бритым сухощавым лицом, по правую руку от него -- епископ христиан Востока,
а по левую руку -- главный раввин Ктесифона и Междуречья. Сзади помоста
толпились люди, и были среди них врач Бурзой и маленький иудейский старец со
Святой горы. В полутьме арки багровела царская завеса, желтые львы сидели по
краям, и недвижные бронзовые тени застыли вдоль ковровой дороги...
и неровные ряды истинно охраняющих правду. Кони были отобраны у них на
подходе, но шли они по старшинству, каждый в своем ряду. И остановились,
тоже не смешиваясь, пере т. царской завесой.
который был на слоне Чсл>лек под покрывалом зашевелился, переступил ноглмп и
потянул факел к завесе.
трубы сграшн^ утверждающе. К холмам укатился их беспош шыи р^л, и тысячу раз
усиленный голос спросил:
покрывало со сзогго лшц Круглей нос
это был, бь ы:ли; на-юмогрщик
Двое или трое начали бить себя кулаками по голове.
Резкий изгиб бровей повторял линию подбородка, и что-то еще от птицы Симург
было в его лице. Быстрые глаза обежали площадь, правую руку поднял Хосрой,
сын царя Кавада...
Жалобно затрубил вдруг слон, по-собачьи затряс спиной. Сбросив Мардана, он
тяжело вздыбился и побежал, волоча за собой красный ковер. Его выпустили из
синего прямоугольника.
сторон. С любопытством смотрели азаты на теснящихся посредине площади людей.
Мечи азаты держали перед собой в боевой позиции, на уровне глаз, по
"Аин-намаку"...
увидел он там И плыл над миром человек на красном слоне с факелом в руках
Ясные серые глаза и непомерно высокий лоб были у него
вымести прах из всех углов и закоулков, дабы ничто из происходившего не
осталось сокрыто
писца-дабира с прямыми рукавами и прямыми, без всяких закруглений, полами.
Лишь тяжелая золотая чернильница на ремешке, висящем через шею, определяла
его место в государстве. И как только надел он этот халат, сердце опять
забилось ровно, правильными, размеренными ударами.
Султана, сердце у него билось неправильно. Не потому, что он, Великий Вазир,
уходил оя-дел государства. Сановники, как и правящие дома, приходят на смену
друг другу по воле бога, ибо все в его руках. Но если это происходит без
серьезной провинности с их стороны, то делается в установленном порядке.
Низам ал-Мульк его титул, и Величайший Султан в таких случаях сам
высказывает своему первому рабу согласие с его желанием оставить поводья
правления. Но без страха глядящий в глаза дикому тюрку-карлуку с кривым
клычем 1 в руке султан Малик-шах струсил, как обычно, передать собственными
устами такое решение ему -- своему вазиру. Туграи -- Хранителю Печати
поручил он это сделать. Тот, безусловно, один из немногих, тоже имеющих
право на нисбу ал-Мульк, но даже равным не положено объявлять друг другу
султанскую волю. Туграи же в здании государства не равен вазиру. Он лишь
одна из колонн, в то время как вазир -- купол законности и порядка.
уже тридцать лет установленном в доме Сельджуков2 им, Абу Али аль Хасаном
ибн Ис-
свою власть над Передним и Средним Востоком.
Государства". А разве "государство" не от слова "государь", как бы ни
пытались затуманить это ясное понятие некие многоумные имамы... Вот тогда и
застучало у него сердце...
Мерве, а там, при доме султана в Исфагане, великий мустауфи Абу-л-Ганаим,
чей титул Тадж ал-Мульк, не терял зря времени. Сам Малик-шах обычно не
придавал значения речам мустауфи. Но была Тюрчанка...
шихне-коменданта -- Мерва бывшего гулама1 Кудана. Мерв-аш-Шахиджан, город
царей от сотворения мира, отдавался во власть безродного раба, чья сила лишь
в извечной гаремной слабости. Со стороны мустауфи это было продвижение
слоном на чужое поле. Он ведь знал, что раисом Мерва, пасущим стадо
подданных-райятов от лица государства, здесь Осман ибн Джа-мал -- внук
Великого Вазира. Но настолько ли тонок му-етауфи, чтобы преугадать еще там,
в Исфагане, то, что потом случилось?..
"Опора Султана" и третий золотой пояс, прибыл в Мерв с полутысячей гуламов и
только на следующий день явился к нему, Великому Вазиру, для целования руки.
В красивых выкаченных глазах его была наглость. К Осман-раису,
приходившемуся ровесником, бывший гулам вовсе не зашел. Это было явное
нарушение порядка, ибо власть шихне относится к одному лишь войску, а во
всем другом он обязан принимать слово раиса, тем более если раис из
семейства вазира государства. Нельзя давать войску власти над райятами, ибо
Адамов Григорий
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Махров Алексей
Маркелов Олег