Чтение 65–й страницы книги ~Маздак~

' Мутрибы-- актеры I

2 Сиасет-намэ, с. 34, 43.

275

из дней возможно все у них отобрать, а другие люди будут радоваться и
славить правителя.

Лучше всего, когда ничего своего не имеет человек, а тем только живет,
что получает по милости султана. Тогда не приходит ему в голову мысль о
мятеже, ибо боится потерять ежемесячное жалованье и остаться вовсе без
хлеба. От имущества у людей самостоятельность, и имеющий две коровы не в
меру строптивей того, кто имеет одну. Но так как пока еще недостижимо, чтобы
ничего своего не имели люди, а есть у каждого дом, жены и дети, то пусть
знают, что во всякий день могут быть посланы к ним мушерифы, которые обвинят
их в мятеже и отберут все. Ибо каждый из людей только раб султана, а значит,
и имущество это не его, а султана.

Об амирах тут говорится особо. Посылая их править на места, ни в коем
случае нельзя позволить им забывать, что только на время -- в икта -- дается
ему тот край на пользование. Ни брату, ни сыну не может иктадар передать
свои права, ибо не его личное это имущество и люди, а тоже султана. А чтобы
не утверждались они на местах и не заводили себе сторонников, нужно как
можно чаще менять их, переводя из области в область. Тогда не будет опоры у
эмиров, и станут во всем полагаться лишь на благоволение султана.

Много есть примеров, как подрезали государи постромки своим эмирам, но
лучше всего поведать здесь о Хосрое Ануширване. Когда увидел этот царь, что
правитель Азербайджана окреп, завел там себе сторонников и неохотно уже
лобызает пол перед высочайшим троном, то тайно отправил доверенного гулама в
его владения. Известна стала к тому времени жалоба оттуда от некой старушки.
Достали ее из ящика, прочли. И как только подтвердилось, что незаконно
отобрали там у нее огород, царь сказал: "Итак, приказываю о сем самоуправном
правителе: отделите кожу от тела, бросьте мясо собакам, набейте оболочку
соломой и повесьте над воротами дворца. При этом объявляйте всенародно в
течение семи дней: если кто впредь станет проявлять у нас в государстве
жестокость или отнимет незаконно хотя бы торбу соломы, курицу или пучок
травы, то поступят с ними так же!"

276

Эмирам и сановникам впрок пойдет этот рассказ. Справедливость
Ануширвана несомненна. И всякий эмир поймет, что всегда можно отыскать
старушку к случаю.

На место среди других книг бережно положил он поучения царя Ануширвана,
откуда рассказ о старушке. Все здесь собрано у него, но нет венчающей
мудрость вершины. Не нашли еще "Ден-намак" -- великую книгу о тайнах
правления...

Сегодня Тюрчанка не мешала молитве, а он был внимателен, доходя до
преклонения колен. Вчера только увидел он ее воочию в четырех шагах, так как
рядом сидела она с Величайшим Султаном. Не позволено такое, потому что не
наследуют по закону Высочайшее Стремя дети Тюрчанки. И занавес тоже был
сдвинут, чтобы прикрыть наготу ее лица. Не ждали они там его, а потому и
цыган призвали прямо в гарем. Всякое, конечно, допустимо для султана, но не
на виду у всего города. Тень бога он на земле, и что будет, если с
легкомыслием начнут относиться к этому?..

Абу-л-Ганаим, вазир, обязан был воспрепятствовать такому сборищу. Но
криводушен сей муж, и как бы не подтвердилось нечто с ним, как с лукавым
Раст Равишем в давние времена. Следует сказать мушериф-эмирам, чтобы усилили
наблюдение...

Про то, что явился экзиларх Ниссон и ждет при воротах, было доложено
ему. Он кивнул головой и пошел в сад. Иудею положено ждать...

Шагирда еще не было в саду, и присохшие квадраты дерна валялись у
арыка. Однако окончательно договорено вчера с султаном, что насовсем
отпускается к нему шагирд. Опять покривились при этом губы Абу -л-Ганаима.
но свое давнее право у него на этого юношу.

Досчитав деревья, он остановился, прислушиваясь. Дети не кричали больше
в селении Ар-Разик, и порядок был в мире. Про некий хауз посреди селения
снова подумалось ему. Сидит или нет там какой-нибудь старик с палкой в руке?
Постояв еще немного, пошел он назад. Зайдя к себе, он взял калам, простучал
трижды по столу и сказал, чтобы впустили иудея.

277

II. ВАЗИР (Продолжение)

Еще не вошел экзиларх Ниссон, а некое прозрение посетило его. Как же не
видел он этого раньше? Одни глаза у иудея с Тюрчанкой, а у той глаза точно
такие же, как у беспутного имама. Незримая связь между ними, и когда катится
калам от блудницы, то является имам Омар. И иудей, конечно, тут же!

От разных народов они: имам, блудница и иудей, но некий тайный свет у
них в глазах. Будто известно им нечто, чего не знают прочие люди, и
раздражает это всякого правоверного. Нет правил для таких, и наперекор
божьему порядку норовят утвердить себя...

А иудей уже вошел и смотрит на него своими ласковыми глазами. Пятьдесят
лет знает он этого экзилар-ха, всякую неделю встречается с ним в
книгохранилище Беи-Натаниила из Нишапура, но каждый раз возникает
беспокойство при таком его взгляде. Снова чего-то хочет добиться тот, но не
получится сегодня у иудея.

Нет опаснее народа для государства, и не бывает смуты без них. Даже с
богом своим не сумели поладить они. Многое от иудеев, и когда предвидится
недовольство в державе, им первым следует напоминать о страхе божьем. Для
этого нужно ежечасно указывать людям в их сторону. Тем самым достигается
спасительный страх иудеев перед беспорядками, а правоверные удовлетворяют
свою душевную нужду.

Именно теперь нельзя уклоняться от положенного в обращении с иудеями. О
шатрах и овцах говорится в их завете, и близко это кочующим тюркам.
Зовущиеся хазарами из народа тюрков уже царей привезли к себе на Итиль из
дома Давидова, другие же в Маверанахре следуют учению распятого пророка Исо,
который от того же иудейского корня. А здесь на еврейку Эсфирь и самого
Бахрама Гура, чья мать была от них, ссылаются иудеи в подтверждение своего
родства с царями.

Понимание и согласие в глазах экзиларха Ниссона. Да, он нисколько не
обижается на старого друга, на великого вазира, можно сказать. Кому не ясно,
что за времена сейчас пошли и чего еще можно ждать впереди. Конечно же
такому человеку, вазиру, можно сказать, после ухода от дел приходится быть
особенно строгим в соблюдении закона. Тем более закона с евреями. Все пони-

278

мают это в Хорасане, и никто не имеет никаких претензий, боже упаси!..

Нет, не сказал этого вслух экзиларх, а только обежал комнату взглядом,
понимающе приподнял брови и по-своему качнул головой. Для себя он как будто
это проделал, но понятней все было, чем на словах. И только потом послышался
певучий голос:

-- Вы призвали меня с этой здравицей, я знаю!..

Не останавливаясь заговорил экзиларх Ниссон, чтобы не попросить
разрешения сесть, как требуется от них в присутствии правоверного. Вечная
гордыня в глубине блеснувших глаз у иудея, из-за которой сразу неспокойны
становятся другие люди. Джахуддан -- "любимые богом" -- называют издавна их
среди персов, но когда идут из квартала мясников громить их дома, то кричат
по-базарному "джугит" -- "собачьи любимцы".

Экзиларх между тем говорит об иудеях, всегда ценивших устройство и
порядок в государстве, установленный их старым покровителем, великим
вазиром, можно сказать. Всегда оберегал и предупреждал он их, если
что-нибудь делали не так. Кому, как не им, необходимы мир и спокойствие, ибо
кто же они: врачи, красильщики, музыканты, мастера чеканки, шапочники,
гранильщики камней, люди пера и люди базара! Никому не нужны станут их руки
и умение, если случится разруха в государстве. Зачем же лишать их своих
правил жизни, если даже от великого Пророка, можно сказать, которому
поклоняются люди в этой державе, дано им на то разрешение...

Все правильно говорит экзиларх, и нельзя относиться к людям Писания,
как к гябрам, шаманствующим, идолопоклонникам и прочим. Книги их не отрицал
Пророк, и к ним первым обратился со своим словом. Когда же правоверный
государь свидетельствует перед халифом, то клянется также торой и
евангелием. Но речь-то не о божьей клятве, а о здравице с формулой правящего
дома, и ни к чему здесь иудейское упорство.

А тот уже и сам понял, что неубедительны его доводы. Как видно,
заготовил он к такому случаю нечто необычное. Но не проведет его на этот раз
иудей!..

Экзиларх Ниссон больше ничего не говорит. Он разворачивает сложенное
вчетверо шелковое покрывало с желто-синими птицами. Маленькие сухие руки его
двигаются осторожно, словно что-то живое в них. Видится уже из-под покрывала
кожа с тиснением, тускло побле-

279

скивает бронза. А длинная белая борода экзиларха вскидывается к
потолку, и совсем по-детски открываются большие черные иудейские глаза.
Радостное сияние в них, и доверчиво протягивает он обеими руками книгу. Это
"Ден-намак", начало начал, утерянная некогда людьми книга установлении
Эраншахра...