Чтение 75–й страницы книги ~Батый~

вооруженный копьем... Ветер залетал в окно и осыпал Мусука снежной
пылью.

Послышался шорох. Мусук оглянулся. Перед ним стояла, вся закутанная в
легкую материю, маленькая стройная женщина. Голова повязана пестрым шар-
фом. Расширенные глаза смотрят тревожно, чего-то ждут, спрашивают. Жен-
щина сделала шаг вперед:

- Мусук?

Мусук повернулся. Зазвенела сталь его кольчуги.

- Одна мысль меня жжет, - прозвучал знакомый голос. - Ты тоже взял
деньги, полученные за меня?

Мусук жадно вглядывался в блестящие глаза.

- Я виноват только в том, что не был дома, когда братья увезли мою
маленькую Юлдуз. Если бы я видел это, я бился бы с ними, как со злейшими
врагами. Узнав, что они сделали, я проклял свою юрту и отрекся от отца и
братьев.

- Теперь я снова могу жить!

Она хотела сказать еще что-то, но остановилась. Мусук заговорил рез-
ко:

- Теперь Юлдуз - жена моего повелителя. Он дал мне коня, меч и
кольчугу. Он щедр, заботлив, справедлив к своим нукерам. Он храбр и
быстр в решениях. Он делает великие дела. Он пройдет через всю вселен-
ную, и не найдется ни одного полководца, который сумеет победить его...
И я любил его...

- А теперь? спросила задыхающимся голосом Юлдуз.

- Теперь я должен его ненавидеть.

Юлдуз с кошачьей гибкостью обвила его руками. Она почувствовала леде-
нящий холод кольчуги. Лицо Мусука побелело. Он оставался таким же непод-
вижным и холодным, как его кольчуга.

- Разве ты больше не мой Мусук?

Юлдуз коснулась маленькой рукой щеки Мусука. Он почувствовал аромат
неведомых цветов. Он трепетал полузакрыв глаза, не зная, как поступить.

- Скажи, Юлдуз,. он тебя очень любит?

- Меня?.. Я сама не знаю, за что он меня любит! Бату-хан сказал мне
однажды, что я дала ему три горячие лепешки, когда он скрывался нищим от
врагов. За эти три лепешки он обещал подарить мне три царства - север-
ное, восточное и западное... Теперь я скажу ему, что ты мой брат, и он
осыплет тебя подарками, как в сказке. Он завернет тебя в парчу, даст ал-
мазный перстень и табун лошадей!

- Ты скажешь, что я твой брат? Братья продали ту, которая была мне
дороже аллаха и всей вселенной! У меня остался конь, он мне лучше брата.
Я уйду от Бату-хана...

Юлдуз отшатнулась, но снова бросилась вперед и ласкала руками суровое
лицо Мусука.

Дверь скрипнула, послышалось насмешливое - дзе-дзе!. Оба оглянулись.
В дверях стоял Бату-хан.

Из соседней кельи в приоткрытую дверь смотрели приближенные хана.

Глава пятая. ТОРОПИСЬ!

В узкой келье отца ключаря на лежанке, крытой овчиной, сидел, подоб-
рав под себя ноги, широкий, грузный Субудай-багатур. Старый полководец
немигающим раскрытым глазом всматривался в древнюю икону, написанную на
покоробившейся доске. На ней был изображен святой Власий, покровитель
домашнего скота и прочих животных.

- Вот этот бог нашему монгольскому улусу приятен! - громко рассуждал
сам с собой Субудай и старательно рассматривал суровое темно-коричневое
лицо Власия, его седую бороду с вьющимися на концах колечками, - Это
наш, настоящий монгольский бог! Он любит и бережет скотину, охраняет ко-
ров и баранов и стережет лошадей. А нашим коням нужен защитник, иначе
они погибнут здесь, в стране урусутов, где дороги загораживают болота,
ели да сосны высокие, как горы. А харакун от злобы и неразумия сжигает
скирды с хлебом и стога сена... Скажи, Саклаб, - ты сам урусут, для чего
они все это делают? Не лучше ли покориться монгольскому владыке Бату-ха-
ну?

Тощий раб, сидевший на скамье возле двери, равнодушносонным голосом
отвечал:

- Я уже сорок лет здесь не был. Ничего теперь не знаю, что думают на-
ши суздальские мужики. Все с тобой шатаюсь по белу свету, а с людьми не
говорю. Кроме котла и поварешки, ничего не вижу.

Субудай продолжал поучать своего раба:

- Ты все забыл, Саклаб! Так нельзя. Надо все помнить и все объяснить
своему господину. - Субудай выпрямился и заговорил резким, повелительным
голосом: - Сходи посмотри, стоят ли нукеры на местах, не дремлют ли? И
сейчас же вернись ко мне!

- Так и знал! Даже ночью покоя нет! - ворчал, уходя, Саклаб.

Субудай зажмурил глаз. Голова его свесилась, рот раскрылся. Он заснул
и увидел во сне... степь, беспредельную, голубую, и колеблемые ветром
высокие желтые цветы. Багровое солнце, заходившее за лиловые холмы, уже
закрывало свои дверцы. Стадо сайгаков неслось по степи, прыгая через
солнце. - Торопись доскакать до уртона, пока солнце не спряталось! -
шепчет чей-то голос. Он протягивает руку, чтобы удержать солнце. Рука
вытягивается через всю степь, в руке копье. Острие прокалывает насквозь
солнце... Это уже не солнце, а залитая кровью голова рязанского воеводы
Кофы, которого нукеры схватили израненным, а он все бился, пока силач
Тогрул ударом меча не срубил старому воеводе голову... Голова раскрыла
глаза, насмешливо подмигнула и прошептала:

- Торопись! А то завязнет в снегу твое нечестивое войско...

Грубо стукнула дверь. Огонек лампадки закачался, тени запрыгали на
потолке. В келью вошел, задевая за ножки скамьи, засыпанный снегом ог-
ромный монгольский нукер. Меховой колпак с отворотами закрывал уши и ли-
цо. Виднелся лишь нос с черными отмороженными пятнами и двигавшиеся с
трудом губы:

- Внимание и повиновение!

- Я слушаю тебя, - сказал равнодушно полководец,

- Черный урусутский шаман повторял два слова: - Байза -, Субудай. Он
толкался и лез сюда. Сотник Арапша приказал провести его к тебе.

- Где черный шаман?

- Здесь, за мной! - Монгол отодвинулся. За ним стоял, тоже весь в
снежной пыли, черный монах с длинным посохом и котомкой за спиной. Чер-
ный клобук спускался на густые брови.

Субудай, прищурив глаз, смотрел на монаха. Тот снял клобук. Полуседые
кудри и длинная черная борода показались очень знакомыми. Монах загово-
рил по-татарски:

- Байза! Субудай-багатур! Важные вести.

- Уходи, - обратился полководец к нукеру. - Постой за дверью. Я позо-
ву тебя.

Монгол, топая огромными гутулами, вышел. Дверь закрылась. Оглянув-
шись, монах скинул верхнюю просторную одежду, подошел к Субудаю и сел
рядом на лежанке:

- Я переоделся монахом. Благословлял черный народ. Все целовали мне
руки.

- Дальше, коназ Галиб!

- Я спрашивал всех, где находится великий князь Георгий Всеволодович.
Кругом я слышал тот же вопрос: - Где князь Георгий, где собирается войс-
ко?.. - Все, кто может, точат рогатины и топоры. Все идут толпой на се-
вер. Я тоже торопился. Где мог - садился на сани, где не было попутчиков
- шел пешком, только чтобы тебе угодить.

- Дальше, коназ Галиб, дальше!

- Простаки подвозили меня на санях, говорили; - Молись за нас, прине-
си нам победу!

- Довольно об этом! Где коназ Гюрга?

- Я проехал тропою через древние, непроходимые леса.

- Куда?

- По реке Мологе.

- Молога. Где Молога?

- К северу... За важные вести ты обещал мне мешок золота.

- Я еще не слышу важной вести. Ты все едешь, едешь, а все без толку.

Князь Глеб остановился и недоверчиво посмотрел на каменное лицо пол-
ководца. Крючковатые пальцы его протянулись вперед, ожидая обещанного
золота.

- Великий грех беру я на душу! Иду против родного народа. На том све-
те бесы будут на вилах палить меня огнем.

- Хорошо сделают! Ты это заслуживаешь.

- Я жду золота.

- Я дам его. Дам много. Говори, что знаешь.

- Молога впадает в Волгу, а в Мологу впадает речка Сить. На этой реч-
ке есть погост Боженки. В нем старая церковь. Около церкви в поповском
доме живет князь Георгий Всеволодович. Там же собирается войско.

Субудай отшатнулся. Его глаз закатился кверху, точно рассматривая
старый бревенчатый потолок, затянутый паутиной. Левой рукой он полез за
пазуху, достал истертый кожаный кошель, затянутый пестрым шнурком с жел-
тым янтарным шариком на конце.

- Здесь триста золотых. Половину ты получишь сейчас, другую - когда
мы приедем на эту речку Сить. Ты покажешь дорогу. Если ты обманул, на
реке Сити ты будешь надет на вилы и сожжен над костром. Мои монгольские
нукеры сожгут тебя живьем с большой радостью.

Князь Глеб, заикаясь, прошептал:

- Но это очень мало!

- Не хочешь, не бери!

Субудай ловко, одной рукой, помогая зубами, развязал кошель, высыпал,