гом, свистнул, сказал: - Дзе-дзе! и поспешил дальше. Монголы вышли через
калитку в тихий монастырский двор, где протянулись сараи и конюшни.
пуклыми умными глазами посмотрел на Бату-хана. Голова его снова упала, и
ноги, белые до колен, забили по снегу.
или добрые друзья! Они завидовали, они не хотели, чтобы я на нем догнал
и зарубил коназа Гюрга... О-о! Скажи, вороной, кто погубил тебя!
боку.
узнай, кто убил моего скакуна?
положил руку на больной бок, ощупал и надавил.
факих вытащил из раны тонкое железное острие.
лос.
острие. Женщины убивают шпилькой своего господина, когда он спит, но ни-
когда не убьют его коня. Это сделали добрые друзья. Я говорил тебе, не
заводи поддакивающих блюдолизов, а держи около себя только верных
слуг... Это обломок кинжала!
Ты верно служил мне, но коротка была твоя жизнь. О-о!
Все поспешили за ним. Около двери своей кельи Бату-хан остановился и об-
вел мутным взглядом, точно кого-то разыскивая. Он вошел, взял глиняный
кувшин с вином и покосился на Субудая:
вещенная поставцом с горящей лучиной, лежала Юлдуз-Хатун. Она посмотрела
на подходившего Бату-хана скорбными глазами и натянула себе на голову
соболью шубу.
И-Ла-Хэ.
ее казнить. Это сделали от моего имени мои друзья... - Он припал губами
к кувшину и стал пить вино, которое стекало ему на грудь. Он покачнулся,
опустился и растянулся на полу.
Предстоит далекий и очень быстрый переход. Будьте все наготове. Я прика-
зал позвать юртджи! Где они?
ный со всех сторон, горел, как костер. Монахи бегали, выкатывали бочонки
с вином и елеем, выносили иконы. Согласно грозному приказу Бату-хана: -
Не убивать и не обижать урусутских шаманов, - монгольские воины не тро-
гали монахов, но при удобном случае, когда сотники не замечали, сдирали
с монахов подрясники, соблазненные добротностью просторной одежды.
жал, что кругом происходит. Субудай-багатур приказал бережно завернуть
его в пушистую долгополую шубу, поднесенную архимандритом. Джихангира
уложили в наполненные сеном раскрашенные сани. Рядом посадили закутанную
в шали Юлдуз. Китаянка И-Ла-Хэ ехала в другом возке, охраняя имущество
седьмой звезды.
встречные погосты. Воины забирались в каждую избу, вытряхивали из сунду-
ков полотенца, сарафаны, рубахи и порты, - все годилось, все переходило
в монгольские переметные сумы и в розвальни, следовавшие за отрядом.
Монголы выгребали из закромов зерно, жарили его в своих котлах и ели
горстями, сидя у костров.
удивленно осматриваясь. Рядом с санями стояли выпряженные кони с подвя-
занными к мордам торбами. На снегу были просыпаны ячменные зерна и валя-
лись клочки сена.
пытливо смотрели карие глаза. Бату-хан отвернулся. Невдалеке начинался
молодой еловый лес. На опушке дымились костры, толпились люди, проезжали
всадники. Дальше виднелась окраина деревни. Горели ярким пламенем избы,
доносились крики, яростный лай собак.
шевеля губами:
черных шаманов.
ли многих наших воинов. Мы гонялись за проклятыми, а они точно не видят,
что им спасенья нет, грызутся, как затравленные волки.
к саням и подтащили их к костру. Бату-хан стоял, недоверчиво косясь на
всех. Он вышел из саней, засучил рукава и присел на корточки, грея над
огнем потемневшие от грязи ладони.
рит ослепительный. Бату-хан поднялся. Вздрогнув, все замерли на месте.
ягод и трав. Но я не умер. Заоблачные боги сохранили меня для великого
дела, которое прославит монгольское имя. Тень моя вылетела из моего тела
через раскрытый рот и унесла меня в небесные голубые просторы, где
царствует мой дед, Священный Правитель. Да, и я увидел его, и он говорил
со мной...
еще длиннее, почти до колен. Он сказал: - Ты, мой внук, хорошо продолжа-
ешь мое дело. Ты ушел на запад на девятьсот девяносто девять переходов
от горы Бурхан-Халдун, где под высоким кедром в золотом гробу покоится
мой прах. Я все вижу и знаю, что ты не уберег моего младшего сына, хана
Кюлькана, Почему ты не уберег его? - И я ответил деду: - Я твоя жертва!
Я виноват в этом, ты можешь казнить меня. Я внимаю и повинуюсь! - Еще
рано казнить тебя. Ты был далеко от хана Кюлькана, когда он погиб. Так
ответил Священный Правитель. - Сперва я должен казнить тех, кто убил мо-
его сына. Хан Кюлькан до сих пор не прилетел ко мне. Его тень скитается
над холодными снежными полями урусутов. Бродит по лесам, воет по-волчьи
и пробирается ночью между спящими монголами, разыскивая своих убийц. Хан
Кюлькан стонет и плачет: - Я хотел подвигов и славы, а умер молодым и
безвестным! Никто не споет песни о молодом хане Кюлькане! Я не успоко-
юсь, пока монголы не сделают славного подвига, о котором будут со стра-
хом и ужасом рассказывать наши враги и гордиться им наши внуки и правну-
ки...
стоящих тихо военачальников:
горькую ошибку. Тень хана Кюлькана получит на земле успокоение и приле-
тит на крылатом коне к тебе, наш повелитель, чтобы встать в ряды твоих
небесных призрачных воинов!
вая головой, старый полководец всхлипывал:
одно колено:
назад, пока ее не выполнишь. Со всем своим туменом и с туменом кипчакс-