Чтение 11–й страницы книги ~К "последнему" морю~

Абд ар-Рахман рассказал, что он передаст золотой перстень с
редким камнем и надписью мудрого Сулеймана, меч дамасской
гравированной стали, золотой кубок с талисманом, предохраняющим от
отравы, и другие ценные подарки.

- Позволь мне дать тебе один полезный совет, - сказал
старшина. - Ты знаешь, что арабы, кроме дамасских клинков,
особенно славятся прекрасными благородными конями...

- Но где же я могу взять коня? Отправляя меня послом,
святейший халиф мне его с собою не дал.

- Мы хотим помочь тебе. Ты поедешь на прием к Бату-хану на
том самом чистокровном арабском коне, на котором приехал сюда к
нам и с которым ты так умело справился. Не всякий может сесть на
такого горячего жеребца. А тебе следует с честью подъехать к шатру
Бату-хана. Все простые смертные должны приближаться к этому
священному шатру пешком. Ты же объяснишь страже, что должен
предстать перед светлые очи Саин-хана на коне, присланном халифом
багдадским ему в подарок в знак дружбы. Если же хан татарский
разгневается, то, увидев чудесного красавца коня, он тебя простит
и полюбит.

Другие купцы добавили:

- Прими еще от нас куски разноцветного шелка для его жен,
"украшений вселенной", и ожерелье из двадцати семи драгоценных
жемчужин для его любимой молодой жены Юлдуз-Хатун.

Абд ар-Рахман ответил;

- Я не имею слов, сил и уменья, чтобы отблагодарить вас,
почтенные соотечественники. Среди вас я самый младший, а вы меня
возносите, как старшего. Конечно, это сделано вами не в силу моих
заслуг, а как знак вашего почтенья багдадскому халифу, - да
возвеличится могущество его и да будет над ним мир!

Старшина купцов сказал, что сам позаботится о том, чтобы Абд
ар-Рахман был принят татарским ханом, и предложил остановиться в
его доме, пока не настанет торжественный день приема.

* Часть третья. В СТАВКЕ БАТУ-ХАНА *

Глава первая. "ЗОЛОТОЙ ДОМИК"

Тумен* "синих непобедимых" примчался к берегам великой реки
Итиль близ ее впадения в Абескунское море и рассыпался по равнине,
пустив разгоряченных коней щипать сухие метелки серебристого
ковыля.

Первая сотня личной охраны джихангира на молочно-белых конях,
переплыв глубокий рукав, разбила свою стоянку на узком длинном
островке. В верхнем, северном конце его, на каменистом бугре,
переливался радостными яркими красками странного, необычного вида
небольшой домик-игрушка с легкой кружевной башенкой, весь
выложенный цветными изразцами. Каждая плитка имела рисунок
затейливого цветка с завитками и узорной каймой, и в каждом цветке
был вплавлен тонкий лепесток червонного золота. В ярких лучах
утреннего солнца весь домик сверкал и светился, точно сделанный из
раскаленных углей.

Этот дом-игрушка, по приказу молодого владыки Бату-хана, был
выстроен на развалинах древнего города в кратчайший срок
замечательным китайским мастером, строителем и изобретателем, Ли
Тун-по, вывезенным из Китая еще Потрясателем Вселенной Чингиз-
ханом. Сюда же сделали огромный путь китайские мастера рабы, - из
трех тысяч мастеров до Итиля добрела только небольшая часть.

Ли Тун-по стоял у входа в сказочный домик, большой толстый, в
просторной черной шелковой одежде до пят, с маленькой шапочкой на
затылке, с которой длинное павлинье перо ниспадало на его широкую
пухлую спину. Безбородое одутловатое лицо Ли Тун-по, всегда
невозмутимо спокойное, седые усы, свисавшие по краям рта, и
заплывшие узкие глазки, казалось, говорили о каком-то странном
несоответствии между философски-созерцательным настроением
китайского строителя и сверкающим красотою, жизнью и
фантастической сказкой капризным созданием великого мечтателя.

Ли Тун-по застыл близ входа, выложенного плитками
разноцветного рисунка. Сложив руки на толстом животе, строитель
равнодушно посматривал на шумную, озлобленную, ревущую толпу
рабов, двумя тесными рядами стоявших вдоль дороги.

К китайцу подошел молодой татарский воин. Серебряный пояс
стягивал его тонкий стан. На поясе висела кривая сабля в зеленых
ножнах. Рукоять, украшенная бирюзой и алмазами, говорила о ханском
благоволении. Он приблизился стремительной бесшумной походкой: что-
то гибкое, кошачье чувствовалось во всех его движениях.

- Тысячу лет тебе еще жить, мудрый, искусный Ли Тун-по!

Улыбка освещала загорелое юное лицо.

Ли Тун-по с трудом поклонился, коснувшись концами пальцев
каменной плиты.

- Тебе тоже желаю прожить тысячу лет, достойный тайджи*
Мусук, и со славой умереть на поле битвы! "Ослепительный",
кажется, уж близко?

- Еще до захода солнца он будет здесь! - сказал воин. - Ты,
вероятно, теперь уже спокоен и счастлив, мудрый Ли Тун-по?

- Я был счастлив, пока выполнял приказание великого
джихангира, - грустно покачивая головой, простонал китаец. - Но
чему я могу радоваться теперь? Счастливые дни труда над созданием
моей мечты - чудесного дворца - прошли... А впереди -
утомительный, залитый кровью поход. Мне опять прикажут сооружать
камнеметы... приносить людям ужас и смерть... А ты покинешь меня?

- Джихангир отправит меня вперед, - ответил Мусук, - с
отрядом самых смелых разведчиков. Да и я сам буду просить об этом.
Джихангир не любит встречать меня в своей ставке.

- Он в тебе ценит бесстрашного находчивого нукера, поэтому и
не держит в своей свите веселых рассказчиков, годных только для
вечерних пиров.

Тайджи Мусук нахмурился и махнул безнадежно рукой:

- Может быть, не потому!.. Но больно говорить об этом!
Вспомним лучше, как мы с тобой старались изо всех сил, чтобы
выполнить в срок повеление джихангира. Оценит ли он наши труды?..

Оба стали вспоминать время, проведенное на постройке
"золотого домика". Ли Тун-по приказание выполнил: маленький
чудесный походный дворец джихангира вчерне был уже выстроен в
девять месяцев - счастливое предзнаменование! Девять месяцев ушли
на устройство гончарной мастерской, обжиг разноцветных изразцов с
глазурью, поливной посуды, глиняных труб для водопровода,
китайских узких печей "канов", проходящих из комнаты в комнату...
А сколько времени ушло на поиски нужных сметливых рабочих! Много
пленных, забитых плетьми, сложили свои кости вокруг сказочного
домика. Их изможденные тела сбрасывались в великую реку. Она
смывает всякое горе! И тела погибших, качаясь на волнах,
сопровождаемые стаями крикливых чаек, были унесены рекой в бурное
Абескунское море.

Теперь искусный строитель Ли Тун-по, возможно, получит высшую
награду из рук самого джихангира - право вернуться на родину!..
Конечно, благодарность получат и другие. Вот уже выстроились в ряд
свирепые надсмотрщики рабов с треххвостыми плетьми на перевязи. Им
немало пришлось потратить сил, чтобы заставить стонущих и
ругающихся рабочих трудиться без отдыха над постройкой дворца и
днем и ночью, при свете костров. Надсмотрщики уже получили
подарки... Джихаигир щедр, он, конечно, наградит и рабочих. Чтобы
не оскорбить светлого взора джихангира своим грязным, жалким
видом, на рабочих надели халаты всех цветов и размеров. Эти халаты
были привезены из складов военной добычи, принадлежащей
джихангиру. Рабочие кутались в розовые, желтые, красные, полосатые
халаты, из-под которых виднелись босые грязные ноги и концы рваных
шаровар...

Где же, однако, Бату-хан? Его все нет. Уже вдали проехали
запыленные сотни из тысячи телохранителей Бату-хана: одни на рыжих
конях, другие на красно-пегих, третьи на темно-гнедых, и все они
скрылись среди холмов.

Наконец прискакал монгольский всадник на взмыленном коне и,
задыхаясь, крикнул:

- Хан тяжело болен! Разжигайте огни! Пусть всюду горят
костры! Пусть молятся и поют шаманы! Джихангира надо согреть - он
уже остывает!..

Глава вторая. БАТУ-ХАН ГОВОРИТ...

Из степи приближался длинный караван верблюдов, охраняемый
всадниками. Выделялось несколько особенно высоких верблюдов,
желтых, с цветными яркими паланкинами, - под их занавесками
притаились "драгоценные жемчужины": семь главных жен Бату-хана.
Они кричали, требуя к себе хитрого упрямого строителя золотого
дворца, китайца Ли Тун-по.

Он тотчас же переехал в лодке через проток. Опускался на
колени перед каждым верблюдом с паланкином. Оттуда слышались
крики:

- Мы приехали, чтобы поселиться в новом дворце! Кто смеет нас
задерживать? Почему нас не перевозят на остров? Мы сами войдем в