потоки крови сбегали на серые холщовые порты. После пятнадцатого удара
кнут уже сделался мягким от крови, и кат взял второй, запасной кнут с
жестким сухим сыромятным ремнем.
тряпицей, склонилась на сторону. Немец-лекарь в иноземном кафтане, сняв
широкополую шляпу, подошел к столбу и приподнял закрывшееся веко.
становясь перед палачом.
тридцать плетей, тогда и разговор будешь иметь.
убивание - И лекарь громко закричал: - Герр Антуфьев, на пару словечка! Вы
желайть наказать человечка, котори помираль, совсем капут?
"учение ленивых" с крыльца своего дома.
подбоченясь, остановился, ожидая следующего.
дававшего ему мази и декокты, помогли перенести последствия казни. Две
недели пролежал Касьян на животе и наконец, пошатываясь от слабости, в
сопровождении приставника направился на новую работу в четвертую штольню.
С ним вместе шло около десятка рабочих в железных наручниках. Кроме
приставников, окружали их несколько казаков с пищалями.
травой. Игравшие в бабки ребята на мгновенье оторвались, чтобы взглянуть,
кого ведут, и опять принялись за метанье костяшек - зрелище им было не в
диковинку. У крайней избы партию догнала Аленка. Улучив удобную минуту,
она подбежала к Касьяну и сунула ему узелок с запасом.
Касьянушка, крепился и не очень печалился: они-де тебя из ямы выдюжат.
отбежала.
мшаными полянами и чахлыми кустарниками.
другим проходили за дощатую скрипучую дверь. Угрюмый, равнодушный ко всему
Касьян шагнул через порог и оказался в жарко натопленной избе с пузатой
печью. Изба была полна народу. Здесь ему, как и другим, дали затасканные
кожаные рукавицы и чугунный светильник с топленым салом, похожий на
сковородку.
закрылась, его охватил слепой, мертвенный, непроглядный сумрак, в котором
сальным пятном выделялась часть стены, освещенная огоньком светильника.
последовал за ним и оказался на квадратной площадке, где стоял
присмотрщик.
оборвись и береги башку, вмиг отшибешь темечко.
было пролезть человеку. В стене около ямы торчали железные скобы.
Присмотрщик привычным движением ухватился за первую скобу, спустил ноги в
яму, потом перехватился за нижнюю скобу и скрылся под землей.
изба, полная казаков и присмотрщиков. Вспомнил переданный Аленкой наказ
деда "крепиться, они-де с Наумкой его выдюжат", и ухватился за скобу. Его
ноги болтались в темноте и нащупали что-то твердое. Это была узка
перекладина приставной лестницы. За ней последовала другая перекладинка.
Придерживаясь руками, Касьян стал спускаться вниз и через десятка три
ступенек очутился на следующей нижней площадке.
дальше!
в земле и новые скобы в стене. Касьян снова погрузился в яму и спускалс
все ниже по сырой скользкой лестнице. Он боялся замедлить - сверху за ним
шваркали и спускались две ноги в тяжелых сапогах и сыпали комья сырой
земли.
Всюду капала вода, откуда-то сильно дул ветер, и глубокий мрак подавлял
безнадежной тоской. Касьян видел светлое пятно от светильника на уходившей
вверх, покрытой плесенью и слизью толще темной земли и две перекладины, за
которые он цеплялся.
колено. Вправо и влево шли ходы, дудки, низкие и узкие - двум человекам с
трудом разминуться. Касьяну пришлось нагнуть голову, чтобы войти в эту
дудку, где в тусклом свете слабо мелькала тень ушедшего вперед
присмотрщика.
окрик, и Касьяну пришлось шарахнуться в сторону и прижаться в выбоине в
стене, чтобы пропустить рабочего, толкавшего вперед тачку, наполненную
кусками красноватой руды.
в ряд всех обреченных на подземный труд.
волюшка приелась, что пришли сюда в смертоносный мрак?
обрывками бараньей шкуры, весь косматый и дикий. С половины головы свисали
до плеч спутанные пряди волос, другая половина головы была когда-то
выбрита, как у каторжника, и отросшие волосы торчали жесткой щетиной. Одна
нога, также обмотанная шкуркой, была прикована трехаршинной цепью к тачке.
Несмотря на грязь и сумрак, лицо этого обреченного поражало бескровной
серой бледностью.
корыту крыс кормить?
все еще не укротился?
зверя смиряет.
лучину не добудешь.
Сказано в книгах: "От отца-матери иди, не в один, а в оба гляди!" А я,
кажись, не в подворотне свет видал, где только не побывал, даже теперь в
ад преисподний живьем спустился.
нет? Верно, на боковую залег, лодырь?
и нос чуть не отъели, не только сальную свечку, а и трут и кремень
слопали. Чем же мне было лучину разжечь?
рядом с ним рабочим. Тут были и старые бородатые мужики, были и молодые
парни, одни позажиточнее, другие в лохмотьях. У каждого был мешок за
спиной и чугунный или глиняный светильник в руке.
сторонке, свалены тачки. Каждый выбирай себе тачку посподручнее. Когда
тебя обвенчают с ней, то поздно потом жаловаться, что закадычная не по
нраву. Будете получать хлеба печеного по фунту в день и соли фунт на три
месяца. А если кому еще поесть охота, так пущай сродственнички
подкармливают.
каждого трехаршинной двенадцатифунтовой цепью к тачке. Тупо звучали молоты
в низкой пещере с влажным, неподвижным воздухом.
по четыре человека, и каждую увел в разные тупики. Там он приказал сейчас
же начать выламывать руду. Он объяснил ежедневный урок каждого, и за
выполнение его должны были отвечать все четверо по круговой поруке.
прозвищу Неумытый, и двумя бородачами, оказавшимися раскольниками,
бежавшими на "вольные места" в Сибирь. Когда все четверо оказались в конце
низкого мрачного тупика с душным и парным, как в бане, воздухом, они
остановились и невольно замолчали.
рядком да послушаем, что я здесь надумал.
Присмотрщик, зевая, стоял в стороне. Изоська подмигнул на него:
пообещать ему. - И старик обратился к стражнику: - Послушай, служивый,
тебе будет муки фунта два с походом и еще кое-что. А ты уходи подальше да
прогуливайся, а ежели станешь много говорить, то заставим тебя лягушек