ловить, сиречь в яме утопим.
медленно пошел, пригнувшись, по коридору, раскачивая фонарем из
промасленного пузыря.
день, сколько урок положен. Это, ребятушки, немалый труд, придетс
работать до седьмого поту. Бей во все, колоти во все, но и того не забудь,
что в кашу кладут.
в угол, калачом свернулся - вот те и печка.
тут не теряй времени и начинай работу. Я не вор и не тать, только на ту же
стать, и здесь до конца веку сидеть не стану, да и вам не пожелаю. Всю
ночь, пока вислоухий не прочухается, нужно цепь засапожным ножом пилить. А
когда стража пришла, тут я согнулся дугой и стал другой, будто и не я. Мы
вольные казаки, и нас не удержат никакие замки...
план, как убежать из подземной шахты.
дудка, как та, где мы свои тачки раздобыли. Там идет сверху вниз, как
колодец, прямая и широкая труба, глубиной сажен сорок. В ней на цепях и
канатах движутся две бадьи, когда одна идет вниз, другая подымаетс
кверху. Мы должны эту бадью насыпать рудой, а рабочие наверху бадью
подымут. Так вот в этой бадье мы и подымемся обратно в мир...
послышались шаги присмотрщика, и все четверо принялись за ломку руды.
Изоська притащил в своей тачке пук длинных лучин, завернутых от сырости в
рогожу, и приказал затушить фонари:
топленым салом, с которой свешивался зажженный фитиль. Рядом в поставце
горела дымная лучина.
породу, вытаскивали и опять вонзали, пока не отваливались глыбы руды.
Затем обивали глыбы молотком и освобождали чистую руду от ненужной земли
или другой породы.
нагружалась в бадью. Когда бадья была засыпана, забойщик кричал в
шахтенную трубу (колодец), и верхние рабочие воротом вытаскивали ее на
поверхность земли.
синего, то затянутого тучами, такого далекого, и ему казалось, что он не
так отрезан от людей, не совсем погребен в темных каменных дудках.
Спал он на сырой соломе, среди липкой грязи, подложив мешок с хлебом под
голову. Ночью крысы поднимали возню, дрались между собой, с писком и
взвизгиванием носились по шахтам.
яйцами и ягодными шанежками. Ее приход был праздником и для Касьяна и дл
Изоськи Неумытого, у которого не было ни одного близкого на заводе и с
которым Касьян делился своими запасами. Аленка рассказывала Касьяну, как
дед кует топоры: "Да и дивные же топоры, все говорят, какие звонкие,
кажись, гвозди перерубят без зазубрины!" А потом шепотом добавляла, что
Наумка Кобель разведал про все тропы, какими можно убежать в Сибирь, и
знает, где стоят казачьи и башкирские посты и как их обойти.
знали, что наверху трещат лютые морозы. Внизу же, в дудках, было так же
душно и парно.
хозяин Демидыч скоро в Москву едет и с собой на баржах повезет чугунное
литье.
хозяина, вся охрана перепьется - тут только всем подтюремщикам спасенье.
Он, Наумка, с товарищами и Касьяна, и Неумытого, и обоих кержаков ночью в
бадье подымет, были бы только у всех цепи перепилены.
прятал. Постепенно у всех кандалов были подпилены дужки, и их ничего не
стоило разогнуть.
напильника, пели хором старинную рудокопную заунывную песню:
на Уткинскую пристань, и там сложены в амбарах прямо на берегу. В
перевозке участвовали сотни подвод, согнанных из окружных деревень. К
концу апреля более двухсот тысяч пудов ожидали караван на Москву.
которых рабочие Антуфьева плавились из Серпухова, а прочные широкогрудые
барки с плоским дном, сбитым из толстых "кокор"*. Им предстояло сперва
спуститься стремительной Чусовой среди опасных скал - "бойцов", подводных
камней и бурливых майданов**, и затем Камой до Волги и дальше выдержать
долгий путь бурлацкой тягой до Ярославля, Нижнего и Вышнего Волочка.
концу апреля была запружена толпой бурлаков. Они собрались к сплаву из
ближних и дальних уездов, привлеченные слухами о хорошей плате, обещанной
заводом.
обожженными на солнце лицами, в рваных лохмотьях, в лаптях, с лыковыми
котомками за спиной и длинной палкой в руке, бурлаки расположились на
берегу шумным лагерем.
ледохода вода должна была перенести барки через опасные места. Потом вода
сядет, и тогда барки с ценным грузом могут застрять и "усохнуть" на
отмелях.
заволновалось и забегало.
Появились свежие полыньи. Неясный, глухой шум приближался издали, и
наконец река с грохотом тронулась. Льдины поплыли мимо, образуя заторы,
громоздясь одна на другую, с треском разваливаясь и стремительно несясь
дальше.
склизням* и закрепили барки прочными канатами. С берега на борт судов
перекинулись сходни, и сотни бурлаков с тяжелыми ношами бесконечной
вереницей потянулись грузить барки.
ядра, картечи, пушечные стволы, чугунные решетки для царского дворца - все
это беспрерывно продвигалось по сходням и согласно указаниям сплавщика
укладывалось на днище барок. Топот бурлацких ног, лязг железа, крики
грузчиков - все это сливалось в сплошной лихорадочный гул.
распоряжались, указывали, в какое место судна складывать или перекладывать
груз. Деревянными мерками прикидывали они, насколько спускались в воду
борта, следя, чтобы нагрузка производилась равномерно, чтобы барка не
косила, иначе она может в пути свалиться набок, либо завертеться, либо
поплыть "дохлой коровой".
утомленные, с красными воспаленными лицами, выбиваясь из сил, работали
сменами: пока одна смена грузила, другая отдыхала. Погрузка продолжалась и
после захода солнца, при свете разведенных на берегу громадных костров в
прозрачном полусумраке белой северной ночи.
баркам. На каждой их плыло около пятидесяти. Они должны были стоять
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия
Курылев Олег
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Прозоров Александр