столе. Василий Петрович пил коньяк. Видел я спящего Баклажанова в
кресле. Накурено было крепко. И как-то почувствовалось, что пора,
собственно, и отправиться домой.
Агап>еновым. Я заметил, что, как только дело пошло к трем часам ночи,
он стал проявлять признаки какого-то
беспокойства. И кое
с кем начинал о чем-то заговаривать, причем, сколько я понимаю, в
тумане и дыму получал твердые отказы. Я, погрузившись в кресло у
письменного стола, пил кофе, не понимая, почему мне щемило душу и
почему Париж вдруг представился каким-то скучным, так что даже и
побывать в нем вдруг перестало хотеться.
Это был Агап>енов.
говорят, роман напечатали?
Агап>енов, подмигивая, - обратите внимание на этот персонаж...
Видите?
улыбаясь тревожно-ласковой улыбкой, пил
коньяк.
времени, - шептал Агап>енов, - жалеть будете. Такой тип поразительный!
Вам в ваших работах он необходим. Вы из него в одну ночь можете
настричь десяток рассказов и каждый выгодно продадите. Ихтиозавр,
бронзовый век! Истории рассказывает потрясающе! Вы представляете,
чего он там в своих Тетюшах насмотрелся. Ловите его, а то другие
перехватят и изгадят.
улыбнулся еще тревожнее и выпил.
познакомлю... Вы холостой? - тревожно спросил
Агап>енов.
Агап>енова.
Идея! У вас диван какой-нибудь есть? На диване он заснет, ничего ему
не сделается. А через два дня он уедет.
одного:
Но тут я уже немного пришел в себя. И очень вовремя, потому
что Василий Петрович уж начал ерзать с явной готовностью
познакомиться, а Агап>енов начал меня тянуть за
руку.
могу его взять. Я живу в проходной комнате в чужой квартире, а за
ширмой спят дети хозяйки (я хотел добавить еще, что у них скарлатина,
потом решил, что это лишнее нагромождение лжи, и все-таки добавил)...
и у них скарталина.
скарлатина?
"интеллигент" по своему адресу. Не спорю, я, может быть, и заслужил
это печальное название. Но тут я все же собрал силы и, не успел
Василий Петрович с молящей улыбкой ответить: "Бы..." - как я твердо
сказал Агап>енову:
могу.
губами.
остановился?
Агап>енов.
человек, а тут китаец еще... И носит их черт, - внезапно добавил
Агап>енов, - этих деверей. Сидел бы в Тетюшах...
кем, кроме Конкина, я покинул квартиру.
Да, эта глава будет, пожалуй, самой короткой. На рассвете я
почувствовал, что по спине моей прошел озноб. Потом он повторился. Я
скорчился и влез под одеяло с головой, стало легче, но только на
минуту. Вдруг сделалось жарко. Потом опять холодно, и до того, что
зубы застучали. У меня был термометр. Он показал 38,8. Стало быть, я
заболел.
Совсем под утро я попытался
заснуть и до сих пор помню это утро. Только что закрою глаза, как ко
мне наклоняется лицо в очках и бубнит: "Возьми", а я повторяю только
одно: "Нет, не возьму". Василий Петрович не то снился, не то
действительно поместился в моей комнате, причем ужас заключался в
том, что он наливал коньяк себе, а пил его я. Париж стал совершенно
невыносим. Гранд-Опера, а в ней кто-то показывает кукиш. Сложит,
покажет и спрячет опять. Сложит, покажет.
за драной нестираной шторой, - полную правду. Я вчера видел новый мир,
и этот мир мне был противен. Я в него не пойду. Он - чужой мир.
Отвратительный мир! Надо держать это в полном секрете,
т-сс!
зачем, положил рядом с собою книжку журнала; с целью читать, надо
полагать. Но ничего не прочел. Хотел поставить еще раз термометр, но
не поставил. Термометр лежит рядом на стуле, а мне за ним почему-то
надо идти куда-то. Потом стал совсем забываться. Лицо моего
сослуживца из "Пароходства" я помню, а лицо доктора расплылось.
Словом, это был грипп. Несколько дней я проплавал в жару, а потом
температура упала. Я перестал видеть Шан-Зелизе, и никто не плевал на
шляпку, и Париж не растягивался на сто верст.
мне бульон. Я его пил из чашки с отбитой ручкой, пытался читать свое
собственное сочинение, но читал строк по десяти и оставлял это
занятие.
что Рудольфи не навестил меня, хотя я и написал ему записку, чтобы он
пришел ко мне.
медицинских банок" и увидел на нем большой замок. Тогда я сел в
трамвай и долго ехал, держась за раму от слабости и дыша на замерзшее
стекло. Приехал туда, где жил Рудольфи. Позвонил. Не открывают. Еще
раз позвонил. Открыл старичок и поглядел на меня с
отвращением.
ответил:
нелепый вопрос, почему замок висит на "Бюро", стари
к как-то мялся, осведомился, кто я таков. Я объяснил все, даже про
роман рассказал. Тогда старичок сказал:
назад.
почему.
как он уехал, не знаю и никогда не узнаю. Кто таков старичок, черт
его знает!
мелькнула даже мысль, что не видел ли я во сне все - то есть и самого
Рудольфи, и напечатанный роман, и Шан-Зелизе, и Василия Петровича, и
ухо, распоротое гвоздем. Но по приезде домой я нашел у себя девять
голубых книжек. Был напечатан роман. Был. Вот он.
Так что ни у кого не мог и справиться о
Рудольфи.
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Махров Алексей
Посняков Андрей