их.
выставив против него иконы:
дом.
и слушать истории про чудного колдуна. Но все почти говорили разно, и
наверно никто не мог рассказать про него.
Все повеселело снова. Музыканты грянули; дивчата, молодицы, лихое коза-
чество в ярких жупанах понеслись. Девяностолетнее и столетнее старье,
подгуляв, пустилось и себе приплясывать, поминая недаром пропавшие годы.
Пировали до поздней ночи, и шоровали так, как теперь уже не пируют. Ста-
ли гости расходиться, но мало побрело восвояси: много осталось ночевать
у есаула на широком дворе; а еще больше козачества заснуло само, непро-
шеное, под лавками, на полу, возле коня, близ хлева; где пошатнулась с
хмеля козацкая голова, там и лежит и храпит на весь Киев.
масскою дорого'ю и белою, как снег, кисеею покрыл он гористый берег
Днепра, и тень ушла еще далее в чащу сосен.
шапки набекрень, и под веслами, как будто от огнива огонь, летят брызги
во все стороны.
ксендзы и перекрещивают козацкий народ в католиков; ни о том, как два
дни билась при Соленом озере орда. Как им петь, как говорить про лихие
дела: пан их Данило призадумался, и рукав кармазинного жупана опустился
из дуба и черпает воду; пани их Катерина тихо колышет дитя и не сводит с
него очей, а на незастланную полотном нарядную сукню серою пылью валится
вода.
зеленые леса! Горы те - не горы: подошвы у них нет, внизу их как и ввер-
ху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что
стоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного
деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокое
небо. Те луга - не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круг-
лое небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц.
казы про колдуна. Говорят, что он родился таким страшным... и никто из
детей сызмала не хотел играть с ним. Слушай, пан Данило, как страшно го-
ворят: что будто ему все чудилось, что все смеются над ним. Встретится
ли под темный вечер с каким-нибудь человеком, и ему тотчас показывалось,
что он открывает рот и выскаливает зубы. И на другой день находили мерт-
вым того человека. Мне чудно, мне страшно было, когда я слушала эти
рассказы, - говорила Катерина, вынимая платок и вытирая им лицо спавшего
на руках дитяти. На платке были вышиты ею красным шелком листья и ягоды.
из-за леса чернел земляной вал, из-за вала подымался старый замок. Над
бровями разом вырезались три морщины; левая рука гладила молодецкие усы.
он недобрый гость. Что ему за блажь пришла притащиться сюда? Я слышал,
что хотят ляхи строить какую-то крепость, чтобы перерезать нам дорогу к
запорожцам. Пусть это правда... Я разметаю чертовское гнездо, если
только пронесется слух, что у него какой-нибудь притон. Я сожгу старого
колдуна, так что и воронам нечего будет расклевать. Однако ж, думаю, он
не без золота и всякого добра. Вот где живет этот дьявол! Если у него
водится золото... Мы сейчас будем плыть мимо крестов - это кладбище! тут
гниют его нечистые деды. Говорят, они все готовы были себя продать за
денежку сатане с душою и ободранными жупанами. Если ж у него точно есть
золото, то мешкать нечего теперь: не всегда на войне можно добыть...
ним. Но ты так тяжело дышишь, так сурово глядишь, очи твои так угрюмо
надвинулись бровями!..
станет бабой. Хлопец, дай мне огня в люльку! - Тут оборотился он к одно-
му из гребцов, который, выколотивши из своей люльки горячую золу, стал
перекладывать ее в люльку своего пана. - Пугает меня колдуном! - продол-
жал пан Данило. - Козак, слава богу, ни чертей, ни ксендзов не боится.
Много было бы проку, если бы мы стали слушаться жен. Не так ли, хлопцы?
наша жена - люлька да острая сабля!
рябью, и весь Днепр серебрился, как волчья шерсть середи ночи.
кладбище: ветхие кресты толпились в кучку. Ни калина не растет меж ними,
ни трава не зеленеет, только месяц греет их с небесной вышины.
Данило, оборотясь к гребцам своим.
указывая на кладбище.
Вдруг гребцы опустили весла и недвижно уставили очи. Остановился и пан
Борода до пояса; на пальцах когти длинные, еще длиннее самих пальцев.
Тихо поднял он руки вверх. Лицо все задрожало у него и покривилось.
Страшную муку, видно, терпел он. "Душно мне! душно!" - простонал он ди-
ким, нечеловечьим голосом. Голос его, будто нож, царапал сердце, и мерт-
вец вдруг ушел под землю. Зашатался другой крест, и опять вышел мертвец,
еще страшнее, еще выше прежнего; весь зарос, борода по колена и еще
длиннее костяные когти. Еще диче закричал он: "Душно мне!" - и ушел под
землю. Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец. Казалось, одни
только кости поднялись высоко над землею. Борода по самые пяты; пальцы с
длинными когтями вонзились в землю. Страшно протянул он руки вверх, как
будто хотел достать месяца, и закричал так, как будто кто-нибудь стал
пилить его желтые кости...
ни вскрикнула. Гребцы пороняли шапки в Днепр. Сам пан вздрогнул.
лись за весла.
на руках кричавшее дитя, прижал ее к сердцу и поцеловал в лоб.
сторонам. - Это колдун хочет устрашить людей, чтобы никто не добрался до
нечистого гнезда его. Баб только одних он напугает этим! дай сюда на ру-
ки мне сына! - При сем слове поднял пан Данило своего сына вверх и под-
нес к губам. - Что, Иван, ты не боишься колдунов? "Нет, говори, тятя, я
козак". Полно же, перестань плакать! домой приедем! Приедем домой - мать
накормит кашей, положит тебя спать в люльку, запоет:
нами. Приехал угрюмый, суровый, как будто сердится... Ну, недоволен, за-
чем и приезжать. Не хотел выпить за козацкую волю! не покачал на руках
дитяти! Сперва было я ему хотел поверить все, что лежит на сердце, да не
берет что-то, и речь заикнулась. Нет, у него не козацкое сердце! Козац-
кие сердца, когда встретятся где, как не выбьются из груди друг другу
навстречу! Что, мои любые хлопцы, скоро берег? Ну, шапки я вам дам но-
вые. Тебе, Стецько, дам выложенную бархатом и золотом. Я ее снял вместе
с головою у татарина. Весь его снаряд достался мне; одну только его душу
я выпустил на волю. Ну, причаливай! Вот, Иван, мы и приехали, а ты все
плачешь! Возьми его, Катерина!
ромы пана Данила. За ними еще гора, а там уже и поле, а там хоть сто
верст пройди, не сыщешь ни одного козака.
Днепру. Невысокие у него хоромы: хата на вид как и у простых козаков, и
в ней одна светлица; но есть где поместиться там и ему, и жене его, и
старой прислужнице, и десяти отборным молодцам. Вокруг стен вверху идут
дубовые полки. Густо на них стоят миски, горшки для трапезы. Есть меж
ними и кубки серебряные, и чарки, оправленные в золото, дарственные и
добытые на войне. Ниже висят дорогие мушкеты, сабли, пищали, копья. Во-
лею и неволею перешли они от татар, турок и ляхов; немало зато и вызуб-
рены. Глядя на них, пан Данило как будто по значкам припоминал свои
схватки. Под стеною, внизу, дубовые гладкие вытесанные лавки. Возле них,
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Белов Вольф
Самойлова Елена
Сертаков Виталий
Браун Дэн