придачу!"
кто любит попа, а кто попадью, говорит пословица.
говорил Чичиков, прощаясь.
искренности происходит между короткими друзьями, то должно остаться во
взаимной их дружбе. Прощайте! Благодарю, что посетили; прошу и впредь не
забывать: коли выберется свободный часик, приезжайте пообедать, время
провести. Может быть, опять случится услужить чем-нибудь друг другу.
два с полтиною содрал за мертвую душу, чертов кулак!"
человек знакомый, и у губернатора, и у полицеймейстера видались, а поступил
как бы совершенно чужой, за дрянь взял деньги! Когда бричка выехала со
двора, он оглянулся назад и увидел, что Собакевич все еще стоял на крыльце
и, как казалось, приглядывался, желая знать, куда гость поедет.
Селифану, поворотивши к крестьянским избам, отъехать таким образом, чтобы
нельзя было видеть экипажа со стороны господского двора. Ему хотелось
заехать к Плюшкину, у которого, по словам Собакевича, люди умирали, как
мухи, но не хотелось, чтобы Собакевич знал про это. Когда бричка была уже
на конце деревни, он подозвал к себе первого мужика, который, попавши
где-то на дороге претолстое бревно, тащил его на плече, подобно неутомимому
муравью, к себе в избу.
господского дома?
того, что плохо кормит людей?
удачное, но неупотребительное в светском разговоре, а потому мы его
пропустим. Впрочем, можно догадываться, что оно выражено было очень метко,
потому что Чичиков, хотя мужик давно уже пропал из виду и много уехали
вперед, однако ж все еще усмехался, сидя в бричке. Выражается сильно
российский народ! и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и
потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург,
и на край света. И как уж потом ни хитри и ни облагораживай свое прозвище,
хоть заставь пишущих людишек выводить его за наемную плату от
древнекняжеского рода, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во
все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица. Произнесенное
метко, все равно что писанное, не вырубливается топором. А уж куды бывает
метко все то, что вышло из глубины Руси, где нет ни немецких, ни чухонских,
ни всяких иных племен, а вс° сам-самородок, живой и бойкий русский ум, что
не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а
влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже
потом, какой у тебя нос или губы, - одной чертой обрисован ты с ног до
головы!
крестами, рассыпано на святой, благочестивой Руси, так несметное множество
племен, поколений, народов толпится, пестреет и мечется по лицу земли. И
всякий народ, носящий в себе залог сил, полный творящих способностей души,
своей яркой особенности и других даров нога, своеобразно отличился каждый
своим собственным словом, которым, выражая какой ни есть предмет, отражает
в выраженье его часть собственного своего характера. Сердцеведением и
мудрым познаньем жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и
разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не
всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было
бы так замашисто, бойко так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы
кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово.
моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту:
все равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли,
слободка, - любопытного много открывал в нем детский любопытный взгляд.
Всякое строение, все, что носило только на себе напечатленье какой-нибудь
заметной особенности, - все останавливало меня и поражало. Каменный ли
казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон,
один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных
мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый
листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою
церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, - ничто не
ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги
своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на
деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом,
мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских
конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог
знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в
сибирке на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
Уездный чиновник пройди мимо - я уже и задумывался: куда он идет, на вечер
ли к какому-нибудь своему брату, или прямо к себе домой, чтобы, посидевши с
полчаса на крыльце, пока не совсем еще сгустились сумерки, сесть за ранний
ужин с матушкой, с женой, с сестрой жены и всей семьей, и о чем будет веден
разговор у них в то время, когда дворовая девка в монистах или мальчик в
толстой куртке принесет уже после супа сальную свечу в долговечном домашнем
подсвечнике. Подъезжая к деревне какого-нибудь помещика, я любопытно
смотрел на высокую узкую деревянную колокольню или широкую темную
деревянную старую церковь. Заманчиво мелькали мне издали сквозь древесную
зелень красная крыша и белые трубы помещичьего дома, и я ждал нетерпеливо,
пока разойдутся на обе стороны заступавшие его сады и он покажется весь с
своею, тогда, увы! вовсе не пошлою, наружностью; и по нем старался я
угадать, кто таков сам помещик, толст ли он, и сыновья ли у него, или целых
шестеро дочерей с звонким девическим смехом, играми и вечною красавицей
меньшею сестрицей, и черноглазы ли они, и весельчак ли он сам, или хмурен,
как сентябрь в последних числах, глядит в календарь да говорит про скучную
для юности рожь и пшеницу.
гляжу на ее пошлую наружность; моему охлажденному взору неприютно, мне не
смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и
немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои
недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!
отпущенным мужиками Плюшкину, он не заметил, как въехал в средину обширного
села со множеством изб и улиц. Скоро, однако же, дал заметить ему это
препорядочный толчок, произведенный бревенчатою мостовою, пред которою
городская каменная была ничто. Эти бревна, как фортепьянные клавиши,
подымались то вверх, то вниз, и необерегшийся ездок приобретал или шишку на
затылок, или синее пятно на лоб, или же случалось своими собственными
зубами откусить пребольно хвостик собственного же языка. Какую-то особенную
ветхость заметил он на всех деревенских строениях: бревно на избах было
темно и старо; многие крыши сквозили, как решето; на иных оставался только
конек вверху да жерди по сторонам в виде ребр. Кажется, сами хозяева снесли
с них дранье и тес, рассуждая, и, конечно, справедливо, что в дождь избы не
кроют, а в ведро и сама не каплет, бабиться же в ней незачем, когда есть
простор и в кабаке, и на большой дороге, - словом, где хочешь. Окна в
избенках были без стекол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном;
балкончики под крышами с перилами, неизвестно для каких причин делаемые в
иных русских избах, покосились и почернели даже не живописно. Из-за изб
тянулись во многих местах рядами огромные клади хлеба, застоявшиеся, как
видно, долго; цветом походили они на старый, плохо выжженный кирпич, на
верхушке их росла всякая дрянь, и даже прицепился сбоку кустарник. Хлеб,
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Кервуд Оливер Дж.