как в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему, надела ему на го-
лову свою блистательную диадему, повесила на губы ему серьги и накинула
на него кисейную прозрачную шемизетку с фестонами, вышитыми золотом. Она
убирала его и делала с ним тысячу разных глупостей с развязностию дитя-
ти, которою отличаются ветреные полячки и которая повергла бедного бур-
сака в еще большее смущение. Он представлял смешную фигуру, раскрывши
рот и глядя неподвижно в ее ослепительные очи. Раздавшийся в это время у
дверей стук испугал ее. Она велела ему спрятаться под кровать, и как
только беспокойство прошло, она кликнула свою горничную, пленную татар-
ку, и дала ей приказание осторожно вывесть его в сад и оттуда отправить
через забор. Но на этот раз бурсак наш не так счастливо перебрался через
забор: проснувшийся сторож хватил его порядочно по ногам, и собравшаяся
дворня долго колотила его уже на улице, покамест быстрые ноги не спасли
его. После этого проходить возле дома было очень опасно, потому что
дворня у воеводы была очень многочисленна. Он встретил ее еще раз в кос-
теле: она заметила его и очень приятно усмехнулась, как давнему знакомо-
му. Он видел ее вскользь еще один раз, и после этого воевода ковенский
скоро уехал, и вместо прекрасной черноглазой полячки выглядывало из окон
какое-то толстое лицо. Вот о чем думал Андрий, повесив голову и потупив
глаза в гриву коня своего.
высокая трава, обступивши, скрыла их, и только козачьи черные шапки одни
мелькали между ее колосьями.
Бульба, очнувшись от своей задумчивости. - Как будто какие-нибудь черне-
цы! Ну, разом все думки к нечистому! Берите в зубы люльки, да закурим,
да пришпорим коней, да полетим так, чтобы и птица не угналась за нами!
нельзя было видеть; одна только струя сжимаемой травы показывала след их
быстрого бега.
ным светом своим облило степь. Все, что смутно и сонно было на душе у
козаков, вмиг слетело; сердца их встрепенулись, как птицы.
пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Черного
моря, было зеленою, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по
неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них,
как в лесу, вытоптывали их. Ничего в природе не могло быть лучше. Вся
поверхность земли представлялася зелено-золотым океаном, по которому
брызнули миллионы разных цветов. Сквозь тонкие, высокие стебли травы
сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дров выскакивал вверх
своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками
пестрела на поверхности; занесенный бог знает откуда колос пшеницы нали-
вался в гуще. Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои
шеи. Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе непод-
вижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза
свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался бог
весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка
и роскошно купалась в синих волнах воздуха. Вон она пропала в вышине и
только мелькает одною черною точкою. Вон она перевернулась крылами и
блеснула перед солнцем... Черт вас возьми, степи, как вы хороши!..
обеда, причем ехавший с ними отряд из десяти козаков слезал с лошадей,
отвязывал деревянные баклажки с горелкою и тыквы, употребляемые вместо
сосудов. Ели только хлеб с салом или коржи, пили только по одной чарке,
единственно для подкрепления, потому что Тарас Бульба не позволял никог-
да напиваться в дороге, и продолжали путь до вечера. Вечером вся степь
совершенно переменялась. Все пестрое пространство ее охватывалось пос-
ледним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было,
как тень перебегала по нем, и она становилась темнозеленою; испарения
подымались гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся
степь курилась благовонием. По небу, изголуба-темному, как будто испо-
линскою кистью наляпаны были широкие полосы из розового золота; изредка
белели клоками легкие и прозрачные облака, и самый свежий, обольсти-
тельный, как морские волны, ветерок едва колыхался по верхушкам травы и
чуть дотрогивался до щек. Вся музыка, звучавшая днем, утихала и сменя-
лась другою. Пестрые суслики выпалзывали из нор своих, становились на
задние лапки и оглашали степь свистом. Трещание кузнечиков становилось
слышнее. Иногда слышался из какого-нибудь уединенного озера крик лебедя
и, как серебро, отдавался в воздухе. Путешественники, остановившись сре-
ди полей, избирали ночлег, раскладывали огонь и ставили на него котел, в
котором варили себе кулиш; пар отделялся и косвенно дымился на воздухе.
Поужинав, козаки ложились спать, пустивши по траве спутанных коней сво-
их, Они раскидывались на свитках. На них прямо глядели ночные звезды.
Они слышали своим ухом весь бесчисленный мир насекомых, наполнявших тра-
ву, весь их треск, свист, стрекотанье, - все это звучно раздавалось сре-
ди ночи, очищалось в свежем воздухе и убаюкивало дремлющий слух. Если же
кто-нибудь из них подымался и вставал на время, то ему представлялась
степь усеянною блестящими искрами светящихся червей. Иногда ночное небо
в разных местах освещалось дальним заревом от выжигаемого по лугам и ре-
кам сухого тростника, и темная вереница лебедей, летевших на север,
вдруг освещалась серебряно-розовым светом, и тогда казалось, что красные
платки летали по темному небу.
деревья, все та же бесконечная, вольная, прекрасная степь. По временам
только в стороне синели верхушки отдаленного леса, тянувшегося по бере-
гам Днепра. Один только раз Тарас указал сыновьям на маленькую, чернев-
шую в дальней траве точку, сказавши: "Смотрите, детки, вон скачет тата-
рин!" Маленькая головка с усами уставила издали прямо на них узенькие
глаза свои, понюхала воздух, как гончая собака, и, как серна, пропала,
увидевши, что козаков было тринадцать человек. "А ну, дети, попробуйте
догнать татарина!.. И не пробуйте - вовеки не поймаете: у него конь
быстрее моего Черта". Однако ж Бульба взял предосторожность, опасаясь
где-нибудь скрывшейся засады. Они прискакали к небольшой речке, называв-
шейся Татаркою, впадающей в Днепр, кинулись в воду с конями своими и
долго плыли по ней. чтобы скрыть след свой, и тогда уже, выбравшись на
берег, они продолжали далее путь.
метом их поездки. В воздухе вдруг захолодело; они почувствовали близость
Днепра. Вот он сверкает вдали и темною полосою отделился от горизонта.
Он веял холодными волнами и расстилался ближе, ближе и, наконец, обхва-
тил половину всей поверхности земли. Это было то место Днепра, где он,
дотоле спертый порогами, брал наконец свое и шумел, как море, разлившись
по воле; где брошенные в средину его острова вытесняли его еще далее из
берегов и волны его стлались широко по земле, не встречая ни утесов, ни
возвышений. Козаки сошли с коней своих, взошли на паром и чрез три часа
плавания были уже у берегов острова Хортицы, где была тогда Сечь, так
часто переменявшая свое жилище.
ней. Тарас приосанился, стянул на себе покрепче пояс и гордо провел ру-
кою по усам. Молодые сыны его тоже осмотрели себя с ног до головы с ка-
ким-то страхом и неопределенным удовольствием, - и все вместе въехали в
предместье, находившееся за полверсты от Сечи. При въезде их оглушили
пятьдесят кузнецких молотов, ударявших в двадцати пяти кузницах, покры-
тых дерном и вырытых в земле. Сильные кожевники сидели под навесом кры-
лец на улице и мяли своими дюжими руками бычачьи кожи. Крамари под ятка-
ми сидели с кучами кремней, огнивами и порохом. Армянин развесил дорогие
платки. Татарин ворочал на рожнах бараньи катки с тестом. Жид, выставив
вперед свою голову, цедил из бочки горелку. Но первый, кто попался им
навстречу, это был запорожец, спавший на самой средине дороги, раскинув
руки и ноги. Тарас Бульба не мог не остановиться и не полюбоваться на
него.
он, остановивши коня.
растянулся на дороге. Закинутый гордо чуб его захватывал на пол-аршина
земли. Шаровары алого дорогого сукна были запачканы дегтем для показания
полного к ним презрения. Полюбовавшись, Бульба пробирался далее по тес-
ной улице, которая была загромождена мастеровыми, тут же отправлявшими
ремесло свое, и людьми всех наций, наполнявшими это предместие Сечи, ко-
торое было похоже на ярмарку и которое одевало и кормило Сечь, умевшую
только гулять да палить из ружей.
реней, покрытых дерном или, по-татарски, войлоком. Иные уставлены были
пушками. Нигде не видно было забора или тех низеньких домиков с навесами
на низеньких деревянных столбиках, какие были в предместье. Небольшой
вал и засека, не хранимые решительно никем, показывали страшную беспеч-
ность. Несколько дюжих запорожцев, лежавших с трубками в зубах на самой
дороге, посмотрели на них довольно равнодушно и не сдвинулись с места.
Тарас осторожно проехал с сыновьями между них, сказавши: "Здравствуйте,
панове!" - "Здравствуйте и вы!" - отвечали запорожцы. Везде, по всему
полю, живописными кучами пестрел народ. По смуглым лицам видно было, что
все они были закалены в битвах, испробовали всяких невзгод. Так вот она,
Сечь! Вот то гнездо, откуда вылетают все те гордые и крепкие, как львы!
Вот откуда разливается воля и козачество на всю Украйну!
На большой опрокинутой бочке сидел запорожец без рубашки: он держал в
руках ее и медленно зашивал на ней дыры. Им опять перегородила дорогу
целая толпа музыкантов, в средине которых отплясывал молодой запорожец,
заломивши шапку чертом и вскинувши руками. Он кричал только: "Живее иг-
Мурич Виктор
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия