всего пробовали себя наши молодые козаки, чуждавшиеся грабительства, ко-
рысти и бессильного неприятеля, горевшие желанием показать себя перед
старыми, померяться один на один с бойким и хвастливым ляхом, красовав-
шимся на горделивом коне, с летавшими по ветру откидными рукавами епан-
чи. Потешна была наука. Много уже они добыли себе конной сбруи, дорогих
сабель и ружей. В один месяц возмужали и совершенно переродились только
что оперившиеся птенцы и стали мужами. Черты лица их, в которых доселе
видна была какая-то юношеская мягкость, стали теперь грозны и сильны. А
старому Тарасу любо было видеть, как оба сына его были одни из первых.
Остапу, казалось, был на роду написан битвенный путь и трудное знанье
вершить ратные дела. Ни разу не растерявшись и не смутившись ни от како-
го случая, с хладнокровием, почти неестественным для двадцатидвухлетне-
го, он в один миг мог вымерять всю опасность и все положение дела, тут
же мог найти средство, как уклониться от нее, но уклониться с тем, чтобы
потом верней преодолеть ее. Уже испытанной уверенностью стали теперь оз-
начаться его движения, и в них не могли не быть заметны наклонности бу-
дущего вождя. Крепостью дышало его тело, и рыцарские его качества уже
приобрели широкую силу льва.
рас. - Ей-ей, будет добрый полковник, да еще такой, что и батька за пояс
заткнет!
знал, что такое значит обдумывать, или рассчитывать, или измерять зара-
нее свои и чужие силы. Бешеную негу и упоенье он видел в битве: что-то
пиршественное зрелось ему в те минуты, когда разгонится у человека голо-
ва, в глазах все мелькает несется, - летят головы, с громом падают на
землю кони, а он несется, как пьяный, в свисте пуль в сабельном блеске,
и наносит всем удары, и не слышит нанесенных. Не раз дивился отец также
и Андрию, видя, как он, понуждаемый одним только запальчивым увлечением,
устремлялся на то, на что бы никогда не отважился хладнокровный и разум-
ный, и одним бешеным натиском своим производил такий чудеса, которым не
могли не изумиться старые в боях. Дивился старый Тарас и говорил:
добрый также вояка!
много казны и богатых обывателей. В полтора дня поход был сделан, и за-
порожцы показались перед городом. Жители решились защищаться до послед-
них сил и крайности и лучше хотели умереть на площадях и улицах перед
своими порогами, чем пустить неприятеля в домы. Высокий земляной вал ок-
ружал город; где вал был ниже, там высовывалась каменная стена или дом,
служивший батареей, или, наконец, дубовый частокол. Гарнизон был силен и
чувствовал важность своего дела. Запорожцы жарко было полезли на вал, но
были встречены сильною картечью. Мещане и городские обыватели, как вид-
но, тоже не хотели быть праздными и стояли кучею на городском валу. В
глазах их можно было читать отчаянное сопротивление; женщины тоже реши-
лись участвовать, - и на головы запорожцам полетели камни, бочки, горш-
ки, горячий вар и, наконец, мешки песку, слепившего им очи. Запорожцы не
любили иметь дело с крепостями, вести осады была не их часть. Кошевой
повелел отступить и сказал:
христианин, если мы выпустим их хоть одного из города! Пусть их все пе-
редохнут, собаки, с голоду!
опустошеньем окрестностей, выжигая окружные деревни, скирды неубранного
хлеба и напуская табуны коней на нивы, еще не тронутые серпом, где, как
нарочно, колебались тучные колосья, плод необыкновенного урожая, награ-
дившего в ту пору щедро всех земледельцев. С ужасом видели с города, как
истреблялись средства их существования. А между тем запорожцы, протянув
вокруг всего города в два ряда свои телеги, расположились так же, как и
на Сечи, куренями, курили свои люльки, менялись добытым оружием, играли
в чехарду, в чет и нечет и посматривали с убийственным хладнокровием на
город. Ночью зажигались костры. Кашевары варили в каждом курене кашу в
огромных медных казанах. У горевших всю ночь огней стояла бессонная
стража. Но скоро запорожцы начали понемногу скучать бездействием и про-
должительною трезвостью, не сопряженною ни с каким делом. Кошевой велел
удвоить даже порцию вина, что иногда водилось в войске, если не было
трудных подвигов и движений. Молодым, и особенно сынам Тараса Бульбы, не
нравилась такая жизнь. Андрий заметно скучал.
будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном деле, а тот
добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты
ему что хочь, а он все-таки поставит на своем.
гими очами глядят они на то же дело.
еще два есаула, писарь и другие полковые чины; всех козаков набралось
больше четырех тысяч. Было между ними немало и охочекомонных, которые
сами поднялись, своею волею, без всякого призыва, как только услышали, в
чем дело. Есаулы привезли сыновьям Тараса благословенье от старухи мате-
ри и каждому по кипарисному образу из Межигорского киевского монастыря.
Надели на себя святые образа оба брата и невольна задумались, припомнив
старую мать. Что-то пророчит им и говорит это благословенье? Благосло-
венье ли на победу над врагом и потом веселый возврат на отчизну с добы-
чей и славой, на вечные песни бандуристам, или же?.. Но неизвестно буду-
щее, и стоит оно пред человеком подобно осеннему туману, поднявшемуся из
болот. Безумно летают в нем вверх и вниз, черкая крыльями, птицы, не
распознавая в очи друг друга, голубка - не видя ястреба, ястреб - не ви-
дя голубки, и никто не знает, как далеко летает он от своей погибели...
сом не зная отчего, чувствовал какую-то духоту на сердце. Уже козаки
окончили свою вечерю, вечер давно потухнул; июльская чудная ночь обняла
воздух; но он не отходил к куреням, не ложился спать и глядел невольно
на всю бывшую пред ним картину. На небе бесчисленно мелькали тонким и
острым блеском звезды. Поле далеко было занято раскиданными по нем воза-
ми с висячими мазницами, облитыми дегтем, со всяким добром и провиантом,
набранным у врага. Возле телег, под телегами и подале от телег - везде
были видны разметавшиеся на траве запорожцы. Все они спади в картинных
положениях: кто подмостив себе под голову куль, кто шапку, кто употре-
бивши просто бок своего товарища. Сабля, ружье-самопал, короткочубучная
трубка с медными бляхами, железными провертками и огнивом были неотлучно
при каждом козаке. Тяжелые волы лежали, подвернувши под себя ноги,
большими беловатыми массами и казались издали серыми камнями, раскидан-
ными по отлогостям поля. Со всех сторон из травы уже стал подыматься
густой храп спящего воинства, на который отзывались с поля звонкими
ржаньями жеребцы, негодующие на свои спутанные ноги. А между тем что-то
величественное и грозное примешалось к красоте июльской ночи. Это были
зарева вдали догоравших окрестностей. В одном месте пламя спокойно и ве-
личественно стлалось по небу; в другом, встретив что-то горючее и вдруг
вырвавшись вихрем, оно свистело и летело вверх, под самые звезды, и
оторванные охлопья его гаснули под самыми дальними небесами. Там обгоре-
лый черный монастырь, как суровый картезианский монах, стоял грозно, вы-
казывая при каждом отблеске мрачное свое величие. Там горел монастырский
сад. Казалось, слышно было, как деревья шипели, обвиваясь дымом, и когда
выскакивал огонь, он вдруг освещал фосфорическим, лилово-огненным светом
спелые гроздия слив или обращал в червонное золото там и там желтевшие
груши, и тут же среди их чернело висевшее на стене здания или на древес-
ном суку тело бедного жида или монаха, погибавшее вместе с строением в
огне. Над огнем вились вдали птицы, казавшиеся кучею темных мелких крес-
тиков на огненном поле. Обложенный город, казалось, уснул. Шпицы, и
кровли, и частокол, и стены его тихо вспыхивали отблесками отдаленных
пожарищ. Андрий обошел козацкие ряды. Костры, у которых сидели сторожа,
готовились ежеминутно погаснуть, и самые сторожа спали, перекусивши са-
ламаты и галушек во весь козацкий аппетит. Он подивился немного такой
беспечности, подумавши: "Хорошо, что нет близко никакого сильного непри-
ятеля и некого опасаться". Наконец и сам подошел он к одному из возов,
взлез на него и лег на спину, подложивши себе под голову сложенные назад
руки; но не мог заснуть и долго глядел на небо. Оно все было открыто
пред ним; чисто и прозрачно было в воздухе. Гущина звезд, составлявшая
Млечный Путь, поясом переходившая по небу, вся была залита светом. Вре-
менами Андрий как будто позабывался, и какой-то легкий туман дремоты
заслонял на миг пред ним небо, и потом оно опять очищалось и вновь ста-
новилось видно.
раз человеческого лица. Думая, что это было простое обаяние сна, которое
сейчас же рассеется, он открыл больше глаза свои и увидел, что к нему
точно наклонилось какое-то изможденное, высохшее лицо и смотрело прямо
ему в очи. Длинные и черные, как уголь, волосы, неприбранные, растрепан-
ные, лезли из-под темного, наброшенного на голову покрывала. И странный
блеск взгляда, и мертвенная смуглота лица, выступавшего резкими чертами,
заставили бы скорее подумать, что это был призрак. Он схватился невольно
рукой за пищаль и произнес почти судорожно:
пору завел шутку, - убью с одного прицела!
ло о молчании. Он опустил руку и стал взглядываться в него внимательней.
По длинным волосам, шее и полуобнаженной смуглой груди распознал он жен-
щину. Но она была не здешняя уроженка. Все лицо было смугло, изнурено
недугом; широкие скулы выступали сильно над опавшими под ними щеками;
узкие очи подымались дугообразным разрезом кверху, и чем более он всмат-
ривался в черты ее, тем более находил в них что-то знакомое. Наконец он
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Каргалов Вадим
Браун Дэн