- Вы сами знаете, что нет, - опять потупился Шатов.
- И не потому, что поверили глупой сплетне насчет Дарьи Павловны?
- Нет, нет, конечно, нет! Глупость! Сестра мне с самого начала сказала... -
с нетерпением и резко проговорил Шатов, чуть-чуть даже топнув ногой.
- Стало быть, и я угадал, и вы угадали, - спокойным тоном продолжал
Ставрогин, - вы правы: Марья Тимофеевна Лебядкина, моя законная,
обвенчанная со мною жена, в Петербурге, года четыре с половиной назад. Ведь
вы меня за нее ударили?
Шатов, совсем пораженный, слушал и молчал.
- Я угадал и не верил, - пробормотал он наконец, странно смотря на
Ставрогина.
- И ударили?
Шатов вспыхнул и забормотал почти без связи:
- Я за ваше падение... за ложь. Я не для того подходил, чтобы вас наказать;
когда я подходил, я не знал, что ударю... Я за то, что вы так много значили
в моей жизни... Я...
- Понимаю, понимаю, берегите слова. Мне жаль, что вы в жару; у меня самое
необходимое дело.
- Я слишком долго вас ждал, - как-то весь чуть не затрясся Шатов и привстал
было с места; - говорите ваше дело, я тоже скажу... потом...
Он сел.
- Это дело не из той категории, - начал Николай Всеволодович, приглядываясь
к нему с любопытством; - по некоторым обстоятельствам я принужден был
сегодня же выбрать такой час и итти к вам предупредить, что, может быть,
вас убьют.
Шатов дико смотрел на него.
- Я знаю, что мне могла бы угрожать опасность, - проговорил он размеренно,
- но вам, вам-то почему это может быть известно?
- Потому что я тоже принадлежу к ним, как и вы, и такой же член их
общества, как и вы.
- Вы... вы член общества?
- Я по глазам вашим вижу, что вы всего от меня ожидали, только не этого, -
чуть-чуть усмехнулся Николай Всеволодович, - но позвольте, стало быть, вы
уже знали, что на вас покушаются?
- И не думал. И теперь не думаю, несмотря на ваши слова, хотя... хотя кто ж
тут с этими дураками может в чем-нибудь заручиться! - вдруг вскричал он в
бешенстве, ударив кулаком по столу. - Я их не боюсь! Я с ними разорвал.
Этот забегал ко мне четыре раза и говорил, что можно... но, - посмотрел он
на Ставрогина, - что ж собственно вам тут известно?
- Не беспокойтесь, я вас не обманываю, - довольно холодно продолжал
Ставрогин, с видом человека, исполняющего только обязанность. - Вы
экзаменуете, что мне известно? Мне известно, что вы вступили в это общество
за границей, два года тому назад, и еще при старой его организации, как раз
пред вашею поездкой в Америку и, кажется, тотчас же после нашего последнего
разговора, о котором вы так много написали мне из Америки в вашем письме.
Кстати, извините, что я не ответил вам тоже письмом, а ограничился...
- Высылкой денег; подождите, - остановил Шатов, поспешно выдвинул из стола
ящик и вынул из-под бумаг радужный кредитный билет; - вот возьмите, сто
рублей, которые вы мне выслали; без вас я бы там погиб. Я долго бы не
отдал, если бы не ваша матушка: эти сто рублей подарила она мне девять
месяцев назад на бедность, после моей болезни. Но продолжайте пожалуста...
Он задыхался.
- В Америке вы переменили ваши мысли и, возвратясь в Швейцарию, хотели
отказаться. Они вам ничего не ответили, но поручили принять здесь, в
России, от кого-то какую-то типографию и хранить ее до сдачи лицу, которое
к вам от них явится. Я не знаю всего в полной точности, но ведь в главном,
кажется, так? Вы же, в надежде или под условием, что это будет последним их
требованием и что вас после того отпустят совсем, взялись. Вс¬ это, так ли,
нет ли, узнал я не от них, а совсем случайно. Но вот чего вы, кажется, до
сих пор не знаете: Эти господа вовсе не намерены с вами расстаться.
- Это нелепость! - завопил Шатов, - я объявил честно, что я расхожусь с
ними во всем! Это мое право, право совести и мысли... Я не потерплю! Нет
силы, которая бы могла...
- Знаете, вы не кричите, - очень серьезно остановил его Николай
Всеволодович, - этот Верховенский такой человечек, что может быть нас
теперь подслушивает, своим или чужим ухом, в ваших же сенях пожалуй. Даже
пьяница Лебядкин чуть ли не обязан был за вами следить, а вы может быть за
ним, не так ли? Скажите лучше: согласился теперь Верховенский на ваши
аргументы или нет?
- Он согласился; он сказал, что можно, и что я имею право...
- Ну, так он вас обманывает. Я знаю, что даже Кириллов, который к ним почти
вовсе не принадлежит, доставил об вас сведения; а агентов у них много, даже
таких, которые и не знают, что служат обществу. За вами всегда
надсматривали. Петр Верховенский между прочим приехал сюда за тем, чтобы
порешить ваше дело совсем, и имеет на то полномочие, а именно: истребить
вас в удобную минуту, как слишком много знающего и могущего донести.
Повторяю вам, что это наверно; и позвольте прибавить, что они почему-то
совершенно убеждены, что вы шпион, и если еще не донесли, то донесете.
Правда это?
Шатов скривил рот, услыхав такой вопрос, высказанный таким обыкновенным
тоном.
- Если б я и был шпион, то кому доносить? - злобно проговорил он, не
отвечая прямо. - Нет, оставьте меня, к чорту меня! - вскричал он, вдруг
схватываясь за первоначальную, слишком потрясшую его мысль, по всем
признакам несравненно сильнее, чем известие о собственной опасности: - Вы,
вы, Ставрогин, как могли вы затереть себя в такую бесстыдную, бездарную
лакейскую нелепость! Вы член их общества! Это ли подвиг Николая Ставрогина!
- вскричал он чуть не в отчаянии.
Он даже сплеснул руками, точно ничего не могло быть для него горше и
безотраднее такого открытия.
- Извините, - действительно удивился Николай Всеволодович, - но вы,
кажется, смотрите на меня как на какое-то солнце, а на себя как на какую-то
букашку сравнительно со мной. Я заметил это даже по вашему письму из
Америки.
- Вы... вы знаете... Ах, бросим лучше обо мне совсем, совсем! - оборвал
вдруг Шатов. - Если можете что-нибудь объяснить о себе, то объясните... На
мой вопрос! - повторял он в жару.
- С удовольствием. Вы спрашиваете: как мог я затереться в такую трущобу?
После моего сообщения я вам даже обязан некоторою откровенностию по этому
делу. Видите, в строгом смысле я к этому обществу совсем не принадлежу, не
принадлежал и прежде и гораздо более вас имею права их оставить, потому что
и не поступал. Напротив, с самого начала заявил, что я им не товарищ, а
если и помогал случайно, то только так, как праздный человек. Я отчасти
участвовал в переорганизации общества по новому плану, и только. Но они
теперь одумались и решили про себя, что и меня отпустить опасно и, кажется,
я тоже приговорен.
- О, у них вс¬ смертная казнь и вс¬ на предписаниях, на бумагах с печатями,
три с половиной человека подписывают. И вы верите, что они в состоянии!
- Тут отчасти вы правы, отчасти нет, - продолжал с прежним равнодушием,
даже вяло Ставрогин. - Сомнения нет, что много фантазии, как и всегда в
этих случаях: кучка преувеличивает свой рост и значение. Если хотите, то,
по-моему, их всего и есть один Петр Верховенский, и уж он слишком добр, что
почитает себя только агентом своего общества. Впрочем основная идея не
глупее других в этом роде. У них связи с Internationale; они сумели завести
агентов в России, даже наткнулись на довольно оригинальный прием... но,
разумеется, только теоретически. Что же касается до их здешних намерений,