Чтение 70–й страницы книги ~Бесы~

- Ей? Да сохрани меня и помилуй! Э-эх, Андрей Антонович! Видите-с: я
слишком ценю ее дружбу, и высоко уважаю... ну и там вс¬ это... но я не
промахнусь. Я ей не противоречу, потому что ей противоречить, сами знаете,
опасно. Я ей, может, и закинул словечко, потому что она это любит, но чтоб
я выдал ей, как вам теперь, имена, или там что-нибудь, э-эх, батюшка! Ведь
я почему обращаюсь теперь к вам? Потому что вы вс¬-таки мужчина, человек
серьезный, с старинною твердою служебною опытностью. Вы видали виды. Вам
каждый шаг в таких делах, я думаю, наизусть известен еще с петербургских
примеров. А скажи я ей эти два имени, например, и она бы так
забарабанила... Ведь она отсюда хочет Петербург удивить. Нет-с, горяча
слишком, вот что-с.

- Да, в ней есть несколько этой фуги, - не без удовольствия пробормотал
Андрей Антонович, в то же время ужасно жалея, что этот неуч осмеливается,
кажется, выражаться об Юлии Михайловне немного уж вольно. Петру же
Степановичу, вероятно, казалось, что этого еще мало и что надо еще поддать
пару, чтобы польстить и совсем уже покорить "Лембку".

- Именно фуги, - поддакнул он, - пусть она женщина может быть гениальная,
литературная, но - воробьев она распугает. Шести часов не выдержит, не то
что шести дней. Э-эх, Андрей Антонович, не налагайте на женщину срока в
шесть дней! Ведь признаете же вы за мною некоторую опытность, то-есть в
этих делах; ведь знаю же я кое-что, и вы сами знаете, что я могу знать
кое-что. Я у вас не для баловства шести дней прошу, а для дела.

- Я слышал... - не решался высказать мысль свою Лембке, - я слышал, что вы,
возвратясь из-за границы, где следует изъявили... в роде раскаяния?

- Ну там что бы ни было.

- Да и я, разумеется, не желаю входить... но мне вс¬ казалось, вы здесь до
сих пор говорили совсем в ином стиле, о христианской вере, например, об
общественных установлениях и наконец о правительстве...

- Мало ли что я говорил. Я и теперь то же говорю, только не так эти мысли
следует проводить, как те дураки, вот в чем дело. А то что в том, что
укусил в плечо? Сами же вы соглашались со мной, только говорили, что рано.

- Я не про то собственно соглашался и говорил, что рано.

- Однако же у вас каждое слово на крюк привешено, xe-xe! осторожный
человек! - весело заметил вдруг Петр Степанович. - Слушайте, отец родной,
надо же было с вами познакомиться, ну вот потому я в моем стиле и говорил.
Я не с одним с вами, а со многими так знакомлюсь. Мне, может, ваш характер
надо было распознать.

- Для чего бы вам мой характер?

- Ну почем я знаю для чего (он опять рассмеялся). - Видите ли, дорогой и
многоуважаемый Андрей Антонович, вы хитры, но до этого еще не дошло и
наверно не дойдет, понимаете? Может быть и понимаете? Я хоть и дал где
следует объяснения, возвратясь из-за границы, и право не знаю, почему бы
человек известных убеждений не мог действовать в пользу искренних своих
убеждений... но мне никто еще там не заказывал вашего характера и никаких
подобных заказов оттуда я еще не брал на себя. Вникните сами: ведь мог бы я
не вам открыть первому два-то имени, а прямо туда махнуть, то-есть туда,
где первоначальные объяснения давал; и уж если б я старался из-за финансов,
али там из-за выгоды, то уж конечно вышел бы с моей стороны не расчет,
потому что благодарны-то будут теперь вам, а не мне. Я единственно за
Шатова, - с благородством прибавил Петр Степанович, - за одного Шатова, по
прежней дружбе... ну, а там, пожалуй, когда возьмете перо, чтобы туда
отписать, ну похвалите меня, если хотите... противоречить не стану, хе-хе!
Adieu, однако же засиделся, и не надо бы столько болтать! - прибавил он не
без приятности и встал с дивана.

- Напротив, я очень рад, что дело так сказать определяется, - встал и
фон-Лембке, тоже с любезным видом, видимо под влиянием последних слов. - Я
с признательностию принимаю ваши услуги и, будьте уверены, вс¬, что можно с
моей стороны насчет отзыва о вашем усердии...

- Шесть дней, главное, шесть дней сроку, и чтобы в эти дни вы не
шевелились, вот что мне надо!

- Пусть.

- Разумеется, я вам рук не связываю, да и не смею. Не можете же вы не
следить; только не пугайте гнезда раньше времени, вот в чем я надеюсь на
ваш ум и на опытность. А довольно у вас должно быть своих-то гончих
припасено, и всяких там ищеек, хе-хе! - весело и легкомысленно (как молодой
человек) брякнул Петр Степанович.

- Не совсем это так, - приятно уклонился Лембке. - Это - предрассудок
молодости, что слишком много припасено... Но кстати позвольте одно словцо:
ведь если этот Кириллов был секундантом у Ставрогина, то и господин
Ставрогин в таком случае...

- Что Ставрогин?

- То-есть если они такие друзья?

- Э, нет, нет, нет! Вот тут маху дали, хоть вы и хитры. И даже меня
удивляете. Я ведь думал, что вы насчет этого не без сведений... Гм,
Ставрогин - это совершенно противоположное, то-есть совершенно... Avis au
lecteur.

- Неужели! и может ли быть? - с недоверчивостию произнес Лембке. - Мне Юлия
Михайловна сообщила, что, по ее сведениям из Петербурга, он человек с
некоторыми, так сказать, наставлениями...

- Я ничего не знаю, ничего не знаю, совсем ничего. Adieu. Avis au lecteur!
- вдруг и явно уклонился Петр Степанович. Он полетел к дверям.

- Позвольте, Петр Степанович, позвольте, - крикнул Лембке, - еще одно
крошечное дельце, и я вас не задержу.

Он вынул из столового ящика конверт.

- Вот-с один экземплярчик, по той же категории, и я вам тем самым
доказываю, что вам в высшей степени доверяю. Вот-с, и каково ваше мнение?

В конверте лежало письмо, - письмо странное, анонимное, адресованное к
Лембке и вчера только им полученное. Петр Степанович к крайней досаде своей
прочел следующее:

"Ваше превосходительство!

"Ибо по чину вы так. Сим объявляю в покушении на жизнь генеральских особ и
отечества; ибо прямо ведет к тому. Сам разбрасывал непрерывно множество
лет. Тоже и безбожие. Приготовляется бунт, а прокламаций несколько тысяч, и
за каждой побежит сто человек, высуня язык, если заранее не отобрать
начальством, ибо множество обещано в награду, а простой народ глуп, да и
водка. Народ, почитая виновника, разоряет того и другого, и боясь обеих
сторон, раскаялся в чем не участвовал, ибо обстоятельства мои таковы. Если
хотите, чтобы донос для спасения отечества, а также церквей и икон, то я
один только могу. Но с тем, чтобы мне прощение из третьего отделения по
телеграфу немедленно одному из всех, а другие пусть отвечают. На окошке у
швейцара для сигнала в семь часов ставьте каждый вечер свечу. Увидав поверю
и приду облобызать милосердную длань из столицы, но с тем, чтобы пенсион,
ибо чем же я буду жить? Вы же не раскаетесь, потому что вам выйдет звезда.
Надо потихоньку, а не то свернут голову.

"Вашего превосходительства отчаянный человек.
"Припадает к стопам
"раскаявшийся вольнодумец Incognito".

Фон-Лембке объяснил, что письмо очутилось вчера в швейцарской, когда там
никого не было.

- Так вы как же думаете? - спросил чуть не грубо Петр Степанович.

- Я бы предположил, что это анонимный пашквиль, в насмешку.

- Вероятнее всего, что так и есть. Вас не надуешь.

- Я главное потому, что так глупо.

- А вы получали здесь еще какие-нибудь пашквили?

- Получал раза два, анонимные.