таком случае очень рад, что не забыл передать. Вот этакой-то всего опаснее
на случай, если с ним револьвер, и наконец ночь, слякоть, естественная
раздражительность, - потому что ведь каковы же его обстоятельства-то,
ха-ха! Как вы думаете, зачем он сидит?.
- Лизавету Николаевну, разумеется, ждет.
- Во-от! Да с чего она к нему выйдет? И... в такой дождь... вот дурак-то!
- Она сейчас к нему выйдет.
- Эге! Вот известие! Стало быть... Но послушайте, ведь теперь совершенно
изменились ее дела: к чему теперь ей Маврикий? Ведь вы свободный вдовец и
можете завтра же на ней жениться? Она еще не знает, - предоставьте мне, и я
вам тотчас же вс¬ обделаю. Где она, надо и ее обрадовать,
- Обрадовать?
- Еще бы, идем.
- А вы думаете, она про эти трупы не догадается? - как-то особенно
прищурился Ставрогин.
- Конечно не догадается, - решительным дурачком подхватил Петр Степанович,
- потому что ведь юридически... Эх вы! Да хоть бы и догадалась! У женщин
вс¬ это так отлично стушевывается, вы еще не знаете женщин! Кроме того, что
ей теперь вся выгода за вас выйти, потому что ведь вс¬-таки она себя
оскандалила, кроме того я ей про "ладью" наговорил: и именно увидел, что
"ладьей"-то на нее и подействуешь, стало быть, вот какого она калибра
девица. Не беспокойтесь, она так через эти трупики перешагнет, что лю-ли, -
тем более, что вы совершенно, совершено невинны, не правда ли? Она только
прибережет эти трупики, чтобы вас потом уколоть, этак на второй годик
супружества. Всякая женщина, идя к венцу, в этом роде чем-нибудь запасается
из мужнина старого, но ведь тогда... что через год-то будет? Ха-ха-ха!
- Если вы на беговых дрожках, то довезите ее сейчас до Маврикия
Николаевича. Она сейчас сказала, что терпеть меня не может и от меня уйдет,
и конечно не возьмет от меня экипажа.
- Во-от! Да неужто вправду уезжает? Отчего бы это могло произойти? -
глуповато посмотрел Петр Степанович.
- Догадалась как-нибудь, в эту ночь, что я вовсе ее не люблю... о чем
конечно всегда знала.
- Да разве вы ее не любите? - подхватил Петр Степанович с видом
беспредельного удивления. - А коли так, зачем же вы ее вчера, как вошла, у
себя оставили и как благородный человек не уведомили прямо, что не любите?
Это ужасно подло с вашей стороны; да и в каком же подлом виде вы меня пред
нею поставили?
Ставрогин вдруг рассмеялся.
- Я на обезьяну мою смеюсь, - пояснил он тотчас же.
- А! догадались, что я распаясничался, - ужасно весело рассмеялся и Петр
Степанович; - я чтобы вас рассмешить! Представьте, я ведь тотчас же, как вы
вышли ко мне, по лицу догадался, что у вас "несчастье". Даже может быть
полная неудача, а? Ну, бьюсь же об заклад, - вскричал он, почти
захлебываясь от восторга, - что вы всю ночь просидели в зале рядышком на
стульях и о каком-нибудь высочайшем благородстве проспорили вс¬ драгоценное
время... Ну простите, простите; мне что: я ведь еще вчера знал наверно, что
у вас глупостью кончится. Я вам привез ее единственно, чтобы вас позабавить
и чтобы доказать, что со мною вам скучно не будет; триста раз пригожусь в
этом роде; я вообще люблю быть приятен людям. Если же теперь она вам не
нужна, на что я и рассчитывал, с тем и ехал, то...
- Так это вы для одной моей забавы ее привезли?
- А то зачем же?
- А не затем, чтобы заставить меня жену убить?
- Во-от, да разве вы убили? Что за трагический человек!
- Вс¬ равно, вы убили.
- Да разве я убил? Говорю же вам, я тут ни при капле. Однако вы начинаете
меня беспокоить...
- Продолжайте, вы сказали: "Если теперь она вам не нужна, то..."
- То предоставьте мне, разумеется! Я отлично ее выдам за Маврикия
Николаевича, которого между прочим вовсе не я у саду посадил, не возьмите
еще этого в голову. Я ведь его боюсь теперь. Вот вы говорите: на беговых
дрожках, а я так-таки мимо пролепетнул... право, если с ним револьвер?..
Хорошо, что я свой захватил. Вот он (он вынул из кармана револьвер, показал
и тотчас же опять спрятал) - захватил за дальностью пути... Впрочем я вам
это мигом слажу: у ней именно теперь сердчишко по Маврикию ноет... должно,
по крайней мере, ныть... и знаете - ей богу мне ее даже несколько жалко!
Сведу с Маврикием, и она тотчас про вас начнет вспоминать, - ему вас
хвалить, а его в глаза бранить, - сердце женщины! Ну вот вы опять смеетесь?
Я ужасно рад, что вы так развеселились. Ну что ж, идем. Я прямо с Маврикия
и начну, а про тех... про убитых... знаете, не промолчать ли теперь? Вс¬
равно потом узнает.
- Об чем узнает? Кто убит? Что вы сказали про Маврикия Николаевича? -
отворила вдруг дверь Лиза.
- А! вы подслушивали?
- Что вы сказали сейчас про Маврикия Николаевича? Он убит!
- А! стало быть, вы не расслышали! Успокойтесь, Маврикий Николаевич жив и
здоров, в чем можете мигом удостовериться, потому что он здесь у дороги, у
садовой решетки... и, кажется, всю ночь просидел; промок, в шинели... Я
ехал, он меня видел.
- Это неправда. Вы сказали "убит"... Кто убит? - настаивала она с
мучительною недоверчивостью.
- Убита только моя жена, ее брат Лебядкин и их служанка, - твердо заявил
Ставрогин.
Лиза вздрогнула и ужасно побледнела.
- Зверский, странный случай, Лизавета Николаевна, глупейший случай грабежа,
- тотчас затрещал Петр Степанович, - одного грабежа, пользуясь пожаром;
дело разбойника Федьки Каторжного и дурака Лебядкина, который всем
показывал свои деньги... я с тем и летел... как камнем по лбу. Ставрогин
едва устоял, когда я сообщил. Мы здесь советовались: сообщить вам сейчас
или нет?
- Николай Всеволодович, правду он говорит? - едва вымолвила Лиза.
- Нет, не правду.
- Как неправду! - вздрогнул Петр Степанович, - это еще что!
- Господи, я с ума сойду! - вскричала Лиза.
- Да поймите же по крайней мере, что он сумасшедший теперь человек! -
кричал изо всей силы Петр Степанович, - ведь вс¬-таки жена его убита.
Видите, как он бледен... Ведь он с вами же всю ночь пробыл, ни на минуту не
отходил, как же его подозревать?
- Николай Всеволодович, скажите как пред богом, виноваты вы или нет, а я,
клянусь, вашему слову поверю, как божьему и на край света за вами пойду, о,
пойду! Пойду как собачка...
- Из-за чего же вы терзаете ее, фантастическая вы голова! - остервенился
Петр Степанович. - Лизавета Николаевна, ей-ей, столките меня в ступе, он
невинен, напротив, сам убит и бредит, вы видите. Ни в чем, ни в чем, даже
мыслью неповинен!.. Вс¬ только дело разбойников, которых наверно через
неделю разыщут и накажут плетьми... Тут Федька Каторжный и Шпигулинские, об
этом весь город трещит, потому и я.
- Так ли? Так ли? - вся трепеща ждала последнего себе приговора Лиза.
- Я не убивал и был против, но я знал, что они будут убиты, и не остановил