Чтение 22–й страницы книги ~Вечный муж~

у меня есть состояние, а теперь вот и место с повышением получаю, - так это
все и на весу-с.

- Что ж, это дочь его?

- Я вам все это расскажу в подробности-с, - приятно съежился Павел
Павлович, - позвольте папиросочку закурю. К тому же вы сами сегодня
увидите. Во-первых, такие дельцы, как Федосей Петрович, здесь, в
Петербурге, иногда очень на службе ценятся, если успеют обратить
внимание-с. Но ведь кроме жалованья и пуще того - прибавочных, наградных,
дополнительных, столовых или там единовременных пособий-с - ничего ведь и
нет-с, то есть основного-то-с, составляющего капитал. Живут хорошо, а
скопить никак невозможно, если при семействе-с. Сообразите сами: восемь
девиц у Федосея Петровича и один только сын малолеток. Умри он сейчас -
останется ведь только пенсия жиденькая-с. А тут восемь девиц, - нет, вы
только сообразите-с, сообразите-с: ведь это если каждой по башмакам, так и
тут что составит! Из восьми девиц пять уж невест-с, старшей-то двадцать
четыре года (прелестнейшая девица, сами увидите-с!), а шестой - пятнадцать
лет, еще в гимназии учится. Ведь для пяти-то старших девиц надо женихов
приискать, что по возможности заблаговременнее делать следует, отцу-с надо,
стало быть, вывозить-с, - чего же это стоит, я вас спрошу-с? И вдруг я
появляюсь, еще первый жених у них в доме-с, и им известен заведомо, то есть
в том смысле, что при действительном состоянии-с. Ну вот и все-с.

Павел Павлович объяснял с упоением.

- Вы к старшей посватались?

- Н-нет-с, я... не к старшей; я вот к этой шестой посватался, вот
которая еще продолжает учение в гимназии.

- Как? - невольно усмехнулся Вельчанинов. - Да ведь вы же говорите, ей
пятнадцать лет!

- Пятнадцать-с теперь; но через девять месяцев ей будет шестнадцать,
шестнадцать лет и три месяца, так почему же-с? А так как теперь все это
неприлично-с, то гласного покамест и нет ничего, а только с родителями...
Поверьте, что все хорошо-с!

- Стало быть, еще не решено?

- Нет, решено, все решено-с. Поверьте, что все хорошо-с.

- А она знает?

- То есть это только вид такой, для приличия, что будто и не говорят;
а ведь как же не знать-с? - приятно прищурился Павел Павлович. - Что же,
осчастливите, Алексей Иванович? - ужасно робко закончил он.

- Да зачем мне-то туда? Впрочем, - прибавил он торопливо, - так как я
во всяком случае не поеду, то и не выставляйте мне никаких причин.

- Алексей Иванович...

- Да неужели же я с вами рядом сяду и поеду, подумайте!

Отвратительное и неприязненное ощущение возвратилось опять к нему
после минутного развлечения болтовней Павла Павловича о невесте. Еще бы,
кажется, минута, и он прогнал бы его вовсе. Он злился даже на себя за
что-то.

- Сядьте, Алексей Иванович, сядьте рядом и не раскаетесь! -
проникнутым голосом умолял Павел Павлович. - Нет-нет-нет! - замахал он
руками, поймав нетерпеливый и решительный жест Вельчанинова. - Алексей
Иванович, Алексей Иванович, подождите предрешать-с! Я вижу, что вы, может
быть, превратно меня поняли: ведь я слишком хорошо понимаю, что ни вы мне,
ни я вам - мы не товарищи-с; я ведь не до того уж нелеп-с, чтобы уж этого
не понять-с. И что теперешняя услуга, о которой прошу, ни к чему в
дальнейшем вам не вменяется. Да и сам я послезавтра уеду совсем-с,
совершенно-с; значит, как бы и не было ничего. Пусть этот день будет один
только случай-с. Я к вам шел и надежду основал на благородстве особенных
чувств вашего сердца, Алексей Иванович, - именно на тех самых чувствах,
которые в последнее время могли быть в вашем сердце возбуждены-с... Ясно
ведь, кажется, я говорю или еще нет-с?

Волнение Павла Павловича возросло до чрезвычайности. Вельчанинов
странно глядел на него.

- Вы просите о какой-то услуге с моей стороны, - спросил он
задумываясь, - и ужасно настаиваете, - это мне подозрительно; я хочу больше
знать.

- Вся услуга лишь в том, что вы со мной поедете. А потом, когда
приедем обратно, я все разверну перед вами как на исповеди. Алексей
Иванович, доверьтесь!

Но Вельчанинов все еще отказывался, и тем упорнее, что ощущал в себе
одну какую-то тяжелую, злобную мысль. Эта злая мысль уже давно зашевелилась
в нем, с самого начала, как только Павел Павлович возвестил о невесте:
простое ли это было любопытство, или какое-то совершенно еще неясное
влечение, но его тянуло - согласиться. И чем больше тянуло, тем более он
оборонялся. Он сидел, облокотясь на руку, и раздумывал. Павел Павлович юлил
около него и упрашивал.

- Хорошо, поеду, - согласился он вдруг беспокойно и почти тревожно,
вставая с места. Павел Павлович обрадовался чрезмерно.

- Нет уж вы, Алексей Иванович, теперь приоденьтесь, - юлил он радостно
вокруг одевавшегося Вельчанинова, - получше, по-вашему оденьтесь.

"И чего он сам туда лезет, странный человек?" - думал про себя
Вельчанинов.

- А ведь я не одной этой услуги от вас, Алексей Иванович, ожидаю-с. Уж
коли дали согласие, так уж будьте и руководителем-с.

- Например?

- Например, большой вопрос-с: креп-с? Что приличнее: снять или с
крепом остаться?

- Как хотите.

- Нет, я вашего решения желаю-с, как бы вы поступили сами, то есть
если бы имели креп-с? Моя собственная мысль была, что если сохранить, так
это на постоянство чувств-с укажет-с, а стало быть, лестно отрекомендует.

- Разумеется, снимите.

- Неужто уж и разумеется? - Павел Павлович задумался. - Нет, уж я бы
лучше сохранил-с...

- Как хотите. "Однако он мне не доверяет, это хорошо", - подумал
Вельчанинов.

Они вышли; Павел Павлович с довольством приглядывался к
принарядившемуся Вельчанинову; даже как будто больше почтения и важности
проявилось в его лице. Вельчанинов дивился на него и еще больше на себя
самого. У ворот стояла поджидавшая их превосходная коляска.

- А у вас уже и коляска была готова? Стало быть, вы были уверены, что
я поеду?

- Коляску я взял для себя-с, но почти уверен был, что вы согласитесь
поехать, - ответил Павел Павлович с видом совершенно счастливого человека.

- Эй, Павел Павлович, - как-то раздражительно засмеялся Вельчанинов,
когда уже уселись и тронулись, - не слишком ли вы во мне уверены?

- Но ведь не вам же, Алексей Иванович, не вам же сказать мне за это,
что я дурак? - твердо и проникнутым голосом ответил Павел Павлович.

"А Лиза?" - подумал Вельчанинов и тотчас же бросил об этом думать, как
бы испугавшись какого-то кощунства. И вдруг ему показалось, что он сам так
мелок, так ничтожен в эту минуту; показалось, что мысль, его соблазнявшая,
- такая маленькая, такая скверненькая мысль... и во что бы то ни стало
захотелось ему опять все бросить и хоть сейчас выйти из коляски, даже если
б надо было для этого прибить Павла Павловича. Но тот заговорил, и соблазн
опять охватил его сердце.