наивность его жестов и движений была иногда удивительная. Не мог не
обратить еще раз особенного внимания Вельчанинов и на Катерину Федосеевну;
ей, конечно, уже стало ясно теперь, что он вовсе не для нее приехал, а
слишком уже заинтересовался Надей; но лицо ее было так же мило и
благодушно, как давеча. Она, казалось, уже тем одним была счастлива, что
находится тоже подле них и слушает то, что говорит новый гость; сама же,
бедненькая, никак не умела ловко вмешаться в разговор.
Вельчанинов вдруг потихоньку Наде.
ангел, я в нее влюблена, - отвечала та восторженно.
обед устроен не по-обыкновенному, а нарочно для гостя. Явилось два-три
кушанья, очевидно прибавочные к обычному столу, довольно мудреные, а одно
из них так и совсем какое-то странное, так что его и назвать никто бы не
мог. Кроме обыкновенных столовых вин, появилась тоже, очевидно, придуманная
для гостя бутылка токайского; под конец обеда для чего-то подали и
шампанское. Старик Захлебинин, выпив лишнюю рюмку, был в самом благодушном
настроении и готов был смеяться всему, что говорил Вельчанинов. Кончилось
тем, что Павел Павлович наконец не выдержал: увлекшись соревнованием, он
вдруг задумал тоже сказать какой-нибудь каламбур и сказал: на конце стола,
где он сидел подле m-me Захлебининой, послышался вдруг громкий смех
обрадовавшихся девиц.
средние Захлебинины в один голос, - он говорит, что мы "девицы, на которых
нужно дивиться..."
голосом отозвался старик, покровительственно обращаясь к Павлу Павловичу и
заранее улыбаясь ожидаемому каламбуру.
улыбался в ожидании.
девицы похоже на дивиться, девицы, на которых нужно дивиться...
получше скажет! - и старик весело рассмеялся.
поддразнила Марья Никитишна. - Ах, боже мой, он костью подавился! -
воскликнула она и вскочила со стула.
Павел Павлович только захлебнулся вином, за которое он схватился, чтобы
скрыть свой конфуз, но Марья Никитишна уверяла и клялась на все стороны,
что это "рыбья кость, что она сама видела и что от этого умирают".
явились и охотницы: Марья Никитишна, рыженькая подружка (тоже приглашенная
к обеду) и, наконец, сама мать семейства, ужасно перепугавшаяся, - все
хотели стукать Павла Павловича по затылку. Выскочивший из-за стола Павел
Павлович отвертывался и целую минуту должен был уверять, что он только
поперхнулся вином и что кашель сейчас пройдет, - пока наконец-то
догадались, что все это - проказы Марьи Никитишны.
Марье Никитишне, - но тотчас не выдержала и расхохоталась так, как с нею
редко случалось, что тоже произвело своего рода эффект. После обеда все
вышли на балкон пить кофе.
удовольствием смотря в сад, - только бы вот дождя... Ну, а я пойду
отдохнуть. С богом, с богом, веселитесь! И ты веселись! - стукнул он,
выходя, по плечу Павла Павловича.
Вельчанинову и дернул его за рукав.
захлебываясь, прошептал он, ухватив Вельчанинова за рукав.
Павлович молча смотрел на него, шевелил губами и яростно улыбнулся.
нетерпеливые голоса девиц. Вельчанинов пожал плечами и воротился к
обществу. Павел Павлович тоже бежал за ним.
Марья Никитишна, - прошлый раз он тоже забыл.
опять платок носовой забыл, maman, у Павла Павловича опять насморк! -
раздавались голоса.
нараспев протянула m-me Захлебинина, - с насморком опасно шутить; я вам
сейчас пришлю платок. И с чего у него все насморк! - прибавила она уходя,
обрадовавшись случаю воротиться домой.
Павлович, но та, видно, не разобрала, и через минуту, когда Павел Павлович
трусил вслед за всеми и все поближе к Наде и Вельчанинову, запыхавшаяся
горничная догнала его и принесла-таки ему платок.
и бог знает чего ждали от "пословиц".
Никитишне; потребовали, чтоб она ушла как можно дальше и не подслушивала; в
отсутствие ее выбрали пословицу и роздали слова. Марья Никитишна воротилась
и мигом отгадала. Пословица была: "Страшен сон, да милостив бог".
очках. От него потребовали еще больше предосторожности, - чтоб он стал у
беседки и оборотился лицом совсем к забору. Мрачный молодой человек
исполнял свою должность с презрением и даже как будто ощущал некоторое
нравственное унижение. Когда его кликнули, он ничего не мог угадать, обошел
всех и выслушал, что ему говорили по два раза, долго и мрачно соображал, но
ничего не выходило. Его пристыдили. Пословица была: "За богом молитва, а за
царем служба не пропадают!"
юноша, ретируясь на свое место.
закричали все и оживились немножко.
лицом, а чтобы он не оглянулся, приставили за ним смотреть рыженькую. Павел
Павлович, уже ободрившийся и почти снова развеселившийся, намерен был свято
исполнить свой долг и стоял как пень, смотря на забор и не смея обернуться.
Рыженькая сторожила его в двадцати шагах позади, ближе к обществу, у
беседки, и о чем-то перемигивалась в волнении с девицами; видно было, что и
все чего-то ожидали с некоторым даже беспокойством; что-то приготовлялось.
Вдруг рыженькая замахала из-за беседки руками. Мигом все вскочили и