дернул за колокольчик; зазвенел, изнутри послышались чьи-то шаги... Тут
господин Голядкин даже проклял себя, отчасти за свою поспешность и
дерзость. Недавние неприятности, о которых господин Голядкин едва не
позабыл за делами, и контра с Андреем Филипповичем тут же пришли ему на
память. Но уже бежать было поздно: дверь отворилась. К счастию господина
Голядкина отвечали ему, что Андрей Филиппович и домой не приезжал из
должности, и не обедает дома. "Знаю, где он обедает: он у Измайловского
моста обедает". - подумал герой наш и страх как обрадовался. На вопрос
слуги, как об вас доложить сказал, что, дескать, я, мой друг, хорошо, что
дескать, я мой друг, после, и даже с некоторою бодростью сбежал вниз по
лестнице. Выйдя на улицу, он решился отпустить экипаж и расплатился с
извозчиком. Когда же извозчик попросил о прибавке, - дескать, ждал, сударь,
долго и рысачка для вашей милости не жалел,- то дал и прибавочки пятачок, и
даже с большою охотою; сам же пешком пошел.
оставить нельзя; однако ж, если так рассудить, этак здраво рассудить, так
из чего же по-настоящему здесь хлопотать? Ну, нет, однако ж, я буду все про
то говорить, из чего же мне хлопотать? из чего мне маяться, биться,
мучиться, себя убивать? Во-первых, дело сделано, и его не воротишь... ведь
не воротишь! Рассудим так: является человек, - является человек с
достаточной рекомендацией, дескать, способный чиновник, хорошего поведения,
только беден и потерпел разные неприятности, - передряги там этакие, - ну,
да ведь бедность не порок; стало быть, я в стороне. Ну, в самом деле, что ж
за вздор такой? Ну, пришелся, устроился, самой природой устроился так
человек, что две капли воды похож на другого человека, что совершенная
копия с другого человека: так уж его за это и не принимать в департамент?!
Коли уж судьба, коли одна судьба, коли одна слепая фортуна тут виновата, -
так уж его и затереть, как ветошку, так уж и служить ему не давать...да где
же тут после этого справедливость будет? Человек же он бедный, затерянный,
запуганный; тут сердце болит, тут сострадание его призреть велит! Да!
нечего сказать, хороши бы были начальники, если б так рассуждали, как я,
забубенная голова! Эка ведь башка у меня! На десятерых подчас глупости
хватит! Нет, нет! и сделали хорошо, и спасибо им, что призрели бедного
горемыку... Ну, да, положим, например, что мы близнецы, что вот уж мы так
уродились, что братья-близнецы, да и только, - вот оно как! Ну, что же
такое? Ну, и ничего! Можно всех чиновников приучить... а посторонний кто,
войдя в наше ведомство, уж, верно, не нашел бы ничего неприличного и
оскорбительного в таком обстоятельстве. Оно даже тут есть кое-что
умилительное; что вот, дескать, мысль-то какая: что, дескать, промысл божий
создал двух совершенно подобных, а начальство благодетельное, видя промысл
божий, приютило двух близнецов. Оно, конечно, - продолжал господин
Голядкин, переводя дух и немного понизив голос, - оно, конечно... оно,
конечно, лучше бы было, кабы не было ничего этого, умилительного, и
близнецов никаких тоже бы не было... Черт бы побрал все это! И на что это
нужно было? И что за надобность тут была такая особенная и никакого
отлагательства не терпящая?! Господи бог мой! Эк ведь черти заварили кашу
какую! Вот ведь, однакож, у него и характер такой, нрава он такого
игривого, скверного, - подлец он такой, вертлявый такой, лизун, лизоблюд,
Голядкин он этакой! Пожалуй, еще дурно себя поведет да фамилью мою
замарает, мерзавец. Вот теперь и смотри за ним и ухаживай! Эк ведь
наказание какое! Впрочем, что ж? ну, и нужды нет! ну, он подлец, - ну,
пусть он подлец, а другой зато честный. Ну, вот он подлец будет, а я буду
честный, - и скажут, что вот этот Голядкин подлец, на него не смотрите и
его с другим не мешайте; а этот вот честный, добродетельный, кроткий,
незлобивый, весьма надежный по службе и к повышению чином достойный; вот
оно как! Ну, хорошо... а как, того... А как они там, того... да и
перемешают! От него ведь все станется! Ах ты, господи боже мой!.. И
подменит человека, подменит, подлец такой, - как ветошку человека подменит
и не рассудит, что человек не ветошка. Ах ты, господи боже мой! Эко
несчастие какое!.."
разбирая дороги и сам почти не зная куда. Очнулся он на Невском проспекте,
и то по тому только случаю, что столкнулся с каким-то прохожим так ловко и
плотно, что только искры посыпались. Господин Голядкин, не поднимая головы,
пробормотал извинение, и только тогда, когда прохожий, проворчав что-то не
слишком лестное, отошел уже на расстояние значительное, поднял нос верху и
осмотрелся, где он и как. Осмотревшись и заметив, что находится именно
возле того ресторана, в котором отдыхал, приготовляясь к званому обеду у
Олсуфия Ивановича, герой наш почувствовал вдруг щипки и щелчки по желудку,
вспомнил, что не обедал, званого же обеда не предстояло нигде, и потому,
дорогого своего времени не теряя, вбежал он вверх по лестнице в ресторан
перехватить что-нибудь поскорее, и как можно торопясь не замешкать. И хотя
в ресторане было все дорогонько, но это маленькое обстоятельство не
остановило на этот раз господина Голядкина; да и останавливаться-то теперь
на подобных безделицах некогда было. В ярко освещенной комнате, у прилавка,
на котором лежала разнообразная груда всего того, что потребляется на
закуску людьми порядочными, стояла довольно густая толпа посетителей.
Конторщик едва успевал наливать, отпускать, сдавать и принимать деньги.
Господин Голядкин подождал своей очереди и, выждав, скромно протянул свою
руку к пирожку растегайчику. Отойдя в уголок, оборотясь спиною к
присутствующим и закусив с аппетитом, он воротился к конторщику, поставил
на стол блюдечко, зная цену, вынул десять копеек серебром и положил на
прилавок монетку, ловя взгляды конторщика, чтоб указать ему:"что
вот,дескать,монетка лежит; один растегайчик" и т.д.
кажется, взял один пирожок.
у нас даром ничего не дают.
надо мной совершается?" - подумал он. Между тем конторщик ожидал решения
господина Голядкина; господина Голядкина обступили; господин Голядкин уже
полез было в карман, чтоб вынуть рубль серебром, чтоб расплатиться
немедленно, чтоб от греха-то подальше быть. "Ну, одиннадцать так
одиннадцать, - думал он, краснея как рак, - ну, что же такого тут, что
съедено одиннадцать пирожков? Ну, голоден человек, так и съел одиннадцать
пирожков; ну, и пусть ест себе на здоровье; ну, и дивиться тут нечему и
стесняться тут нечему..." Вдруг как будто что-то кольнуло господина
Голядкина; он поднял глаза и - разом понял загадку, понял все колдовство:
разом разрешились все затруднения... В дверях в соседнюю комнату, почти
прямо за спиною конторщика и лицом к господину Голядкину, в дверях,
которые, между прочим, герой наш принимал доселе за зеркало, стоял один
человечек, стоял он, стоял сам господин Голядкин, - не старый господин
Голядкин, не герой нашей повести, а другой господин Голядкин, новый
господин Голядкин. Другой господин Голядкин находился, по-видимому, в
превосходном расположении духа. Он улыбался господину Голядкину первому,
кивал ему головою, подмигивал глазками, семенил немного ногами и глядел
так, что чуть что, - так он и стушуется, так он и в соседнюю комнату, а
там, пожалуй, задним ходом, да и того... и все преследования останутся
тщетными. В руках его был последний кусок десятого расстегая, который он, в
глазах же господина Голядкина, отправил в свой рот, чмокнув от
удовольствия. " Подменил, подлец! - подумал господин Голядкин, вспыхнув как
огонь от стыда, - не постыдился публичности! Видят ли его? Кажется, не
замечает никто..." Господин Голядкин бросил рубль серебром так, как будто
бы об него все пальцы обжег, и, не замечая значительно-наглой улыбки
конторщика, улыбки торжества и спокойного могущества, выдрался из толпы и
бросился вон без оглядки. "Спасибо за то, что хоть не компрометировал
окончательно человека! - подумал старший господин Голядкин. - Спасибо
разбойнику, и ему и судьбе, что еще хорошо все уладилось. Нагрубил лишь
конторщик. Да что ж, ведь он был в своем праве! Рубль десять следовало, так
и был в своем праве. Дескать, без денег у нас никому не дают! Хоть бы был
поучтивей, бездельник!.."
же на последней ступеньке он остановился как вкопанный и вдруг покраснел
так, что даже слезы выступили у него на глазах от припадка страдания
амбиции. Простояв с пол-минуты столбом, он вдруг решительно топнул ногою, в
один прыжок соскочил с крыльца на улицу и без оглядки, задыхаясь, не слыша
усталости, пустился к себе домой, в Шестилавочную улицу. Дома, не сняв даже
с себя верхнего платья, вопреки привычке своей быть у себя по-домашнему, не
взяв даже предварительно трубки, уселся он немедленно на диване, придвинул
чернильницу, взял перо, достал лист почтовой бумаги и принялся строчить
дрожащею от внутреннего волнения рукой следующее послание:
милостивый государь мой, меня к тому не принудили. Верьте, что
необходимость одна понудила меня вступить в вами в подобное объяснение, и
потому прежде всего прошу считать эту меру мою не как умышленным намерением
к вашему, милостивый государь мой, оскорблению, но как необходимым
следствием связующих нас теперь обстоятельств".
Обижаться ему тут, кажется, нечем. К тому же я в своем праве", - подумал
господин Голядкин, перечитывая написанное.
бурную ночь, после грубого и неприличного со мною поступка врагов моих,
коих имя умалчиваю из презрения к ним, было зародышем всех недоразумений, в
Шилова Юлия
Ибсен Генрик
Роллинс Джеймс
Маккэфри Энн
Курылев Олег
Роллинс Джеймс