наслаждение. Есть, есть наслаждение в последней степени приниженности и
ничтожества! - продолжал я бредить. - Черт знает, может быть, оно есть и в
кнуте, когда кнут ложится на спину и рвет в клочки мясо... Но я хочу, может
быть, попытать и других наслаждений. Мне давеча генерал при вас за столом
наставление читал за семьсот рублей в год, которых я, может быть, еще и не
получу от него. Меня маркиз Де-Грие, поднявши брови, рассматривает и в то
же время не замечает. А я, с своей стороны, может быть, желаю страстно
взять маркиза Де-Грие при вас за нос?
достоинством. Если тут борьба, то она еще возвысит, а не унизит.
поставить себя с достоинством. То есть я, пожалуй, и достойный человек, а
поставить себя с достоинством не умею. Вы понимаете, что так может быть? Да
все русские таковы, и знаете почему: потому что русские слишком богато и
многосторонне одарены, чтоб скоро приискать себе приличную форму. Тут дело
в форме. Большею частью мы, русские, так богато одарены, что для приличной
формы нам нужна гениальность. Ну, а гениальности-то всего чаще и не бывает,
потому что она и вообще редко бывает. Это только у французов и, пожалуй, у
некоторых других европейцев так хорошо определилась форма, что можно
глядеть с чрезвычайным достоинством и быть самым недостойным человеком.
Оттого так много форма у них и значит. Француз перенесет оскорбление,
настоящее, сердечное оскорбление и не поморщится, но щелчка в нос ни за что
не перенесет, потому что это есть нарушение принятой и увековеченной формы
приличий. Оттого-то так и падки наши барышни до французов, что форма у них
хороша. По-моему, впрочем, никакой формы и нет, а один только петух, le coq
gaulois11. Впрочем, этого я понимать не могу, я не женщина. Может быть,
петухи и хороши. Да и вообще я заврался, а вы меня не останавливаете.
Останавливайте меня чаще; когда я с вами говорю, мне хочется высказать все,
все, все. Я теряю всякую форму. Я даже согласен, что я не только формы, но
и достоинств никаких не имею. Объявляю вам об этом. Даже не забочусь ни о
каких достоинствах. Теперь все во мне остановилось. Вы сами знаете отчего.
У меня ни одной человеческой мысли нет в голове. Я давно уж не знаю, что на
свете делается, ни в России, ни здесь. Я вот Дрезден проехал и не помню,
какой такой Дрезден. Вы сами знаете, что меня поглотило. Так как я не имею
никакой надежды и в глазах ваших нуль, то и говорю прямо: я только вас
везде вижу, а остальное мне все равно. За что и как я вас люблю - не знаю.
Знаете ли, что, может быть, вы вовсе не хороши? Представьте себе, я даже не
знаю, хороши ли вы или нет, даже лицом? Сердце, наверное, у вас нехорошее;
ум неблагородный; это очень может быть.
--------
сказала она, - что не верите в мое благородство?
мое уважение вы думаете купить деньгами.
Вы подавляете меня. Не сердитесь на мою болтовню. Вы понимаете, почему на
меня нельзя сердиться: я просто сумасшедший. А, впрочем, мне все равно,
хоть и сердитесь. Мне у себя наверху, в каморке, стоит вспомнить и
вообразить только шум вашего платья, и я руки себе искусать готов. И за что
вы на меня сердитесь? За то, что я называю себя рабом? Пользуйтесь,
пользуйтесь моим рабством, пользуйтесь! Знаете ли вы, что я когда-нибудь
вас убью? Не потому убью, что разлюблю иль приревную, а - так, просто убью,
потому что меня иногда тянет вас съесть. Вы смеетесь.
молчать.
хороша ли она была собой, но я всегда любил смотреть, когда она так предо
мною останавливалась, а потому и любил часто вызывать ее гнев. Может быть,
она заметила это и нарочно сердилась. Я ей это высказал.
опасно: меня много раз непреодолимо тянуло прибить вас, изуродовать,
задушить. И что вы думаете, до этого не дойдет? Вы доведете меня до
горячки. Уж не скандала ли я побоюсь? Гнева вашего? Да что мне ваш гнев? Я
люблю без надежды и знаю, что после этого в тысячу раз больше буду любить
вас. Если я вас когда-нибудь убью, то надо ведь и себя убить будет; ну так
- я себя как можно дольше буду не убивать, чтоб эту нестерпимую боль без
вас ощутить. Знаете ли вы невероятную вещь: я вас с каждым днем люблю
больше, а ведь это почти невозможно. И после этого мне не быть фаталистом?
Помните, третьего дня, на Шлангенберге, я прошептал вам, вызванный вами:
скажите слово, и я соскочу в эту бездну. Если б вы сказали это слово, я бы
тогда соскочил. Неужели вы не верите, что я бы соскочил?
- Я знаю, что при вас мне надо говорить, говорить, говорить - и я говорю. Я
все самолюбие при вас теряю, и мне все равно.
и как-то особенно обидно. - Это совершенно для меня бесполезно.
"бесполезно", чтоб меня придавить. Я вас насквозь вижу. Бесполезно,
говорите вы? Но ведь удовольствие всегда полезно, а дикая, беспредельная
власть - хоть над мухой - ведь это тоже своего рода наслаждение. Человек -
деспот от природы и любит быть мучителем. Вы ужасно любите.
вниманием. Должно быть, лицо мое выражало тогда все мои бестолковые и
нелепые ощущения. Я припоминаю теперь, что и действительно у нас почти
слово в слово так шел тогда разговор, как я здесь описал. Глаза мои
налились кровью. На окраинах губ запекалась пена. А что касается
Шлангенберга, то клянусь честью, даже и теперь: если б она тогда приказала
мне броситься вниз, я бы бросился! Если б для шутки одной сказала, если б с
презрением, с плевком на меня сказала, - я бы и тогда соскочил!
умеет иногда выговорить, с таким презрением и ехидством, с таким
высокомерием, что, ей-богу, я мог убить ее в эту минуту. Она рисковала. Про
это я тоже не солгал, говоря ей.
ли вы сейчас говорили? - Она так серьезно и нетерпеливо ждала ответа, что
мне как-то странно стало.
вскричал я. - Что вы, боитесь, что ли, меня? Я сам вижу все здешние
беспорядки. Вы падчерица разорившегося и сумасшедшего человека, зараженного
страстью к этому дьяволу - Blanche; потом тут - этот француз, с своим
таинственным влиянием на вас и - вот теперь вы мне так серьезно задаете...
такой вопрос. По крайней мере чтоб я знал; иначе я здесь помешаюсь и
что-нибудь сделаю. Или вы стыдитесь удостоить меня откровенности? Да разве
вам можно стыдиться меня?
разве вы можете... разве вы это прикажете?
Перенесете вы это? Да нет, где вам! Вы, пожалуй, и убьете по приказу, а
потом и меня придете убить за то, что я смела вас посылать.
считал ее вопрос наполовину за шутку, за вызов; но все-таки она слишком
Глуховский Дмитрий
Перумов Ник
Самойлова Елена
Березин Федор
Муркок Майкл
Володихин Дмитрий