на бегу. Раскольников вышел вслед за нею, Лебезятников за ним.
улицу, - я только не хотел пугать Софью Семеновну и сказал: "кажется", но и
сомнения нет. Это, говорят, такие бугорки, в чахотке, на мозгу вскакивают;
жаль, что я медицины не знаю. Я, впрочем, пробовал ее убедить, но она
ничего не слушает.
про то говорю: если убедить человека логически, что, в сущности, ему не о
чем плакать, то он перестанет плакать. Это ясно. А ваше убеждение, что не
перестанет?
понять; но известно ли вам, что в Париже уже происходили серьезные опыты
относительно возможности излечивать сумасшедших, действуя одним только
логическим убеждением? Один там профессор, недавно умерший, ученый
серьезный, вообразил, что так можно лечить. Основная идея его, что
особенного расстройства в организме у сумасшедших нет, а что сумасшествие
есть, так сказать, логическая ошибка, ошибка в суждении, неправильный
взгляд на вещи. Он постепенно опровергал больного и, представьте себе,
достигал, говорят, результатов! Но так как при этом он употреблял и ду'ши,
то результаты этого лечения подвергаются, конечно, сомнению... По крайней
мере, так кажется...
кивнул головой Лебезятникову и повернул в подворотню. Лебезятников очнулся,
огляделся и побежал далее.
воротился сюда?" Он оглядел эти желтоватые, обшарканные обои, эту пыль,
свою кушетку... Со двора доносился какой-то резкий, беспрерывный стук;
что-то где-то как будто вколачивали, гвоздь какой-нибудь... Он подошел к
окну, поднялся на цыпочки и долго, с видом чрезвычайного внимания,
высматривал во дворе. Но двор был пуст, и не было видно стучавших. Налево,
во флигеле, виднелись кой-где отворенные окна; на подоконниках стояли
горшочки с жиденькой геранью. За окнами было вывешено белье... Все это он
знал наизусть. Он отвернулся и сел на диван.
возненавидит Соню, и именно теперь, когда сделал ее несчастнее. "Зачем
ходил он к ней просить ее слез? Зачем ему так необходимо заедать ее жизнь?
О, подлость!"
ходить в острог!
странная мысль: "Может, в каторге-то действительно лучше", - подумалось ему
вдруг.
неопределенными мыслями. Вдруг дверь отворилась, и вошла Авдотья Романовна.
Она сперва остановилась и посмотрела на него с порога, как давеча он на
Соню; потом уже прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем
месте. Он молча и как-то без мысли посмотрел на нее.
лица ее было задумчивое, но не суровое. Взгляд был ясный и тихий. Он видел,
что и эта с любовью пришла к нему.
рассказал. Тебя преследуют и мучают по глупому и гнусному подозрению...
Дмитрий Прокофьич сказал мне, что никакой нет опасности и что напрасно ты с
таким ужасом это принимаешь. Я не так думаю и вполне понимаю, как возмущено
в тебе все и что это негодование может оставить следы навеки. Этого я
боюсь. За то, что ты нас бросил, я тебя не сужу и не смею судить, и прости
меня, что я попрекнула тебя прежде. Я сама на себе чувствую, что если б у
меня было такое великое горе, то я бы тоже ушла от всех. Матери я про это
ничего не расскажу, но буду говорить о тебе беспрерывно и скажу от твоего
имени, что ты придешь очень скоро. Не мучайся о ней; я ее успокою; но и ты
ее не замучай, - приди хоть раз; вспомни, что она мать! А теперь я пришла
только сказать (Дуня стала подыматься с места), что если, на случай, я тебе
в чем понадоблюсь или понадобится тебе... вся моя жизнь, или что... то
кликни меня, я приду. Прощай!
Разумихин, Дмитрий Прокофьич, очень хороший человек.
любить... Прощай, Дуня.
мне... такие завещания делаешь?
беспокойно и вышла в тревоге.
когда ему ужасно захотелось крепко обнять ее и проститься с ней, и даже
сказать, но он даже руки ей не решился подать:
обнимал, скажет, что я украл ее поцелуй!"
про себя. - Нет, не выдержит; этаким не выдержать! Этакие никогда не
выдерживают..."
вдруг взял фуражку и вышел.
состоянии. Но вся эта беспрерывная тревога и весь этот ужас душевный не
могли пройти без последствий. И если он не лежал еще в настоящей горячке,
то, может быть, именно потому, что эта внутренняя, беспрерывная тревога еще
поддерживала его на ногах и в сознании, но как-то искусственно, до времени.
сказываться ему в последнее время. В ней не было чего-нибудь особенно
едкого, жгучего; но от нее веяло чем-то постоянным, вечным,
предчувствовались безысходные годы этой холодной, мертвящей тоски,
предчувствовалась какая-то вечность на "аршине пространства". В вечерний
час это ощущение обыкновенно еще сильней начинало его мучить.
от какого-нибудь заката солнца, и удержись сделать глупость! Не то что к
Соне, а к Дуне пойдешь! - пробормотал он ненавистно.
намерение и детей увела! Мы с Софьей Семеновной насилу их отыскали. Сама
бьет в сковороду, детей заставляет петь и плясать. Дети плачут.
Останавливаются на перекрестках и у лавочек. За ними глупый народ бежит.
Пойдемте.
Лебезятниковым.
Катерина Ивановна; а впрочем, и Софья Семеновна в исступлении. А Катерина
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Майер Стефани
Трубников Александр
Андреев Николай