встревоженная мыслию о своем Роде, хоть и чувствовала, что молодой человек
очень уж эксцентричен и слишком уж больно жмет ей руку, но так как в то же
время он был для нее провидение, то и не хотела замечать всех этих
эксцентрических подробностей. Но, несмотря на ту же тревогу, Авдотья
Романовна хоть и не пугливого была характера, но с изумлением и почти даже
с испугом встречала сверкающие диким огнем взгляды друга своего брата, и
только беспредельная доверенность, внушенная рассказами Настасьи об этом
странном человеке, удержала ее от покушения убежать от него и утащить за
собою свою мать. Она понимала тоже, что, пожалуй, им и убежать-то от него
теперь уж нельзя. Впрочем, минут через десять она значительно успокоилась:
Разумихин имел свойство мигом весь высказываться, в каком бы он ни был
настроении, так что все очень скоро узнавали, с кем имеют дело.
Пульхерию Александровну. - Хоть вы и мать, а если останетесь, то доведете
его до бешенства, и тогда черт знает что будет! Слушайте, вот что я сделаю:
теперь у него Настасья посидит, а я вас обеих отведу к вам, потому что вам
одним нельзя по улицам; у нас в Петербурге на этот счет... Ну, наплевать!..
Потом от вас тотчас же бегу сюда и через четверть часа, мое честнейшее
слово, принесу вам донесение: каков он? спит или нет? и все прочее. Потом,
слушайте! Потом от вас мигом к себе, - там у меня гости, все пьяные, - беру
Зосимова - это доктор, который его лечит, он теперь у меня сидит, не пьян;
этот не пьян, этот никогда не пьян! Тащу его к Родьке и потом тотчас к вам,
значит, в час вы получите о нем два известия, - и от доктора, понимаете, от
самого доктора; это уж не то что от меня! Коль худо, клянусь, я вас сам
сюда приведу, а хорошо, так и ложитесь спать. А я всю ночь здесь ночую, в
сенях, он и не услышит, а Зосимову велю ночевать у хозяйки, чтобы был под
рукой. Ну что для него теперь лучше, вы или доктор? Ведь доктор полезнее,
полезнее. Ну, так и идите домой! А к хозяйке невозможно; мне возможно, а
вам невозможно: не пустит, потому... потому что она дура. Она меня
приревнует к Авдотье Романовне, хотите знать, да и к вам тоже... А уж к
Авдотье Романовне непременно. Это совершенно, совершенно неожиданный
характер! Впрочем, я тоже дурак... Наплевать! Пойдемте! Верите вы мне? Ну,
верите вы мне или нет?
сделает, как обещает. Он воскресил уже брата, а если правда, что доктор
согласиться здесь ночевать, так чего же лучше?
вскричал Разумихин. - Идем! Настасья! Мигом наверх и сиди там при нем, с
огнем; я через четверть часа приду...
сопротивлялась более. Разумихин принял их обеих под руки и потащил с
лестницы. Впрочем, он ее беспокоил: "хоть и расторопный, и добрый, да в
состоянии ли исполнить, что обещает? В таком ведь он виде!.."
Разумихин, угадав их и шагая своими огромнейшими шажищами по тротуару, так
что обе дамы едва могли за ним следовать, чего, впрочем, он не замечал. -
Вздор! то есть... я пьян, как олух, но не в том дело; я пьян не от вина. А
это, как я вас увидал, мне в голову и ударило... Да наплевать на меня! Не
обращайте внимания: я вру; я вас недостоин... Я вас в высшей степени
недостоин!.. А как отведу вас, мигом, здесь же в канаве, вылью себе на
голову два ушата воды, и готов... Если бы вы только знали, как я вас обеих
люблю!.. Не смейтесь и не сердитесь!.. На всех сердитесь, а на меня не
сердитесь! Я его друг, а стало быть, и ваш друг. Я так хочу... Я это
предчувствовал... прошлого года, одно мгновение такое было... Впрочем,
вовсе не предчувствовал, потому что вы как с неба упали. А я, пожалуй, и
всю ночь не буду спать... Этот Зосимов давеча боялся, чтоб он не сошел с
ума... Вот отчего его раздражать не надо...
испугавшись.
порошок, я видел, а вы тут приехали... Эх!.. Вам бы завтра лучше приехать!
Это хорошо, что мы ушли. А через час вам обо всем сам Зосимов отрапортует.
Вот тот так не пьян! И я буду не пьян... А отчего я так нахлестался? А
оттого, что в спор ввели, проклятые! Заклятье ведь дал не спорить!.. Такую
чушь городят! Чуть не подрался! Я там дядю оставил, председателем... Ну,
верите ли: полной безличности требуют и в этом самый смак находят! Как бы
только самим собой не быть, как бы всего менее на себя походить! Это-то у
них самым высочайшим прогрессом и считается. И хоть бы врали-то они
по-своему, а то...
поддало жару.
вы думаете, я за то, что они врут? Вздор! Я люблю, когда врут! Вранье есть
единственная человеческая привилегия перед всеми организмами. Соврешь - до
правды дойдешь! Потому я и человек, что вру. Ни до одной правды не
добирались, не соврав наперед раз четырнадцать, а может, и сто
четырнадцать, а это почетно в своем роде; ну, а мы и соврать-то своим умом
не умеем! Ты мне ври, да ври по-своему, и я тебя тогда поцелую. Соврать
по-своему - ведь это почти лучше, чем правда по одному по-чужому; в первом
случае ты человек, а во втором ты только что птица! Правда не уйдет, а
жизнь-то заколотить можно; примеры были. Ну, что мы теперь? Все-то мы, все
без исключения, по части науки, развития, мышления, изобретений, идеалов,
желаний, либерализма, рассудка, опыта и всего, всего, всего, всего, всего
еще в первом предуготовительном классе гимназии сидим! Понравилось чужим
умом пробавляться - въелись! Так ли? Так ли я говорю? - кричал Разумихин,
потрясая и сжимая руки обеих дам, - так ли?
прибавила Авдотья Романовна и тут же вскрикнула, до того больно на этот раз
стиснул он ей руку.
в восторге, - вы источник доброты, чистоты, разума и... совершенства! Дайте
вашу руку, дайте... вы тоже дайте вашу, я хочу поцеловать ваши руки здесь,
сейчас, на коленах!
пустынного.
крайности Пульхерия Александровна.
пойдемте! Я несчастный олух, я вас недостоин, и пьян, и стыжусь... Любить я
вас недостоин, но преклоняться пред вами - это обязанность каждого, если
только он не совершенный скот! Я и преклонился... Вот и ваши нумера, и уж
тем одним прав Родион, что давеча вашего Петра Петровича выгнал! Как он
смел вас в такие нумера поместить? Это скандал! Знаете ли, кого сюда
пускают? А ведь вы невеста! Вы невеста, да? Ну так я вам скажу, что ваш
жених подлец после этого!
Пульхерия Александровна.
но... но... вы не можете на меня сердиться за то, что я так говорю! Потому
я искренно говорю, а не оттого, что... гм! это было бы подло; одним словом,
не оттого, что я в вас... гм!.. ну, так и быть не надо, не скажу отчего, не
смею!.. А мы все давеча поняли, как он вошел, что этот человек не нашего
общества. Не потому, что он вошел завитой у парикмахера, не потому, что он
свой ум спешил выставлять, а потому что он соглядатай и спекулянт; потому
что он жид и фигляр, и это видно. Вы думаете, он умен? Нет, он дурак,
дурак! Ну, пара ли он вам? О боже мой! Видите, барыни, - остановился он
вдруг, уже поднимаясь на лестницу в нумера, - хоть они у меня там все
пьяные, но зато все честные, и хоть мы и врем, потому ведь и я тоже вру, да
довремся же наконец и до правды, потому что на благородной дороге стоим, а
Петр Петрович... не на благородной дороге стоит. Я хотя их сейчас и ругал
ругательски, но я ведь их всех уважаю; даже Заметова хоть не уважаю, так
люблю, потому - щенок! Даже этого скота Зосимова, потому - честен и дело
знает... Но довольно, все сказано и прощено. Прощено? Так ли? Ну, пойдемте.
Знаю я этот коридор, бывал; вот тут, в третьем нумере, был скандал... Ну,
где вы здесь? Который нумер? Восьмой? Ну, так на ночь запритесь, никого не
пускайте. Через четверть часа ворочусь с известием, а потом еще через
полчаса с Зосимовым, увидите! Прощайте, бегу!