сконфузившаяся Пульхерия Александровна.
бумаги до сих пор так пишутся.
безграмотно, да и не то чтоб уж очень литературно; деловой!
хвалится тем, что сам себе дорогу проложил, - заметила Авдотья Романовна,
несколько обиженная новым тоном брата.
сестра, кажется, обиделась, что я из всего письма такое фривольное
замечание извлек, и думаешь, что я нарочно о таких пустяках заговорил,
чтобы поломаться над тобой с досады. Напротив, мне, по поводу слога, пришло
в голову одно совсем не лишнее, в настоящем случае, замечание. Там есть
одно выражение: "пеняйте на себя", поставленное очень знаменательно и ясно,
и, кроме того, есть угроза, что он тотчас уйдет, если я приду. Это угроза
уйти - все равно что угроза вас обеих бросить, если будете непослушны, и
бросить теперь, когда уже в Петербург вызвал. Ну, как ты думаешь: можно ли
таким выражением от Лужина так же точно обидеться, как если бы вот он
написал (он указал на Разумихина), али Зосимов, али из нас кто-нибудь?
слишком наивно выражено и что он, может быть, только не мастер писать...
Это ты хорошо рассудил, брат. Я даже не ожидала...
вышло грубее, чем, может быть, он хотел. Впрочем, я должен тебя несколько
разочаровать: в этом письме есть еще одно выражение, одна клевета на мой
счет, и довольно подленькая. Я деньги отдал вчера вдове, чахоточной и
убитой, и не "под предлогом похорон", а прямо на похороны, и не в руки
дочери - девицы, как он пишет, "отъявленного поведения" (и которую я вчера
в первый раз в жизни видел), а именно вдове. Во всем этом я вижу слишком
поспешное желание меня размарать и с вами поссорить. Выражено же опять
по-судейски, то есть с слишком явным обнаружением цели и с поспешностью
весьма наивною. Человек он умный, но чтоб умно поступать - одного ума мало.
Все это рисует человека и... не думаю, чтоб он тебя много ценил. Сообщаю же
тебе единственно для назидания, потому что искренно желаю тебе добра...
только вечера.
еще более давешнего обеспокоенная его внезапным, новым, деловым тоном речи.
что он уйдет... коли ты придешь. Так как же ты... будешь?
требование Петра Петровича вас не обижает, а во-вторых, Дуне, если она тоже
не обижается. А я сделаю, как вам лучше, - прибавил он сухо.
вставить Пульхерия Александровна.
нас на этом свидании, - сказала Дуня, - придешь?
Разумихину. - Маменька, я их тоже приглашаю.
Пульхерия Александровна, - так уж пусть и будет. А мне и самой легче; не
люблю притворяться и лгать; лучше будем всю правду говорить... Сердись, не
сердись теперь Петр Петрович!
одна девушка. Все обратились к ней с удивлением и любопытством.
Раскольников не узнал ее с первого взгляда. Это была Софья Семеновна
Мармеладова. Вчера видел он ее в первый раз, но в такую минуту, при такой
обстановке и в таком костюме, что в памяти его отразился образ совсем
другого лица. Теперь это была скромно и даже бедно одетая девушка, очень
еще молоденькая, почти похожая на девочку, с скромною и приличною манерой,
с ясным, но как будто несколько запуганным лицом. На ней было очень
простенькое домашнее платьице, на голове старая, прежнего фасона шляпка;
только в руках был, по-вчерашнему, зонтик. Увидав неожиданно полную комнату
людей, она не то что сконфузилась, но совсем потерялась, оробела, как
маленький ребенок, и даже сделала было движение уйти назад.
вдруг сам смутился.
письму Лужина, о некоторой девице "отъявленного" поведения. Сейчас только
он протестовал против клеветы Лужина и упомянул, что видел эту девицу в
первый раз, и вдруг она входит сама. Вспомнил тоже, что нисколько не
протестовал против выражения: "отъявленного поведения". Все это неясно и
мигом скользнуло в его голове. Но, взглянув пристальнее, он вдруг увидел,
что это приниженное существо до того уже принижено, что ему вдруг стало
жалко. Когда же она сделала было движение убежать от страху, - в нем что-то
как бы перевернулось.
- Сделайте одолжение, садитесь. Вы, верно, от Катерины Ивановны. Позвольте,
не сюда, вот тут сядьте...
Раскольникова, сейчас подле двери, привстал, чтобы дать ей войти. Сначала
Раскольников указал было ей место в углу дивана, где сидел Зосимов, но,
вспомнив, что этот диван был слишком фамильярное место и служит ему
постелью, поспешил указать ей на стул Разумихина.
сидел Зосимов.
Видно было, что она и сама не понимала, как могла она сесть с ними рядом.
Сообразив это, она до того испугалась, что вдруг опять встала и в
совершенном смущении обратилась к Раскольникову.
заговорила она, запинаясь. - Я от Катерины Ивановны, а ей послать было
некого... А Катерина Ивановна приказала вас очень просить быть завтра на
отпевании, утром... за обедней... на Митрофаниевском, а потом у нас... у
ней... откушать... Честь ей сделать... Она велела просить.
привстав тоже и тоже запинаясь и не договаривая... - Сделайте одолжение,
садитесь, - сказал он вдруг, - мне надо с вами поговорить. Пожалуйста, -
вы, может быть, торопитесь, - сделайте одолжение, подарите мне две
минуты...
поскорей взглянула на обеих дам и вдруг потупилась.
глаза загорелись.
Мармеладова, дочь того самого несчастного господина Мармеладова, которого
вчера в моих глазах раздавили лошади и о котором я уже вам говорил...
Несмотря на все свое замешательство перед настойчивым и вызывающим взглядом
Роди, она никак не могла отказать себе в этом удовольствии. Дунечка
серьезно, пристально уставилась прямо в лицо бедной девушки и с недоумением
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Березин Федор
Посняков Андрей