Александровне, и выбежал из комнаты.
с ними... Будь и завтра у них... и всегда. Я... может, приду... если можно.
Прощай!
совсем потерявшийся Разумихин.
отвечать... Не приходи ко мне. Может, я и приду сюда... Оставь меня, а
их... не оставь. Понимаешь меня?
друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и
пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением,
проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное
как будто прошло между ними... Какая-то идея проскользнула, как будто
намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон...
Разумихин побледнел как мертвец.
искривившимся лицом. - Воротись, ступай к ним, - прибавил он вдруг и,
быстро повернувшись, пошел из дому...
Александровны, как воротился к ним Разумихин, как их успокоивал, как
клялся, что надо дать отдохнуть Роде в болезни, клялся, что Родя придет
непременно, будет ходить каждый день, что он очень, очень расстроен, что не
надо раздражать его; как он, Разумихин, будет следить за ним, достанет ему
доктора хорошего, лучшего, целый консилиум... Одним словом, с этого вечера
Разумихин стал у них сыном и братом.
трехэтажный, старый и зеленого цвета. Он доискался дворника и получил от
него неопределенные указания, где живет Капернаумов портной. Отыскав в углу
на дворе вход на узкую и темную лестницу, он поднялся наконец во второй
этаж и вышел на галерею, обходившую его со стороны двора. Покамест он
бродил в темноте и в недоумении, где бы мог быть вход к Капернаумову,
вдруг, в трех шагах от него, отворилась какая-то дверь; он схватился за нее
машинально.
Тут, на продавленном стуле, в искривленном медном подсвечнике, стояла
свеча.
перед ним, совсем растерявшаяся, вся в невыразимом волнении и, видимо,
испуганная его неожиданным посещением. Вдруг краска бросилась в ее бледное
лицо, и даже слезы выступили на глазах... Ей было и тошно, и стыдно, и
сладко... Раскольников быстро отвернулся и сел на стул к столу. Мельком
успел он охватить взглядом комнату.
отдававшаяся от Капернаумовых, запертая дверь к которым находилась в стене
слева. На противоположной стороне, в стене справа, была еще другая дверь,
всегда запертая наглухо. Там уже была другая, соседняя квартира, под другим
нумером. Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма
неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена
с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось,
отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при
слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол
был уже слишком безобразно тупой. Во всей этой большой комнате почти совсем
не было мебели. В углу, направо, находилась кровать; подле нее, ближе к
двери, стул. По той же стене, где была кровать, у самых дверей в чужую
квартиру, стоял простой тесовый стол, покрытый синенькою скатертью; около
стола два плетеных стула. Затем, у противоположной стены, поблизости от
острого угла, стоял небольшой, простого дерева комод, как бы затерявшийся в
пустоте. Вот все, что было в комнате. Желтоватые, обшмыганные и истасканные
обои почернели по всем углам; должно быть, здесь бывало сыро и угарно
зимой. Бедность была видимая; даже у кровати не было занавесок.
осматривавшего ее комнату, и даже начала, наконец, дрожать в страхе, точно
стояла перед судьей и решителем своей участи.
на нее глаз.
как будто в этом был для нее весь исход, - сейчас у хозяев часы пробили...
и я сама слышала... Есть.
хотя и теперь был только в первый, - я, может быть, вас не увижу больше...
сказать...
а она все еще стоит перед ним.
и ласковым голосом.
минуту.
как у мертвой.
звук голоса опять вдруг переменились. Он еще раз огляделся кругом.