больницу свезут, ну что тогда будет? - безжалостно настаивал он.
искривилось страшным испугом.
застрахованы же вы? Тогда что с ними станется? На улицу всею гурьбой
пойдут, она будет кашлять и просить, и об стену где-нибудь головой стучать,
как сегодня, а дети плакать... А там упадет, в часть свезут, в больницу,
умрет, а дети...
груди у Сони. Она слушала, с мольбой смотря на него и складывая в немой
просьбе руки, точно от него все и зависело.
стояла, опустив руки и голову, в страшной тоске.
останавливаясь перед ней.
Соня, как будто ее вдруг ножом ранили. - Бог, бог такого ужаса не
допустит!..
ответил Раскольников, засмеялся и посмотрел на нее.
невыразимым укором взглянула она на него, хотела было что-то сказать, но
ничего не могла выговорить и только вдруг горько-горько зарыдала, закрыв
руками лицо.
мешается, - проговорил он после некоторого молчания.
на нее. Наконец подошел к ней; глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками
за плечи и прямо посмотрел в ее плачущее лицо. Взгляд его был сухой,
воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали... Вдруг он весь быстро
наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу. Соня в ужасе от него
отшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он смотрел как совсем
сумасшедший.
больно-больно сжало вдруг ей сердце.
как-то дико произнес он и отошел к окну. - Слушай, - прибавил он,
воротившись к ней через минуту, - я давеча сказал одному обидчику, что он
не стоит одного твоего мизинца... и что я моей сестре сделал сегодня честь,
посадив ее рядом с тобою.
сидеть со мной! Честь! Да ведь я... бесчестная... я великая, великая
грешница! Ах, что вы это сказали!
твое. А что ты великая грешница, то это так, - прибавил он почти
восторженно, - а пуще всего, тем ты грешница, что понапрасну умертвила и
предала себя. Еще бы это не ужас! Еще бы не ужас, что ты живешь в этой
грязи, которую так ненавидишь, и в то же время знаешь сама (только стоит
глаза раскрыть), что никому ты этим не помогаешь и никого ни от чего не
спасаешь! Да скажи же мне наконец, - проговорил он, почти в исступлении, -
как этакой позор и такая низость в тебе рядом с другими противоположными и
святыми чувствами совмещаются? Ведь справедливее, тысячу раз справедливее и
разумнее было бы прямо головой в воду и разом покончить!
на него, но вместе с тем как бы вовсе и не удивившись его предложению.
Раскольников странно посмотрел на нее.
самой была уже эта мысль. Может быть, много раз и серьезно, что теперь
почти и не удивилась предложению его. Даже жестокости слов его не заметила
(смысла укоров его и особенного взгляда его на ее позор, она, конечно, тоже
не заметила, и это было видимо для него). Но он понял вполне, до какой
чудовищной боли истерзала ее, и уже давно, мысль о бесчестном и позорном ее
положении. Что же, что же бы могло, думал он, по сих пор останавливать
решимость ее покончить разом? И тут только понял он вполне, что значили для
нее эти бедные, маленькие дети-сироты и та жалкая, полусумасшедшая Катерина
Ивановна, с своею чахоткой и со стуканием об стену головою.
и с тем все-таки развитием, которое она получила, ни в каком случае не
могла так оставаться. Все-таки для него составляло вопрос: почему она так
слишком уже долго могла оставаться в таком положении и не сошла с ума, если
уж не в силах была броситься в воду? Конечно, он понимал, что положение
Сони есть явление случайное в обществе, хотя, к несчастию, далеко не
одиночное и не исключительное. Но эта-то самая случайность, эта некоторая
развитость и вся предыдущая жизнь ее могли бы, кажется, сразу убить ее при
первом шаге на отвратительной дороге этой. Что же поддерживало ее? Не
разврат же? Весь этот позор, очевидно, коснулся ее только механически;
настоящий разврат еще не проник ни одною каплей в ее сердце: он это видел;
она стояла перед ним наяву...
сумасшедший дом, или... или, наконец, броситься в разврат, одурманивающий
ум и окаменяющий сердце". Последняя мысль была ему всего отвратительнее; но
он был уже скептик, он был молод, отвлеченен и, стало быть, жесток, а
потому и не мог не верить, что последний выход, то есть разврат, был всего
вероятнее.
создание, еще сохранившее чистоту духа, сознательно втянется наконец в эту
мерзкую, смрадную яму? Неужели это втягивание уже началось, и неужели
потому только она и могла вытерпеть до сих пор, что порок уже не кажется ей
так отвратительным? Нет, нет, быть того не может! - восклицал он, как
давеча Соня, - нет, от канавы удерживала ее до сих пор мысль о грехе, и
они, те... Если же она до сих пор еще не сошла с ума... Но кто же сказал,
что она не сошла уже с ума? Разве она в здравом рассудке? Разве так можно
говорить, как она? Разве в здравом рассудке так можно рассуждать, как она?
Разве так можно сидеть над погибелью, прямо над смрадною ямой, в которую
уже ее втягивает, и махать руками, и уши затыкать, когда ей говорят об
опасности? Что она, уж не чуда ли ждет? И наверно так. Разве все это не
признаки помешательства?"
нравился, чем всякий другой. Он начал пристальнее всматриваться в нее.
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Березин Федор
Сертаков Виталий
Черепнин Владимир
Шилова Юлия