Чтение 83–й страницы книги ~Преступление и наказание~

мельком вскинув на него вдруг засверкавшими глазами, и крепко стиснула
рукой его руку.

"Ну, так и есть!" - подумал он.

- А тебе бог что за это делает? - спросил он, выпытывая дальше.

Соня долго молчала, как бы не могла отвечать. Слабенькая грудь ее вся
колыхалась от волнения.

- Молчите! Не спрашивайте! Вы не стоите!.. - вскрикнула она вдруг,
строго и гневно смотря на него.

"Так и есть! так и есть!" - повторял он настойчиво про себя.

- Все делает! - быстро прошептала она, опять потупившись.

"Вот и исход! Вот и объяснение исхода!" - решил он про себя, с жадным
любопытством рассматривая ее.

С новым, странным, почти болезненным, чувством всматривался он в это
бледное, худое и неправильное угловатое личико, в эти кроткие голубые
глаза, могущие сверкать таким огнем, таким суровым энергическим чувством, в
это маленькое тело, еще дрожавшее от негодования и гнева, и все это
казалось ему более и более странным, почти невозможным. "Юродивая!
юродивая!" - твердил он про себя.

На комоде лежала какая-то книга. Он каждый раз, проходя взад и вперед,
замечал ее; теперь же взял и посмотрел. Это был Новый завет в русском
переводе. Книга была старая, подержанная, в кожаном переплете.

- Это откуда? - крикнул он ей через комнату. Она стояла все на том же
месте, в трех шагах от стола.

- Мне принесли, - ответила она, будто нехотя и не взглядывая на него.

- Кто принес?

- Лизавета принесла, я просила.

"Лизавета! Странно!" - подумал он. Все у Сони становилось для него
как-то страннее и чудеснее, с каждою минутой. Он перенес книгу к свече и
стал перелистывать.

- Где тут про Лазаря? - спросил он вдруг.

Соня упорно глядела в землю и не отвечала. Она стояла немного боком к
столу.

- Про воскресение Лазаря где? Отыщи мне, Соня.

Она искоса глянула на него.

- Не там смотрите... в четвертом евангелии... - сурово прошептала она,
не подвигаясь к нему.

- Найди и прочти мне, - сказал он, сел, облокотился на стол, подпер
рукой голову и угрюмо уставился в сторону, приготовившись слушать.

"Недели через три на седьмую версту, милости просим! Я, кажется, сам
там буду, если еще хуже не будет", - бормотал он про себя.

Соня нерешительно ступила к столу, недоверчиво выслушав странное
желание Раскольникова. Впрочем, взяла книгу.

- Разве вы не читали? - спросила она, глянув на него через стол,
исподлобья. Голос ее становился все суровее и суровее.

- Давно... Когда учился. Читай!

- А в церкви не слыхали?

- Я... не ходил. А ты часто ходишь?

- Н-нет, - прошептала Соня.

Раскольников усмехнулся.

- Понимаю... И отца, стало быть, завтра не пойдешь хоронить?

- Пойду. Я и на прошлой неделе была... панихиду служила.

- По ком?

- По Лизавете. Ее топором убили.

Нервы его раздражались все более и более. Голова начала кружиться.

- Ты с Лизаветой дружна была?

- Да... Она была справедливая... она приходила... редко... нельзя
было. Мы с ней читали и... говорили. Она бога узрит.

Странно звучали для него эти книжные слова, и опять новость: какие-то
таинственные сходки с Лизаветой, и обе - юродивые.

"Тут и сам станешь юродивым! заразительно!" - подумал он. - Читай! -
воскликнул он вдруг настойчиво и раздражительно.

Соня все колебалась. Сердце ее стучало. Не смела как-то она ему
читать. Почти с мучением смотрел он на "несчастную помешанную".

- Зачем вам? Ведь вы не веруете?.. - прошептала она тихо и как-то
задыхаясь.

- Читай! Я так хочу! - настаивал он, - читала же Лизавете!

Соня развернула книгу и отыскала место. Руки ее дрожали, голосу не
хватало. Два раза начинала она, и все не выговаривалось первого слога.

"Был же болен некто Лазарь, из Вифании..." - произнесла она наконец, с
усилием, но вдруг, с третьего слова, голос зазвенел и порвался, как слишком
натянутая струна. Дух пересекло, и в груди стеснилось.

Раскольников понимал отчасти, почему Соня не решалась ему читать, и
чем более понимал это, тем как бы грубее и раздражительнее настаивал на
чтении. Он слишком хорошо понимал, как тяжело было ей теперь выдавать и
обличать все свое. Он понял, что чувства эти действительно как бы
составляли настоящую и уже давнишнюю, может быть, тайну ее, может быть еще
с самого отрочества, еще в семье, подле несчастного отца и сумасшедшей от
горя мачехи, среди голодных детей, безобразных криков и попреков. Но в то
же время он узнал теперь, и узнал наверно, что хоть и тосковала она и
боялась чего-то ужасно, принимаясь теперь читать, но что вместе с тем ей
мучительно самой хотелось прочесть, несмотря на всю тоску и на все
опасения, и именно ему, чтоб он слышал, и непременно теперь - "что бы там
ни вышло потом!"... Он прочел это в ее глазах, понял из ее восторженного
волнения... Она пересилила себя, подавила горловую спазму, пресекшую в
начале стиха ее голос, и продолжала чтение одиннадцатой главы Евангелия
Иоаннова. Так дочла она до 19-го стиха:

"И многие из иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате
их. Марфа, услыша, что идет Иисус, пошла навстречу ему; Мария же сидела
дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: господи! если бы ты был здесь, не умер бы
брат мой. Но и теперь знаю, что чего ты попросишь у бога, даст тебе бог".

Тут она остановилась опять, стыдливо предчувствуя, что дрогнет и
порвется опять ее голос...

"Иисус говорит ей: воскреснет брат твой. Марфа сказала ему: знаю, что
воскреснет в воскресение, в последний день. Иисус сказал ей: Я есмь
воскресение и жизнь; верующий в меня, если и умрет, оживет. И всякий
живущий верующий в меня не умрет вовек. Веришь ли сему? Она говорит ему:

(и как бы с болью переводя дух, Соня раздельно и с силою прочла, точно
сама во всеуслышание исповедовала:)

Так, господи! Я верую, что ты Христос, сын божий, грядущий в мир".

Она было остановилась, быстро подняла было на него глаза, но поскорей
пересилила себя и стала читать далее. Раскольников сидел и слушал