мое... Я вот только не умею выразиться; и, вдобавок, превосходной
нравственности; строгая мораль! Ну, и наконец, гостит у нас, видишь ли,
одна Татьяна Ивановна, пожалуй, еще будет нам дальняя родственница - ты
ее не знаешь, - девица, немолодая - в этом можно признаться, но... с
приятностями девица; богата, братец, так, что два Степанчикова купит;
недавно получила, а до тех пор горе мыкала. Ты, брат Сережа, пожалуйста,
остерегись: она такая болезненная... знаешь, что-то фантасмагорическое в
характере. Ну, ты благороден, поймешь, испытала, знаешь, несчастья.
Вдвое надо быть осторожнее с человеком, испытавшим несчастья! Ты, впро-
чем, не подумай чего-нибудь. Конечно, есть слабости: так иногда заторо-
пится, скоро скажет, не то слово скажет, которое нужно, то есть не лжет,
ты не думай... все это, брат, так сказать, от чистого, от благородного
сердца выходит, то есть если даже и солжет что-нибудь, то единственно,
так сказать, чрез излишнее благородство души - понимаешь?
ровенный вопрос: женитесь вы на ком-нибудь здесь или нет?
видишь, друг мой, я тебе все расскажу: во-первых, я не женюсь. Маменька,
отчасти сестрица и, главное, Фома Фомич, которого маменька обожает, - и
за дело, за дело: он много для нее сделал, - все они хотят, чтоб я же-
нился на этой самой Татьяне Ивановне, из благоразумия, то есть для всего
семейства. Конечно, мне же добра желают - я ведь это понимаю; но я ни за
что не женюсь - я уж дал себе такое слово. Несмотря на то, я как-то не
умел отвечать: ни да, ни нет не сказал. Это уж, брат, со мной всегда так
случается. Они и подумали, что я соглашаюсь, и непременно хотят, чтоб
завтра, для семейного праздника, я объяснился... и потому завтра такие
хлопоты, что я даже не знаю, что предпринять! К тому же Фома Фомич, не-
известно почему, на меня рассердился; маменька тоже. Я, брат, признаюсь
тебе, только ждал тебя да Коровкина... хотел излить, так сказать...
слово: человек науки! Я на него как на каменную гору надеюсь: побеждаю-
щий человек! Про семейное счастье как говорит! Я, признаюсь, и на тебя
тоже надеялся; думал: ты их урезонишь. Сам рассуди: ну, положим, я вино-
ват, действительно виноват - я понимаю все это; я не бесчувственный. Ну,
да все же меня можно простить когда-нибудь! Тогда бы мы вот как зажи-
ли!.. Эх, брат, как выросла моя Сашурка, хоть сейчас к венцу! Илюшка мой
какой стал! завтра именинник. За Сашурку-то я боюсь - вот что!..
бя, как приедешь, прямо вели в мезонин, чтоб никто не видал. Именно,
именно переоденься! Это хорошо, прекрасно, прекрасно! А я покамест там
всех понемногу приготовлю. Ну, и с богом! Знаешь, брат, надо хитрить.
Поневоле Талейраном сделаешься. Ну, да ничего! Там теперь они чай пьют.
У нас рано чай пьют. Фома Фомич любит пить сейчас как проснется; оно,
знаешь, и лучше... Ну, так я пойду, а ты уж поскорей за мной, не остав-
ляй меня одного: неловко, брат, как-то мне одному-то... Да! постой! вот
еще к тебе просьба: не кричи на меня там, как давеча здесь кричал, - а?
разве уж потом, если захочешь, что заметить, так, наедине, здесь и заме-
тишь; а до тех пор как-нибудь скрепись, подожди! Я, видишь ли, там уж и
так накутил. Они сердятся...
что вы...
жиданно. - Что ж, брат, делать! Я уж и сам это знаю. Ну, так ты придешь?
Как можно скорее приходи, пожалуйста!
ти вниз как можно скорее. Одеваясь, я заметил, что еще почти ничего не
узнал из того, что хотел узнать, хотя и говорил с дядей целый час. Это
меня поразило. Одно только было для меня несколько ясно: дядя все еще
настойчиво хотел, чтоб я женился; следовательно, все противоположные
слухи, именно, что дядя влюблен в ту же особу сам, - неуместны. Помню,
что я был в большой тревоге. Между прочим, мне пришло на мысль, что я
приездом моим и молчанием перед дядей почти произнес обещание, дал сло-
во, связал себя навеки. " Нетрудно, - думал я, - нетрудно сказать слово,
которое свяжет потом навеки по рукам и ногам. А я еще не видал и невес-
ты!" И опять-таки: с чего это вражда против меня целого семейства? Поче-
му именно все они должны смотреть на мой приезд, как уверяет дядя, враж-
дебно? И что за странную роль играет сам дядя здесь, в своем собственном
доме? Отчего происходит его таинственность? отчего все эти испуги и му-
ки? Признаюсь, что все это представилось мне вдруг чем-то совершенно
бессмысленным; а романические и героические мечты мои совсем вылетели из
головы при первом столкновении с действительностью. Только теперь, после
разговора с дядей, мне вдруг представилась вся нескладность, вся экс-
центричность его предложения, и я понял, что подобное предложение, и в
таких обстоятельствах, способен был сделать один только дядя. Понял я
также, что и я сам, прискакав сюда сломя голову, по первому его слову, в
восторге от его предложения, очень походил на дурака. Я одевался поспеш-
но, занятый тревожными моими сомнениями, так что и не заметил сначала
прислуживавшего мне слугу.
ками? - спросил вдруг слуга, обращаясь ко мне с какою-то необыкновенною,
приторною учтивостью.
Это был еще молодой человек, для лакея одетый прекрасно, не хуже иного
губернского франта. Коричневый фрак, белые брюки, палевый жилет, лакиро-
ванные полусапожки и розовый галстучек подобраны были, очевидно, не без
цели. Все это тотчас же должно было обратить внимание на деликатный вкус
молодого щеголя. Цепочка к часам была выставлена на показ непременно с
тою же целью. Лицом он был бледен и даже зеленоват; нос имел большой, с
горбинкой, тонкий, необыкновенно белый, как будто фарфоровый. Улыбка на
тонких губах его выражала какую-то грусть и, однако ж, деликатную
грусть. Глаза, большие, выпученные и как будто стеклянные, смотрели нео-
быкновенно тупо, и, однако ж, все-таки просвечивалась в них деликат-
ность. Тонкие, мягкие ушки были заложены, из деликатности, ватой. Длин-
ные, белобрысые и жидкие волосы его были завиты в кудри и напомажены.
Ручки его были беленькие, чистенькие, вымытые чуть ли не в розовой воде;
пальцы оканчивались щеголеватыми, длиннейшими розовыми ногтями. Все это
показывало баловня, франта и белоручку. Он шепелявил и премодно не выго-
варивал букву p, подымал и опускал глаза, вздыхал и нежничал до неверо-
ятности. От него пахло духами. Роста он был небольшого, дряблый и хилый,
и на ходу как-то особенно приседал, вероятно, находя в этом самую высшую
деликатность, - словом, он весь был пропитан деликатностью, суб-
тильностью и необыкновенным чувством собственного достоинства. Последнее
обстоятельство, неизвестно почему, мне, сгоряча, не понравилось.
молодого лакея.
женное-с; а Аграфеной могут называть всякую последнюю бабу-с.
меня всяческими словами; но разговором моим многие генералы и даже неко-
торые столичные графы оставались довольны-с.