связали их неразрывно. Но Николай Сергеич не только теперь, но даже и
прежде, в самые счастливые времена, был как-то несообщителен с своей Анной
Андреевной, даже иногда суров, особливо при людях. В иных натурах, нежно и
тонко чувствующих, бывает иногда какое-то упорство, какое-то целомудренное
нежелание высказываться и выказывать даже милому себе существу свою
нежность не только при людях, но даже и наедине; наедине еще больше; только
изредка прорывается в них ласка, и прорывается тем горячее, тем порывистее,
чем дольше она была сдержана. Таков отчасти был и старик Ихменев с своей
Анной Андреевной, даже смолоду. Он уважал ее и любил беспредельно, несмотря
на то, что это была женщина только добрая и ничего больше не умевшая, как
только любить его, и ужасно досадовал на то, что она в свою очередь была с
ним, по простоте своей, даже иногда слишком и неосторожно наружу. Но после
ухода Наташи они как-то нежнее стали друг к другу; они болезненно
почувствовали, что остались одни на свете. И хотя Николай Сергеич
становился иногда чрезвычайно угрюм, тем не менее оба они, даже на два
часа, не могли расстаться друг с другом без тоски и без боли. О Наташе они
как-то безмолвно условились не говорить ни слова, как будто ее и на свете
не было. Анна Андреевна не осмеливалась даже намекать о ней ясно при муже,
хотя это было для нее очень тяжело. Она давно уже простила Наташу в сердце
своем. Между нами как-то установилось, чтоб с каждым приходом моим я
приносил ей известие о ее милом, незабвенном дитяти.
я приходил с ними, интересовалась самою малейшею подробностию,
расспрашивала с судорожным любопытством, "отводила душу" на моих рассказах
и чуть не умерла от страха, когда Наташа однажды заболела, даже чуть было
не пошла к ней сама. Но это был крайний случай. Сначала она даже и при мне
не решалась выражать желание увидеться с дочерью и почти всегда после наших
разговоров, когда, бывало, уже все у меня выспросит, считала необходимостью
как-то сжаться передо мною и непременно подтвердить, что хоть она и
интересуется судьбою дочери, но все-таки Наташа такая преступница, которую
и простить нельзя. Но все это было напускное. Бывали случаи, когда Анна
Андреевна тосковала до изнеможения, плакала, называла при мне Наташу самыми
милыми именами, горько жаловалась на Николая Сергеича, а при нем начинала
намекать, хоть и с большою осторожностью, на людскую гордость, на
жестокосердие, на то, что мы не умеем прощать обид и что бог не простит
непрощающих, но дальше этого при нем не высказывалась. В такие минуты
старик тотчас же черствел и угрюмел, молчал, нахмурившись, или вдруг,
обыкновенно чрезвычайно неловко и громко, заговаривал о другом, или,
наконец, уходил к себе, оставляя нас одних и давая таким образом Анне
Андреевне возможность вполне излить передо мной свое горе в слезах и
сетованиях. Точно так же он уходил к себе всегда при моих посещениях,
бывало только что успеет со мною поздороваться, чтоб дать мне время
сообщить Анне Андреевне все последние новости о Наташе. Так сделал он и
теперь.
себе, а ты, Ваня, тут посиди. Вот с ним история случилась, с квартирой;
расскажи-ка ей. А я сейчас и ворочусь...
совестясь, что сам же нас сводил вместе. В таких случаях, и особенно когда
возвращался к нам, он становился всегда суров и желчен и со мной и с Анной
Андреевной, даже придирчив, точно сам на себя злился и досадовал за свою
мягкость и уступчивость.
время всю чопорность и все свои задние мысли, - всегда-то он такой со мной;
а ведь знает, что мы все его хитрости понимаем. Чего ж бы передо мной
виды-то на себя напускать! Чужая я ему, что ли? Так он и с дочерью. Ведь
простить-то бы мог, даже, может быть, и желает простить, господь его знает.
По ночам плачет, сама слышала! А наружу крепится. Гордость его обуяла...
Батюшка, Иван Петрович, рассказывай поскорее: куда он ходил?
ночь глядя; ну, думаю, верно, за чем-нибудь важным; а чему ж и быть-то
важнее известного вам дела? Думаю я это про себя, а спросить-то и не смею.
Ведь я теперь его ни о чем не смею расспрашивать. Господи боже, ведь так и
обомлела и за него и за нее. Ну как, думаю, к ней пошел; уж не простить ли
решился? Ведь он все узнал, все последние известия об ней знает; я наверное
полагаю, что знает, а откуда ему вести приходят, не придумаю. Больно уж
тосковал он вчера, да и сегодня тоже. Да что же вы молчите! Говорите,
батюшка, что там еще случилось? Как ангела божия ждала вас, все глаза
высмотрела. Ну, что же, оставляет злодей-то Наташу?
всегда и вполне откровенен. Я сообщил ей, что у Наташи с Алешей
действительно как будто идет на разрыв и что это серьезнее, чем прежние их
несогласия; что Наташа прислала мне вчера записку, в которой умоляла меня
прийти к ней сегодня вечером, в девять часов, а потому я даже и не
предполагал сегодня заходить к ним; завел же меня сам Николай Сергеич.
Рассказал и объяснил ей подробно, что положение теперь вообще критическое;
что отец Алеши, который недели две как воротился из отъезда, и слышать
ничего не хочет, строго взялся за Алешу; но важнее всего, что Алеша,
кажется, и сам не прочь от невесты и, слышно, что даже влюбился в нее.
Прибавил я еще, что записка Наташи, сколько можно угадывать, написана ею в
большом волнении; пишет она, что сегодня вечером все решится, а что? -
неизвестно; странно тоже, что пишет от вчерашнего дня, а назначает прийти
сегодня, и час определила: девять часов. А потому я непременно должен идти,
да и поскорее.
только он выйдет, ты чайку выпей... Ах, самовар-то не несут! Матрена! Что ж
ты самовар? Разбойница, а не девка!.. Ну, так чайку-то выпьешь, найди
предлог благовидный, да и ступай. А завтра непременно ко мне и все
расскажи; да пораньше забеги. Господи! Уж не вышло ли еще какой беды! Уж
чего бы, кажется, хуже теперешнего! Ведь Николай-то Сергеич все уж узнал,
сердце мне говорит, что узнал. Я-то вот через Матрену много узнаю, а та
через Агашу, а Агаша-то крестница Марьи Васильевны, что у князя в доме
проживает... ну, да ведь ты сам знаешь. Сердит был сегодня ужасно мой,
Николай-то. Я было то да се, а он чуть было не закричал на меня, а потом
словно жалко ему стало, говорит: денег мало. Точно бы он из-за денег
кричал. После обеда пошел было спать. Я заглянула к нему в щелку (щелка
такая есть в дверях; он и не знает про нее), а он-то, голубчик, на коленях
перед киотом богу молится. Как увидала я это, у меня и ноги подкосились. И
чаю не пил и не спал, взял шапку и пошел В пятом вышел. Я и спросить не
посмела: закричал бы он на меня. Часто он кричать начал, все больше на
Матрену, а то и на меня; а как закричит, у меня тотчас ноги мертвеют и от
сердца отрывается. Ведь только блажит, знаю, что блажит, а все страшно.
Богу целый час молилась. как он ушел, чтоб на благую мысль его навел. Где
же записка-то ее, покажи-ка!
мысль, что Алеша, которого она звала то злодеем, то бесчувственным, глупым
мальчишкой, женится наконец на Наташе и что отец его, князь Петр
Александрович, ему это позволит. Она даже и проговаривалась передо мной,
хотя в другие разы раскаивалась и отпиралась от слов своих. Но ни за что не
посмела бы она высказать свои надежды при Николае Сергеиче, хотя и знала,
что старик их подозревает в ней и даже не раз попрекал ее косвенным
образом. Я думаю, он окончательно бы проклял Наташу и вырвал ее из своего
сердца навеки, если б узнал про возможность этого брака.
но он ждал ее одну, раскаявшуюся, вырвавшую из своего сердца даже
воспоминания о своем Алеше. Это было единственным условием прощения, хотя и
не высказанным, но, глядя на него, понятным и несомненным.
жестокосердый, я всегда это говорила, - начала опять Анна Андреевна. - И
воспитывать его не умели, так, ветрогон какой-то вышел; бросает ее за такую
любовь, господи боже мой! Что с ней будет, с бедняжкой! И что он в новой-то
нашел, удивляюсь!
очаровательная девушка, да и Наталья Николаевна про нее то же говорила...
щелкоперов, всякая очаровательная, только бы юбка болталась. А что Наташа
ее хвалит, так это она по благородству души делает. Не умеет она удержать
его, все ему прощает, а сама страдает. Сколько уж раз он ей изменял! Злодеи
жестокосердые! А на меня, Иван Петрович, просто ужас находит. Гордость всех
обуяла. Смирил бы хоть мой-то себя, простил бы ее, мою голубку, да и привел
бы сюда. Обняла б ее, посмотрела б на нее! Похудела она?
сегодня проплакала... да что! После расскажу! Сколько раз я заикалась
Андреев Николай
Прозоров Александр
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Василенко Иван
Ильин Андрей