целлулоидовый шарик, он никак не мог направить мысль на детство Ирмы, а
думал о том, как прыгала здесь и вскрикивала, и ложилась грудью на стол,
протянув пинг-понговую лопатку, другая девочка, живая, стройная и
распутная.
быстро пошел в спальню поглядеть в последний раз, как Магда спит. И
остановившись у постели, впиваясь глазами в это детское лицо с розовыми
ненакрашенными губами и бархатным румянцем во всю щеку, Кречмар с ужасом
подумал о завтрашней жизни с женой, выцветшей, серолицей, слабо пахнущей
одеколоном, и эта жизнь ему представилась в виде тускло освещенного,
длинного и пыльного коридора, где стоит заколоченный ящик или детская
коляска (пустая), а в глубине сгущаются потемки.
большого пальца, он отошел к окну. Была оттепель, автомобили расплескивали
лужи, на углу виднелся ярко-фиолетовый лоток с цветами, солнечное мокрое
небо отражалось в стекле окна, которое мыла веселая, растрепанная
горничная. "Как ты рано встал. Ты уходишь куда-нибудь?" - протянул,
перевалившись через зевок, Магдин голос.
что все это очень грустно, - но ведь они все тебе немножко чужие,
согласись, ты сам это чувствуешь, и, конечно, твоей дочке внушена была к
тебе ненависть. Ты не думай, я очень тебе соболезную, хотя, знаешь, если у
меня мог бы родиться ребенок, то я хотела бы мальчика..."
губы. - Особенно сегодня. Подумай, ведь это начало моей карьеры, я буду
знаменита".
несколько раз поговорил с ним по душам, сказал ему все то, что Магде он бы
сказать не смел и не мог. Горн так хорошо слушал, высказывал такие мудрые
мысли и с такой вдумчивостью сочувствовал ему, что недавность их
знакомства казалась Кречмару чем-то совершенно условным, никак не
связанным с внутренним - душевным - временем, за которое развилась и
созрела их мужественная дружба. "Нельзя строить жизнь на песке несчастья,
- говорил Горн. - Это грех против жизни. У меня был знакомый - скульптор,
- который женился из жалости на пожилой, безобразной горбунье. Не знаю в
точности, что случилось у них, но через год она пыталась отравиться, а его
пришлось посадить в желтый дом. Художник, по моему мнению, должен
руководиться только чувством прекрасного - оно никогда не обманывает".
привычкой, которую природа теперь уже не может в себе искоренить. У меня
был приятель, юноша, полный жизни, с лицом ангела и с мускулами пантеры, -
он порезался, откупоривая бутылку, и через несколько дней умер. Ничего
глупее этой смерти нельзя было себе представить, но вместе с тем... вместе
с тем, - да, странно сказать, но это так: было бы менее художественно,
доживи он до старости... Изюминка, пуанта жизни заключается иногда именно
в смерти".
случаи с никогда не существовавшими знакомыми, подбирая мысли, не слишком
глубокие для ума слушателя, придавая словам сомнительное изящество.
Образование было у него пестрое, ум - хваткий и проницательный, тяга к
разыгрыванию ближних - непреодолимая. Единственное, быть может, подлинное
в нем была бессознательная вера в то, что все созданное людьми в области
искусства и науки только более или менее остроумный фокус, очаровательное
шарлатанство. О каком бы важном предмете не заходила речь, он был
одинаково способен сказать о нем нечто мудреное, или смешное, или
пошловатое, если этого требовало восприятие слушателя. Когда же он говорил
совсем серьезно о книге или картине, у Горна было приятное чувство, что он
- участник заговора, сообщник того или иного гениального гаера - создателя
картины, автора книги. Жадно следя за тем, как Кречмар (человек, по его
мнению, тяжеловатый, недалекий, с простыми страстями и добротными, слишком
добротными познаниями в области живописи) страдает и как будто считает,
что дошел до самых вершин человеческого страдания, - следя за этим, Горн с
удовольствием думал, что это еще не все, далеко на все, а только первый
номер в программе превосходного мюзик-холла, в котором ему, Горну,
предоставлено место в директорской ложе. Директором же сего заведения не
был ни Бог, ни дьявол. Первый был слишком стар и мастит и ничего не
понимал в новом искусстве, второй же, обрюзгший черт, обожравшийся чужими
грехами, был нестерпимо скучен, скучен, как предсмертная зевота тупого
преступника, зарезавшего ростовщика. Директор, предоставивший Горну ложу,
был существом трудноуловимым, двойственным, тройственным, отражающимся в
самом себе, - переливчатым магическим призраком, тенью разноцветных шаров,
тенью жонглера на театрально освещенной стене... Так, по крайней мере,
полагал Горн в редкие минуты философских размышлений.
старался его обьяснить физическими свойствами Магды, чем-то таким в запахе
кожи, в температуре тела, в особом строении глазного райка, в особенной
эпителии губ. Но все это было не совсем так. Взаимная их страсть была
основана на глубоком родстве их душ - даром что Горн был талантливым
художником, космополитом, игроком...
замелькать на экране, он успел ей сказать (подавая ей пальто), что там-то
и там-то снял комнату, где они могут спокойно встречаться. Она ответила
ему злым взглядом, ибо Кречмар стоял в десяти шагах от них. Горн
рассмеялся и добавил, почти не понижая голоса, что будет каждый день там
ждать ее между таким-то и таким-то часом.
он Кречмару, пока они спускались вниз.
Магду за щеку. - Посмотрим, посмотрим, как ты играешь", - продолжал он,
натягивая перчатку.
Кречмар. - Так что никаких свиданий".
любопытством.
верится, что у него недавно умерла дочка".
стыдно, когда другие жильцы смотрят на эту... (нехорошее слово). А ведь
приличный господин, сам-то, и богат, - мог бы выбрать себе подругу
поосанистее, покрупнее, если уж на то пошло".
народу немного, но достаточно для того, чтобы у Магды прошел тревожный и
приятный холодок по спине. Недалеко от себя она заметила того режиссера, к
которому некогда так неудачно ходила представляться. Он подошел к
Кречмару. Кречмар представил его Магде. На правом глазу у него был крупный
ячмень. Магду рассердило, что он сразу же ее не узнал. "А я у вас как-то
была в конторе", - сказала она злорадно (пускай теперь пожалеет). "Ах,
сударыня, - ответил он с учтивой улыбкой, - я помню, помню". На самом деле
он не помнил ничего.
и взял ее руку. Спереди сидела Дорианна Каренина. кутаясь в мех, хотя в
зале было жарко. Соседом ее был режиссер с ячменем, и Дорианна за ним
ухаживала. Тихо и ровно, вроде пылесоса, заработал аппарат. Музыки не
было.
книгу и бежала к окну: подъехал верхом ее жених. У нее так замерло сердце,
что она вырвала руку из руки Горна и больше ее не давала (он зато гладил
ее по юбке и как-то умудрился отстегнуть ее подвязку). Угловатая,
неказистая, с припухшим, странно изменившимся ртом, черным как пиявка, с
неправильными бровями и непредвиденными складками на платье, невеста дико
взглянула перед собой, а затем легла грудью на подоконник, задом к
публике.
кого-нибудь укусить или броситься на пол, забиться, закричать... Неуклюжая
девица на экране ничего общего с ней не имела - она была ужасна, она была
похожа на ее мать-швейцариху на свадебной фотографии. Может быть, дальше
лучше будет? Кречмар перегнулся к ней, по дороге полуобняв Горна, и нежно
прошелестел: "Очаровательно, чудесно, я не ожидал..." Он действительно был
очарован. Ему вспомнился "Аргус", его трогало, что Магда так невозможно
плохо играет, - и вместе с тем в ней была какая-то прелестная, детская
старательность, как у подростка, читающего поздравительные детские стихи.
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Рыбаков Вячеслав
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Прозоров Александр