дала, Виктор и другие говорили, что было бы слишком
компрометантно, -- что, значит, я вообще знаю каждый твой шаг,
если знаю, что ты с ней незнаком, -- и она ушла, очень,
кажется, сконфуженная.
Цинциннат.
важно. А вот почему ты такой скучный, кислый, Цин-Цин? Я
думала, ты будешь так рад мне, а ты...
-- но, если тебе нужно, Цинциннатик, пожалуйста, только скоро.
удовольствие, раз это мое последнее свидание и все такое. Ах,
знаешь, на мне предлагает жениться -- ну, угадай кто? никогда
не угадаешь, -- помнишь, такой старый хрыч, одно время рядом с
нами жил, все трубкой смердел через забор да подглядывал, когда
я на яблоню лазила. Каков? И главное -- совершенно серьезно!
Так я за него и пошла, за пугало рваное, фу! Я вообще чувствую,
что мне нужно хорошенько, хорошенько отдохнуть, -- зажмуриться,
знаешь, вытянуться, ни о чем не думать, -- отдохнуть,
отдохнуть, -- и, конечно, совершенно одной или с человеком,
который действительно бы заботился, все понимал, все...
поползли слезы, змеясь, по ямкам яблочно румяных щек.
соленая и не солодкая, -- просто капля комнатной воды.
Цинциннат не сделал этого.
поманил рыжий палец. Она быстро подошла к двери.
прошептала она скороговоркой. Ей что-то возразили.
передайте. Уговор был, только что с дирек...
потупилась, хмурясь и скребя туфелькой пол.
невинной живостью повернулась к мужу: -- Я через пять минуточек
вернусь, Цинциннатик.
еще не приступил к неотложному, важному разговору с ней, но что
не мог теперь даже выразить это важное... Вместе с тем у него
ныло сердце, и все то же воспоминание скулило в уголку, -- а
пора, пора было от всей этой тоски поотвыкнуть.)
по поводу чего презрительно, в нос, усмехаясь; поставила ногу
на стул, щелкнула подвязкой и, сердито одернув складки около
талии, села к столу, точь-в-точь как сидела давеча.
синие цветы на столе. -- Ну, скажи мне что-нибудь, Цинциннатик,
петушок мой, ведь... Я, знаешь, их сама собирала, маков не
люблю, а вот эти -- прелесть. Не лезь, если не можешь, --
другим тоном неожиданно добавила она, прищурившись. -- Нет,
Цин-Цин, это я не тебе. (Вздохнула.) Ну, скажи мне что-нибудь,
утешь меня.
мое письмо прочла внимательно, -- как следует?
виски, -- только не будем о письме!
сбивчиво, слегка шепеляво, как говорила, когда гневалась.
поняла, можно подумать, что ты здесь один сидел с бутылкой и
писал. Не хотела я об этом письме, но раз уже ты... Ведь его,
поди, прочли передатчики, списали, сказали: ага! она с ним
заодно, коли он ей так пишет. Пойми, я не хочу ничего знать о
твоих делах, ты не смеешь мне такие письма, преступления свои
навязывать мне...
Цинциннат.
письма, -- просто в ужасе! Я -- дура, может быть, и ничего не
смыслю в законах, но и я чутьем поняла, что каждое твое слово
невозможно, недопустимо... Ах, Цинциннат, в какое ты меня
ставишь положение, -- и детей, подумай о детях... Послушай, --
ну послушай меня минуточку, -- продолжала она с таким жаром,
что речь ее становилась вовсе невнятной, -- откажись от всего,
от всего. Скажи им, что ты невиновен, а что просто куражился,
скажи им, покайся, сделай это, -- пускай это не спасет твоей
головы, но подумай обо мне, на меня ведь уже пальцем
показывают: от она, вдова, от!
знала в чем, то, значит, я и была бы твоей соучастницей. Это
ясно. Нет, довольно, довольно. Я безумно боюсь всего этого. --
Скажи мне в последний раз, -- неужели ты не хочешь, ради меня,
ради всех нас...
чертя свой мир на столе.
глубоко вздохнув. Нахмурилась и провела ногтем реку. -- Я
думала, что свидимся мы совсем иначе. Я была готова все тебе
дать. Стоило стараться! Ну, ничего не поделаешь. (Река впала в
море -- с края стола.) Я ухожу, знаешь, с тяжелым сердцем. Да,
но как же мне вылезти? -- вдруг невинно и даже весело
спохватилась она. -- Не так скоро придут за мной, я выговорила
себе бездну времени.
слово... Сейчас отопрут.
не лапайтесь, дайте проститься с мужем. Плящай. Если тебе что
нужно в смысле рубашечек или там -- Да, дети просили тебя
крепко, крепко поцеловать. Что-то еще... Ах, чуть не забыла:
папаша забрал себе ковшик, который я подарила тебе, и говорит,
что ты ему будто...
фамильярной коленкой подталкивая ее к выходу.
первые дни заключения. Тотчас кинулся в глаза цветной снимок:
под синим небом -- площадь, так густо пестрящая публикой, что
виден был лишь самый край темно-красного помоста. В столбце,
относившемся к казни, половина строк была замазана, а из другой
Цинциннат выудил только то, что уже знал от Марфиньки, -- что
маэстро не совсем здоров, и представление отложено -- быть
может, надолго.
Цинциннату, а пауку.
(заботливость велела прижать к груди, страх -- отстранить)
ухваченное комом полотенце, в котором что-то большое копошилось
и шуршало:
удержишь...
став на него, подать жертву на добрую паутину прожорливому
пауку, который уже надувался, чуя добычу, -- но случилась
заминка, -- он нечаянно выпустил из корявых опасливых пальцев
главную складку полотенца и сразу вскрикнул, весь топорщась,
как вскрикивают и топорщатся те, кому не только летучая, но и
простая мышь-катунчик внушает отвращение и ужас. Из полотенца
выпросталось большое, темное, усатое, -- и тогда Родион заорал
во всю глотку, топчась на месте, боясь упустить, схватить не
смея. Полотенце упало; пленница же повисла у Родиона на
обшлаге, уцепившись всеми шестью липкими своими лапками.
с мужскую ладонь, с плотными, на седоватой подкладке,
темно-коричневыми, местами будто пылью посыпанными, крыльями,
каждое из коих было посредине украшено круглым, стального
отлива, пятном в виде ока. То вцепляясь, то отлипая членистыми,
в мохнатых штанишках, лапками и медленно помавая приподнятыми
лопастями крыльев, с исподу которых просвечивали те же
пристальные пятна и волнистый узор на загнутых пепельных
концах, бабочка точно ощупью поползла по рукаву, а Родион между