укладывая листок в карман для дальнейшего изучения, - о котором
девочке следует знать. Это написано не романтическим
корсиканцем на грани crime passionel, а русским шантажистом,
знающим по-английски ровно столько, чтобы управиться с
переводом самых затасканных русских оборотов. Меня поражает
другое, - как это ты, имея три-четыре русских слова в запасе -
"как поживаете" да "до свиданья", - как это ты, сочинительница,
ухитрилась выдумать такие словесные тонкости и подделать
промахи в английском, на которые горазд только русский? Я знаю,
что способность к перевоплощению - ваша семейная черта, и
все-же...
мне пришлось спустя сорок лет отдать героине "Ardis'a"), что
да, конечно, я прав, на нее, должно быть, подействовало
чрезмерное обилие путанных русских уроков, она, разумеется,
выправит впечатление, попросту дав все письмо на французском,
из которого, как ее, кстати сказать, уверяли, русские и
переняли целую кучу клише.
главное в том, что должно случиться дальше, - я имею в виду,
логически? Как поступить моей бедной девушке с этим неотвязным
животным? Ей не по себе, она запуталась, ей страшно. Куда
заведет эта история - в трагедию, в фарс?
привлечь ее изящные формы к себе на колени, - что я,
благодарение Богу, часто проделывал в ту роковую весну 193О
года.
просунуть ладошку в карман моего халата, но я покачал головой и
лишь крепче обнял ее.
топка, если бы я заподозрил, что жена переписала подлинное
письмо, полученное, допустим, от одного из жалких, немытых
эмигрантских поэтиков с прилизанными волосами, которых она
встречала в салонах изгнанников. Но пересмотрев письмо,я решил,
что она вполне могла сама составить его, подпустив несколько
промахов, заимствованных из французского (supplication, sans
tarder), тогда как иные, верно, явились подсознательными
отголосками воляпюка, приставшего к ней во время уроков у
русских преподавателей или подхваченного в двух- и трехязычных
упражнениях из велеречивых грамматик. И потому все, что я
сделал взамен блужданий по дебрям нечистых догадок, - это
сохранил тонкий листок с неровными отступами, так характерными
для отпечатанных ею страниц, в полинялом и потрескавшемся
портфеле, который лежит передо мной между иных памяток, иных
смертей.
телефона застал меня вступающим в полную ванну.
совещание, до вечера будет занят, завтра уедет, но хотел бы...
улыбкой, присвоила трубку вместе с его монологом. Минутой позже
(при всех своих недостатках брат ее был милосердно совестливым
телефонным говоруном) она, еще улыбаясь, обняла меня, и мы
перешли в ее спальню для последнего нашего "fairelamourir", как
она называла это на своем небрежном и нежном французском.
старый обеденный фрак, Ирис стояла бочком к коридорному зеркалу
(лучшему и ярчайшему в доме), слегка покручиваясь в стараньях
разгядеть в ручное зеркальце, которое держала у головы, свой
темный шелковистый затылок.
маслин? Из ресторана мы приедем сюда, а он так любит их к
послеобеденному коньяку.
содрогнулся (стоял сырой безрадостный вечер), и пинком отворил
дверь деликатесной лавчонки напротив, и мужчина, шедший за
мной, крепкой рукой придержал ее, не давая закрыться. Он был в
окопном плаще, в берете, темное лицо его дергалось. Я узнал
лейтенанта Старова.
душком. Я однажды попробовал нюхнуть кокаину (от чего меня
только вырвало), но тут был какой-то другой наркотик.
обстоятельных рукопожатий, которыми мои соотечественники
почитают приличным обмениваться при всякой встрече и
расставании, и освобожденная дверь тюкнула его между лопаток.
английском (не выставляя его напоказ, как могло б показаться,
но прибегая к нему вследствие подсознательного сближения). - I
see you are in smoking. Banquet?
с женою нынче обедаем на людях. Затем я сумел уклониться от
прощального рукопожатия, воспользовавшись тем, что приказчица
обратилась к нему за новыми распоряжениями.
а не зеленые!
не желаю еще раз нарваться на Старова.
теперь он явится нас навестить в надежде на "vaw-dutch-ka".
Напрасно ты с ним разговаривал.
минуту, что Ивор вылезал из такси. Послав ему воздухом сочный
поцелуй, она прокричала, иллюстративно маша руками, что мы
спускаемся.
сходили по лестнице, - если бы ты носил оперный плащ. Мы бы оба
завернулись в него, как сиамские близнецы из твоего рассказа.
Ну, теперь скоренько.
машине.
тебя, старичок, - сказал он мне с явственным американским
выговором (которому я застенчиво подражал за обедом, пока он не
буркнул: "Очень смешно").
первостатейный, но приятный и чистый, он был особенно люб
американским туристам, которые называли его "Pander" (т.е.
собственно, "сводник") или "Пандора" и всегда заказывали "putty
saw-lay", - и сколько я понял, мы тоже его получили. Яснее
всего мне запомнился стекленый ящичек на расписанной золотыми
фигурами стене рядом с нашим столом: в нем виднелась четверка
бабочек морфо - две громадные, сияющие одинаково резко, и две
помельче под ними, слева синяя с белыми полосками, а справа
блестящая, как серебристый атлас. По уверениям метрдотеля, их
поймал в Южной Америке каторжник.
Ивор, вновь поворачиваясь к нам, его растопыренная пятерня так
и лежала поверх стола с той минуты, как он повернулся к
обсуждаемым "насекомым".
умертвить. А машина по-прежнему бегает? Бегает и
преотличнейшим...
решили завтра двинуться в Канниццу. Жалко, Ив, что ты не можешь
отправиться с нами, но может быть тебе удастся приехать потом.
решении.
он знает человека, который возьмет ее сразу. Ирис, сказал он,
тоже его знает: Дэвид Геллер, актер. "Он был (повернувшись ко
мне) первым ее ухажером, пока тебя не принесло. У нее наверняка
где-то спрятана наша с ним фотография - "Троил и Крессида",
тому уж лет десять назад. Он играл Елену Троянскую, а я