Чтение 17–й страницы книги ~Аэлита~

В это время послышались шаги и голоса Лося и Аэлиты. Ихошка слезла с
кресла и не твердо пошла к двери.

Этой же ночью, зайдя к Лосю в спальню, Гусев сказал:

- Дела наши не совсем хорошо обстоят, Мстислав Сергеевич. Девчонку я
тут одну приспособил - зеркало соединять, и наткнулись мы, как раз, на
заседание Верховного Совета. Кое-что я понял. Надо меры принимать, -
убьют они нас, Мстислав Сергеевич, поверьте мне, - этим кончится.

Лось слушал и не слышал, - мечтательным взглядом глядел на Гусева.
Закинул руки за голову:

- Колдовство, Алексей Иванович, колдовство. Потушите ка свет.

Гусев постоял, проговорил мрачно: - Так. - И ушел спать.

УТРО АЭЛИТЫ

Аэлита проснулась рано, и лежала облокотившись о подушки. Ее широкая,
открытая со всех сторон, постель стояла, по обычаю, посреди спальни на
возвышении, устланном коврами. Шатер потолка переходил в высокий, мра-
морный колодезь, - оттуда падал рассеянный, утренний свет. Стены
спальни, покрытые бледной мозаикой, оставались в полумраке, - столб све-
та опускался лишь на снежные простыни, на подушечки, на склонившуюся на
руку пепельную голову Аэлиты.

Ночь она провела дурно. Обрывки странных и тревожных сновидений в
беспорядке проходили перед ее закрытыми глазами. Сон был тонок, как во-
дяная пленка. Всю ночь она чувствовала себя спящей и рассматривающей
утомительные картины и в полузабытьи думала: - какие напрасные видения.

Когда утренним солнцем озарился колодец, и свет лег на постель, Аэли-
та вздохнула, пробудилась совсем и сейчас лежала неподвижно. Мысли ее
были ясны, но в крови все еще текла смутная тревога. Это было очень,
очень не хорошо.

"Тревога крови, помрачение разума, ненужный возврат в давно, давно
прожитое. Тревога крови - возврат в ущелья, к стадам, к кострам. Весен-
ний ветер, тревога и зарождение. Рожать, растить существа для смерти,
хоронить, - и снова - тревога, муки матери. Ненужное, слепое продление
жизни".

Так раздумывала Аэлита, и мысли были мудрыми, но тревога не проходи-
ла. Тогда она вылезла из постели, пошарила ногами туфли, накинула на го-
лые плечи халатик и пошла в ванную, - разделась, закрутила волосы узлом
и стала спускаться по мраморной лесенке в бассейн.

На нижней ступени она остановилась, - было приятно стоять в зное сол-
нечного света, входящего сквозь узкое окно. Зыбкие отражения играли на
стене. Аэлита посмотрела в синеватую воду - и там увидела свое отраже-
ние, луч света падал ей на живот. У нее дрогнула брезгливо верхняя губа.
Аэлита бросилась в прохладу бассейна.

Купанье освежило ее. Мысли вернулись к заботам дня. Каждое утро она
говорила с отцом, - так было заведено. Маленький экран стоял в ее убор-
ной комнате.

Аэлита присела у туалетного зеркала, привела в порядок волосы, вытер-
ла ароматным жиром, затем - цветочной эссенцией лицо, шею и руки, испод-
лобья поглядела на себя, нахмурилась, придвинула столик с экраном и
включила цифровую доску.

В туманном зеркале появился знакомый отцовский кабинет: книжные шка-
фы, картограммы и чертежи на деревянных, стоящих призмах, стол, завален-
ный бумагами. Вошел Тускуб, сел к столу, отодвинул локтем рукописи, и
глазами нашел глаза Аэлиты. Улыбнулся углом длинных, тонких губ:

- Как спала, Аэлита?

- Хорошо. В доме - все хорошо.

- Что делают Сыны Неба?

- Они покойны и довольны. Они еще спят.

- Продолжаешь с ними уроки языка?

- Нет. Инженер говорит свободно. Его спутнику достаточно знания.

- У них еще нет желания покинуть мой дом?

- Нет, нет, о нет.

Аэлита ответила слишком поспешно. Тусклые глаза Тускуба дрогнули
изумлением. Под взглядом его Аэлита стала отодвигаться, покуда ее спина
не коснулась спинки кресла. Отец сказал:

- Я не понимаю тебя.

- Что ты не понимаешь? Отец, почему ты мне не говоришь всего? Что ты
задумал сделать с ними? Я прошу тебя...

Аэлита не договорила, - лицо Тускуба исказилось, словно огонь бе-
шенства прошел по нему. Зеркало погасло. Но Аэлита все еще всматривалась
в туманную его поверхность, все еще видела страшное ей, страшное всем
живущим лицо отца.

- Это ужасно, - проговорила она, - это будет ужасно. - Она поднялась
стремительно, но уронила руки и села. Смутная тревога сильнее овладела
ею. Аэлита облокотилась о предзеркалье, положила щеку на ладонь. Тревога
шумела в крови, бежала ознобом. Как это было плохо, напрасно.

Помимо воли, встало перед ней, как сон этой ночи, лицо Сына Неба, -
крупное, со снежными волосами, - взволнованное, с рядом непостижимых из-
менений, с глазами то печальными, то нежными, насыщенными солнцем земли,
влагой земли, - жуткие, как туманные пропасти, грозовые, сокрушающие дух
глаза.

Аэлита подняла голову, встряхнула кудрями. Сердце страшно, глухо би-
лось. Медленно нагнувшись над цифровой дощечкой, она воткнула стер-
женьки.

В туманном зеркале появилась, дремлющая в кресле, среди множества по-
душек, сморщенная фигурка старичка. Свет из окошечка падал на его руки,
лежавшие поверх мохнатого одеяла.

Старичок вздрогнул, поправил сползшие очки, взглянул поверх стекол на
экран, и улыбнулся беззубо.

- Что скажешь, дитя мое?

- Учитель, у меня тревога, - сказала Аэлита, - ясность покидает меня.
Я не хочу этого, я боюсь, но я не могу.

- Тебя смущает Сын Неба?

- Да. Меня смущает в нем то, чего я не могу понять. Учитель, я только
что говорила с отцом. Он был в ярости. Я чувствую - у них там борьба. Я
боюсь, как бы Совет не принял ужасного решения. Помоги.

- Ты только что сказала, что Сын Неба смущает тебя. Будет лучше его
убрать совсем?

- Нет. - Аэлита поднялась, краска крови залила ей лицо. Старичок под
ее взглядом насупился.

- Я плохо понимаю ход твоих мыслей, Аэлита, - проговорил он суховато,
- в твоих мыслях двойственность и противоречие.

- Да, я чувствую это. - Аэлита села.

- Вот, лучшее доказательство неправоты. Высшая мысль - ясна,
бесстрастна и не противоречива. Я сделаю так, как ты хочешь, и поговорю
с твоим отцом. Он тоже - страстный человек, и это может привести его к
поступкам, не соответспротиворечива. Я сделаю так, как ты

- Я буду надеяться.

- Успокойся, Аэлита, и будь внимательна. Взгляни в глубину себя. В
чем твоя тревога? Со дна твоей крови поднимается древний осадок, - крас-
ная тьма, - это - жажда продления жизни. Твоя кровь в смятении...

- Учитель, он смущает меня иным.

- Каким бы возвышенным чувством он ни смутил, - в тебе пробудится
женщина, и ты погибнешь. Только холод мудрости, Аэлита, только спокойное
созерцание неизбежной гибели всего живущего, - этого пропитанного салом
и похотью тела, только ожидание, когда твой дух, уже совершенный, не
нуждающийся более в жалком опыте жизни, уйдет за пределы сознания, пе-
рестанет быть, - вот счастье. Холодная печаль. А ты хочешь возврата.
Бойся этого искушения, дитя мое. Легко упасть, быстро - катиться с горы,
но подъем медленен и труден. Будь мудра.

Аэлита слушала, голова ее наклонилась.

- Учитель, - вдруг сказала она, губы ее задрожали, глаза налились
тоской, - Сын Неба говорил, что на земле они знают что-то, что выше ра-
зума, выше знания, выше мудрости. Но что это - я не поняла. Но оттого у
меня и тревога. Вчера мы были на озере, взошла красная звезда, он указал
на нее рукой и сказал: "На ней была принесена великая жертва. Она окру-
жена туманом любви. Люди, познающие Любовь, не умирают". Тоска разорвала
мою грудь, учитель.

Старичок хмурился, жевал ртом.

- Хорошо, - сказал он, и пальцы его затрепетали по одеялу, - пусть
Сын Неба даст тебе это знание. Покуда ты не узнаешь всего - не тревожь
меня. Будь осторожна.

Зеркало погасло. Стало тихо в туалетной комнате. Аэлита взяла с колен
платочек и отерла им лицо. Потом взглянула на себя - внимательно, стро-
го. Брови ее поднялись. Она раскрыла небольшой ларчик и низко нагнулась
к нему, перебирая вещицы. Нашла и надела на шею крошечную, оправленную в
драгоценный металл, сухую лапку чудесного зверка Индри, весьма помогаю-
щую, по древним поверьям, женщинам в трудные минуты.

Аэлита вздохнула, и пошла в библиотеку. Лось поднялся ей навстречу от
окна, где сидел с книгой. Аэлита взглянула на него: большой, добрый, до-
рогой. Ей стало мягко сердцу. Она положила руку на грудь, на лапку чу-
десного зверка и сказала:

- Вчера я обещала вам рассказать о гибели Атлантиды. Садитесь и слу-
шайте.

ВТОРОЙ РАССКАЗ АЭЛИТЫ

- Вот, что мы прочли в цветных книгах, - сказала Аэлита.

На семь народов делилась раса Атлантов. Народы, различные по цвету
кожи, населяли разные части земли. Цивилизация, развиваясь, переходила