Мстислав Сергеевич".
меты. Долгое время аппарат, втянутый в ее тяготение, пробирался среди
небесных камней. Скорость его непрестанно увеличивалась, действовали аб-
солютные законы математики, - понемногу направление полета яйца и метео-
ритов изменилось: образовался все расширяющийся угол. Золотистая туман-
ность, - голова неведомой кометы и ее след - потоки метеоритов - уноси-
лись по гиперболе - безнадежной кривой, чтобы, обогнув солнце, снова ис-
чезнуть в пространствах. Кривая полета аппарата все более приближалась к
эллипсису.
и Гусева. Теперь, не отрываясь от глазков, они наблюдали за небом. Аппа-
рат сильно нагревался с одной стороны солнцем, - пришлось снять всю
одежду.
беловатой туманностью и исчезли. И вот, в огромной дали был найден Са-
турн, переливающийся радужными кольцами, окруженный спутниками. Яйцо,
притянутое кометой, возвращалось в солнечную систему, откуда было выш-
вырнуто центробежной силой марса.
погасла: - это были астероиды, таинственные маленькие планеты, бесчис-
ленным роем вьющиеся вокруг солнца. Сила их тяготения еще сильнее изог-
нула кривую полета яйца. Наконец, в одно из верхних глазков Лось увидел
странный, ослепительный, узкий серп, - это был Люцифер. Почти в то же
время, Гусев, наблюдавший в другой глазок, страшно засопел и обернулся,
- потный, красный.
и ярче светился шарик, величиной с ягоду смородины. Аппарат мчался нем-
ного в сторону от них. Тогда Лось решился применить опасное приспособле-
ние - поворот горла аппарата, чтобы отклонить ось взрывов от траэктории
полета. Поворот удался. Направление стало изменяться. Теплый шарик по-
немногу перешел в зенит.
людательным трубкам, то валились среди раскиданных шкур и одеял. Уходили
последние силы. Мучила жажда, но вода вся была выпита.
по стенам. Повисло в воздухе голое тело Гусева. Все это было похоже на
бред. Гусев оказался лежащим ничком у глазка. Вот он приподнялся, бормо-
ча схватился за грудь, замотал вихрастой головой, - лицо его залилось
слезами, усы обвисли:
тит горлом вперед, увлекаемый тягой земли. Он пополз к реостатам и по-
вернул их, - яйцо задрожало, загрохотало. Он нагнулся к глазку.
лись океаны воды, зеленоватыми - очертания островов. Облачные поля зас-
тилали какой-то материк. Влажный шар медленно поворачивался. Слезы меша-
ли глядеть. Душа, плача от любви, летела, летела навстречу голубова-
то-влажному столбу света. Родина человечества. Плоть жизни. Сердце мира.
полет был стремителен, - оболочка накалилась, закипел резиновый кожух,
дымилась кожаная обивка. Последним усилием Гусев повернул крышку люка. В
щель с воем ворвался ледяной ветер. Земля раскрывала объятия, принимая
блудных сынов.
нистый пригорок.
та падения, - на берегу озера Мичиган, - катающиеся на лодках, сидящие
на открытых террасах ресторанов и кофеен, играющие в теннис, гольф, фут-
бол, запускающие бумажные змеи в теплое небо, все это множество людей,
выехавших в день воскресного отдыха, - насладиться прелестью зеленых бе-
регов, шумом июньской листвы, - слышали в продолжение пяти минут стран-
ный, воющий звук.
так, обычно, ревели снаряды тяжелых орудий. Затем многим удалось видеть
быстро скользнувшую на землю круглую тень.
та. Любопытствующие бежали со всех сторон, перелезали через изгороди,
мчались на автомобилях, на лодках по синему озеру. Яйцо, покрытое коркой
нагара, помятое и лопнувшее, стояло, накренившись, на пригорке. Было
высказано множество предположений, одно другого нелепее. В особенности
же в толпе началось волнение, когда была прочитана, вырубленная зубилом
на полуоткрытой крышке люка, надпись: "Вылетели из Петербурга 18 августа
21 года". Это было тем более удивительно, что сегодня было третьего июня
25 года.
бые стоны, - толпа в ужасе отодвинулась и затихла. Появился отряд поли-
ции, врач и двенадцать корреспондентов с фотографическими аппаратами.
Открыли люк и с величайшими предосторожностями вытащили из внутренности
яйца двух полуголых людей: - один, худой, как скелет, старый, с белыми
волосами, был без сознания, другой, с разбитым лицом и сломанными рука-
ми, - жалобно стонал. В толпе раздались крики сострадания, женский плач.
Небесных путешественников положили в автомобиль и повезли в больницу.
солнечном луче, о медовых кашках, о синем небе. Лось, неподвижно лежа на
подушках, - слушал. Слезы текли по морщинистому лицу. Он где-то уже слы-
шал этот хрустальный голос любви. Но - где, когда?
сверкала сизая роса на траве. Влажные листья двигались тенями на шторе.
Пела птица. Вдали из-за леса поднималось облако клубами белого дыма.
сверкающим росам, по великанам, бродящим среди зеленых холмов... Он
вспомнил, - птица пела об этом: Аэлита, Аэлита... Но была ли она? Или
только пригрезилась? Нет. Птица бормочет стеклянным язычком о том, что
некогда женщина, голубоватая, как сумерки, с печальным, худеньким личи-
ком, сидя ночью у костра, глядя на огонь, - пела песню любви.
кто осталась в небе, за звездами, и о той, кто лежит под холмиком, под
крестом, и о седом и морщинистом старом мечтателе, облетевшем небеса и
разбившемся, - вот он снова - один, одинок.
вошел запах меда, земли, влаги.
пожал руку Лося, - "Поздравляю, дорогой друг", - и сел на табурет около
постели, сдвинул канотье на затылок:
только что был у Гусева, вот тот молодцом, руки в гипсе, сломана че-
люсть, но все время смеется, - очень доволен, что вернулся. Я послал в
Петербург его жене телеграмму, пятьсот фунтов. По поводу вас - телегра-
фировал в газету, - получите огромную сумму за "Путевые наброски". Но
вам придется усовершенствовать аппарат, - вы плохо опустились. Чорт
возьми - подумать, - прошло почти четыре года с этого сумасшедшего вече-
ра в Петербурге. Кстати - когда вернетесь в Петербург - разинете рот, -
теперь это один из шикарнейших городов в Европе. Ба, вы же ничего не
знаете... Советую вам, старина, выпить рюмку хорошего коньяку, это вер-
нет вас к жизни, - он вытащил из желтого портфельчика бутылку, - ба,
этого вы тоже не знаете: - мы же опять "мокры", как утопленники...
у него было загорелое, беспечное, на подбородке - ямочка. Лось негромко
засмеялся и протянул ему руку:
тротуарам, сумасшедшие хлопья крутились у качающихся фонарей, засыпало
подъезды и окна, за рекой метель бушевала в воющем во тьме парке.
Темный шарф вился за его спиной, ноги скользили, лицо секло снегом. В
обычный час он возвращался с завода домой, в одинокую квартиру. Жители
набережной привыкли к его широкополой, глубоко надвинутой шляпе, к шар-
фу, закрывающему низ лица, к сутулым плечам, и даже, когда он кланялся и
ветер взвивал его поредевшие, белые волосы, - никого уже более не удив-
лял странный взгляд его глаз, видевших однажды то, что нельзя видеть
земнородному.
сутулой фигурой с развевающимся шарфом, бредущей среди снежных облаков.
Но времена теперь были иные: поэтов восхищали не вьюжные бури, не звез-
ды, не заоблачные страны, - но - стук молотков по всей стране, шипенье
пил, шорох серпов, свист кос, - веселые, земные песни. В стране в этот
год начаты были постройкою небывалые, так называемые "голубые города".
Сертаков Виталий
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Белов Вольф
Зыков Виталий