вертываясь, и упал.
от развалин по направлению заводов Анилиновой компании. Путь ее обозна-
чался вспыхивающими листочками, горящими клубками птиц. Теперь она све-
тилась ярко, - большой отрезок ее перерезывал черную стену сосен.
была за нить. В оцепенении они могли следить только за ее направлением.
Первый удар луча пришелся по заводской трубе, - она заколебалась, надло-
милась посредине и упала. Но это было очень далеко, и звук падения не
был слышен.
го здания, порозовел, перемешался с черным дымом. Еще левее стоял пятиэ-
тажный корпус. Внезапно все окна его погасли. Сверху вниз, по всему фа-
саду, побежал огненный зигзаг, еще и еще...
тался облаками дыма.
замка. Пересекая извивающуюся дорогу, лезли на крутизны по орешнику и
мелколесью. Падали, соскальзывая вниз. Рычали, ругались, - один по-русс-
ки, другой по-немецки. И вот до них долетел глухой звук, точно вздохнула
земля.
километров. Половина зданий его пылала, как картонные домики. Внизу, у
самого города, грибом поднимался серо-желтый дым. Луч гиперболоида беше-
но плясал среди этого разрушения, нащупывая самое главное - склады
взрывчатых полуфабрикатов. Зарево разливалось на полнеба. Тучи дыма,
желтые, бурые, серебряно-белые снопы искр взвивались выше гор.
вая каша. Полоса реки, отражающая весь огромный пожар, казалась рябой от
черных точек. Это спасалось население, - люди бежали на равнину.
ку.
рытое длинными рядами черепичных кровель, вдруг поднялось. Земля вспучи-
лась. Это первое, что увидели глаза. Сейчас же из-под земли сквозь щели
вырвались бешеные языки пламени. И сейчас же из пламени взвился ослепи-
тельный, никогда никем не виданной яркости столб огня и раскаленного га-
за. Небо точно улетело вверх над всей равниной. Пространства заполнились
зелено-розовым светом. Выступили в нем, точно при солнечном затмении,
каждый сучок, каждый клок травы, камень и два окаменевших белых челове-
ческих лица.
ры. Ураган потряс и пригнул деревья. Полетели камни, головни. Тучи дыма
застлали и равнину.
Весь дымный воздух насытился мрачно-ржавым, гнойным светом.
и Вольфа.
ванная шлюпка легко упала с борта "Аризоны" в прозрачную воду. Три смуг-
локрасных матроса соскользнули по канату на банки, Подняли весла, замер-
ли.
на зыбкие от зноя очертания Неаполя, уходящего вверх террасами, на тер-
ракотовые стены и башни древней крепости над городом, на лениво курящую-
ся вершину Везувия. Было безветренно, и море - зеркально.
вым веслом высокий старик, похожий на рисунки Микеланджело. Седая борода
падала на изодранный, в заплатках, темный плащ, короной взлохмачены се-
дые кудри. Через плечо - холщовая сума.
ему с борта стодолларовую бумажку. Сегодня он снова направлял лодку к
"Аризоне". Пеппо был последним романтиком старой Италии, возлюбенной бо-
гами и музами. Все это ушло невозвратно. Никто уж больше не плакал,
счастливыми глазами глядя на старые камни. Сгнили на полях войны те ху-
дожники, кто, бывало, платил звонкий золотой, рисуя Пеппо среди развалин
дома Цецилия Юкундуса в Помпее. Мир стал скучен.
ветов борта "Аризоны", поднял великолепное, как медаль, морщинистое лицо
с косматыми бровями и протянул руку. Он требовал жертвоприношения. Зоя,
перегнувшись вниз, спросила его поитальянски:
старый нищий, ответит "чет", - все будет хорошо.
полиции? Но повелительный голос звучал в ушах: "... Если вам дорога
жизнь вашего друга..." Выбора не было.
режная Санта Лючия полетела навстречу, - дома с наружными лестницами, с
бельем и тряпьем на веревках, узкие улички ступенями в гору, полуголые
ребятишки, женщины у дверей, рыжие козы, устричные палатки у самой воды
и рыбацкие сети, раскинутые на граните.
полетела куча оборванцев, продавцов кораллов и брошек, агентов гостиниц.
Размахивая бичами, орали парные извозчики, полуголые мальчишки кувырка-
лись под ногами, завывая, просили сольди у прекрасной форестьеры.
Ламоль? Ей подали радиотелефонограмму без подписи: "Ждите до вечера суб-
боты". Зоя пожала плечами, заказала комнаты и поехала с Янсеном осматри-
вать город. Янсен предложил - музей.
дения, - они навьючивали на себя несгибающуюся парчу, не стригли волос,
видимо, не каждый день брали ванну и гордились такими мощными плечами и
бедрами, которых бы постыдилась любая рыночная торговка в Париже. Еще
скучнее было смотреть на мраморные головы императоров, на лица позеле-
невшей бронзы - лежать бы им в земле... на детскую порнографию помпейс-
ких фресок. Нет, у древнего Рима и у Возрождения был дурной вкус. Они не
понимали остроты цинизма. Довольствовались разведенным вином, неторопли-
во целовались с пышными и добродетельными женщинами, гордились мускулами
и храбростью. Они с уважением волочили за собой прожитые века. Они не
знали, что такое делать двести километров в час на гоночной машине. Или
при помощи автомобилей, аэропланов, электричества, телефонов, радио,
лифтов, модных портных и чековой книжки (в пятнадцать минут по чеку вы
получаете золота столько, сколько не стоил весь древний Рим) выдавливать
из каждой минуты жизни до последней капли все наслаждения.
но-красный, весь в белом, выглаженный и готовый на любую глупость.) -
Янсен, мы теряем время, мне скучно.
плечи Янсену голую прекрасную руку и танцевала с ничего не выражающим
лицом, с полузакрытыми веками. На нее "бешено" обращали внимание. Танцы
возбуждали аппетит и жажду. У капитана дрожали ноздри, он глядел в та-
релку, боясь выдать блеск глаз. Теперь он знал, какие бывают любовницы у
миллиардеров. Такой нежной, длинной, нервной спины ни разу еще не ощуща-
ла его рука во время танцев, ноздри никогда не вдыхали такого благоуха-
ния кожи и духов. А голос - певучий и насмешливый... А умна... А шикар-
на...
не ответила.
отчет". Входя в подъезд гостиницы, она оперлась о каменную руку Янсена.
Портье, подавая ключ, скверно усмехнулся черномазо-неаполитанской рожей.
Зоя вдруг насторожилась:
мной болтать, - я позвоню...
вороте она обернулась, усмехнулась. Он, как пьяный, пошел в курительную
и сел около телефона. Закурил, - так велела она. Откинувшись, - предс-
тавлял:
ленивыми, слегка неумелыми, как у подростка, движениями начала разде-
ваться... Платье упало, она перешагнула через него. Остановилась перед
зеркалом... Соблазнительная, всматривающаяся большими зрачками в свое