Восьми лет очаровательная малютка Зоя была отдана в балетную школу Перед
самой войной она ее окончила и дебютировала в балете с успехом, которого
не запомнит Северная столица. Но вот - война, и Зоя Монроз с юным серд-
цем, переполненным милосердия, бросается на фронт, одетая в серое
платьице с красным крестом на груди. Ее встречают в самых опасных мес-
тах, спокойно наклоняющуюся над раненым солдатом среди урагана вражеских
снарядов. Она ранена (что, однако, не нанесло ущерба ее телу юной гра-
ции), ее везут в Петербург, и там она знакомится с капитаном французской
армии. Революция. Россия предает союзников Душа Зои Монроз потрясена
Брестским миром. Вместе со своим другом, французским капитаном, она бе-
жит на юг и там верхом на коне, с винтовкой в руках, как разгневанная
грация, борется с большевиками. Ее друг умирает от сыпного тифа. Фран-
цузские моряки увозят ее на миноносце в Марсель. И вот она в Париже. Она
бросается к ногам президента, прося дать ей возможность стать французс-
кой подданной. Она танцует в пользу несчастных жителей разрушенной Шам-
паньи. Она - на всех благотворительных вечерах. Она - как ослепительная
звезда, упавшая на тротуары Парижа"
лась и пошла по линии: всегда вперед, всегда с боями, всегда к самому
трудному и ценному Она действительно разорила дюжину скоробогачей, тех
самых коротеньких молодчиков с волосатыми пальцами в перстнях и с воспа-
ленными щеками. Зоя была дорогая женщина, и они погибли.
большого шика в Париже. Тогда она взяла себе в любовники модного журна-
листа, изменила ему с парламентским деятелем от крупной промышленности и
поняла, что самое шикарное в двадцатых годах двадцатого века - это хи-
мия.
химической промышленности и давал нужную информацию. Таким образом она
узнала о предполагающейся поездке в Европу короля химии Роллинга.
лом, репортера большой газеты, - и в прессе появились заметки о приезде
в Нью-Йорк самой умной, самой красивой в Европе женщины, которая соеди-
няет профессию балерины с увлечением самой модной наукой - химией и да-
же, вместо банальных бриллиантов, носит ожерелье из хрустальных шариков,
наполненных светящимся газом. Эти шарики подействовали на воображение
американцев.
лубе, на площадке для тенниса, между широколистной пальмой, шумящей от
морского ветра, и деревом цветущего миндаля, сидела в плетеном кресле
Зоя Монроз.
действительно ему понравилась. Он предложил ей быть его любовницей. Зоя
Монроз поставила условием подписать контракт с неустойкой в миллион дол-
ларов.
из открытого океана. Эйфелева башня приняла эту сенсацию, и на следующий
день Париж заговорил о Зое Монроз и о химическом короле.
ему:
вы скоро увидите, что как секретарь я еще более удобна, чем как любовни-
ца. Женская дребедень меня мало занимает. Я честолюбива. Вы большой че-
ловек: я верю в вас. Вы должны победить. Не забудьте, - я пережила рево-
люцию, у меня был сыпняк, я дралась, как солдат, и проделала верхом на
коне тысячу километров. Это незабываемо. Моя душа выжжена ненавистью.
нулся пальцем к кончику ее носа и сказал:
перамента, вы сумасшедшая, в политике и делах вы всегда останетесь диле-
тантом.
Америка вкладывала крупные капиталы в промышленность Старого Света.
Агенты Роллинга осторожно скупали акции. В Париже его называли "амери-
канским буйволом". Действительно, он казался великаном среди европейских
промышленников. Он шел напролом. Луч зрения его был узок. Он видел перед
собой одну цель: сосредоточение в одних (своих) руках мировой химической
промышленности.
его силу и его слабость. Он плохо разбирался в политике и говорил иногда
глупости о революции и о большевиках. Она незаметно окружила его нужными
и полезными людьми. Свела его с миром журналистов и руководила беседами.
Она покупала мелких хроникеров, на которых он не обращал внимания, но
они оказали ему больше услуг, чем солидные журналисты, потому что они
проникали, как москиты, во все щели жизни.
необходимости тесного контакта с американской промышленностью в целях
химической обороны Франции", Роллинг в первый раз по-мужски, дружески,
со встряхиванием пожал ей руку:
долларов в неделю.
по-деловому, то есть - до конца.
Один из них, Семенов, состоял у нее на постоянном жалованье. Он был ин-
женеромхимиком выпуска военного времени, затем прапорщиком, затем белым
офицером и в эмиграции занимался мелкими комиссиями, вплоть до перепро-
дажи ношеных платьев уличным девчонкам.
налы и газеты, сообщал сведения, сплетни, слухи. Он был исполнителен,
боек и не брезглив.
где сообщалось о строящемся в Петрограде приборе огромной разрушительной
силы. Роллинг засмеялся:
Большевики ничего не способны построить.
этой заметки странную историю:
встретил на улице приятеля, поляка, вместе с ним кончил технологический
институт, - Стася Тыклинского. Мешок за спиной, ноги обмотаны кусками
ковра, на пальто цифры - мелом - следы очередей. Словом, все как полага-
ется. Но лицо оживленное. Подмигивает. В чем дело? "Я, говорит, на такое
золотое дело наскочил - ай люли! - миллионы! Какой там, - сотни миллио-
нов (золотых, конечно)!" Я, разумеется, пристал - расскажи, он только
смеется. На том и расстались. Недели через две после этого я проходил по
Васильевскому острову, где жил Тыклинский. Вспомнил про его золотое де-
ло, - думаю, дай попрошу у миллионера полфунтика сахару. Зашел. Тыклинс-
кий лежит чуть ли не при смерти, - рука и грудь забинтованы.
убью.
робности, про то, как давнишний его знакомый, инженер Гарин, предложил
ему приготовить угольные свечи для какого-то прибора необыкновенной раз-
рушительной силы. Чтобы заинтересовать Тыклинского, он обещал ему про-
цент с барышей. Он предполагал по окончании опытов удрать с готовым при-
бором в Швецию, взять там патент и самому заняться эксплуатацией аппара-
та.
такова, чтобы при возможно малом их объеме выделялось возможно большее
количество тепла. Устройство прибора Гарин держал в тайне, - говорил,
что принцип его необычайно прост и потому малейший намек раскроет тайну.
Тыклинский поставлял ему пирамидки, но ни разу не мог упросить показать
ему аппарат.
линский проследил Гарина до места, где он производил опыты, - в полураз-
рушенном доме на одной из глухих улиц Петербургской стороны. Тыклинский
пробрался туда вслед за Гариным и долго ходил по каким-то лестницам,
пустынным комнатам с выбитыми окнами и наконец в подвале услыхал
сильное, точно от бьющей струи пара, шипение и знакомый запах горящих
пирамидок.
нашумел и, шагах в тридцати от себя, за аркой, увидел освещенное коптил-
кой, перекошенное лицо Гарина. "Кто, кто здесь?" - дико закричал Гарин,
и в это же время ослепительный луч, не толще вязальной иглы, соскочил со
стены и резнул Тыклинского наискосок через грудь и руку.
реньках выполз из подвала, обливаясь кровью. Его подобрали прохожие,
доставили на ручной тележке домой. Когда он выздоровел, началась война с
Польшей, - ему пришлось уносить ноги из Петрограда".
недоверчиво усмехался, он верил только в силу удушающих газов. Броненос-
цы, крепости, пушки, громоздкие армии - все это, по его мнению, были пе-
режитки варварства. Аэропланы и химия - вот единственные могучие орудия
войны. А какие-то там приборы из Петрограда - вздор и вздор!
Сертаков Виталий
Буркатовский Сергей
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Земляной Андрей
Бажанов Олег