возвышалась груда камней, явно сложенная руками человека. То был
поморский приметный знак - гурий.
главный, волновавший их вопрос.
глаголицей было отчетливо выбито:
Старостинской перезвать придется, - Алексей с улыбкой посмотрел на сына,
чье имя скала носила раньше.
лодья на камнях сидела, - Шубинским...
Химков со Степаном отправились на охоту. Иван остался хозяйничать дома.
прирученную олениху Звездочку - на лбу у нее была круглая белая
отметина.
оленихи деревянную колоду, чтоб не ушла далеко. Потом зимовщики
убедились, что не нужна колода: Звездочка и ее теленок прижились,
привыкли к своим сеням и уже никуда не отходили от зимовья. Корм олени
находили сами, в соседних ягельных низинах.
на охоту самостоятельно и без всякого труда промышлял нерп и тюленей.
Своего молодого хозяина он по-прежнему слушался и любил. Если Иван шел
куда-нибудь, медведь неизменно увязывался следом, и его нельзя было
никакой силой удержать на зимовье. Степан и Алексей стали немного
побаиваться медведя: уж больно сделался велик да страшен.
юноша, как всегда, полез на скалу посмотреть на море.
календарь кормщика. Целую стену занимал он сейчас в избе. Аккуратно в
течение шести лет Алексей отмечал проходящие дни.
ладонью от яркого солнца.
снова посмотрел. Нет, не показалось. На соединившейся синеве моря и неба
далеко-далеко белел парусок. Одним духом слетел Иван с утеса. Прихватив
из избы заветный мешочек с кремнем и огнивом, он со всех ног помчался на
Крестовый мыс. Мишка тяжелым галопом пустился в догоню за своим
приятелем.
плиту, Иван вытащил из ямы, неподалеку от костра, куски заранее
приготовленного тюленьего жира и стал бросать его в огонь.
что этого мало. Все больше и больше бросал он в костер и дров и жира.
Очнулся он только от хриплого крика:
тряслись. Глаза смотрели на сына с такой мольбой и с такой надеждой, что
юноше сделалось не по себе. Тут же стоял растерянный Степан. Оба они
увидели дым и прибежали к костру.
костра, хватая трясущимися руками то дрова, то куски жира. - А вдруг
уйдут?.. Не заметят нас!.. Да что ж ты, Степан? Ваня, дров давай
побольше... ведь парус... люди ведь...
он громко заплакал. От несдерживаемых рыданий ходуном ходило все его
тело.
товарищам. Шесть лет он был для всех примером настойчивости, упорства и
терпения. Но сейчас сдал, не выдержал Алексей. Все горе его,
беспокойство за жену, за детишек вырвалось наружу, разжалась вдруг рука,
что с железной силой держала сердце шесть долгих лет.
стояли они, стараясь ничем не помешать его чувствам.
От счастья это... Ведь дома в этот год будем! - быстро и радостно
говорил Степан.
маши, как лодья ближе будет, - Алексей торопливо сдернул с себя рубаху.
- А мы со Степаном в зимовье пойдем. Собрать добро надо. Нищими нам
домой вернуться нельзя. Дома-то хоть немного пожить бы, а с голыми
руками ежели приедем, опять сразу иди на промысел.
что с лодьи увидели дым. Судно шло теперь к Ледяному мысу.
зимовщиков.
с тобой скоро в Мезень, домой. Мать, братишек своих да сестренку тебе
покажу...
чернел вдалеке, и ничего особенного не замечал. Правда, далеко в море
двигалось что-то белое, похожее на ледяной обломок, но удивишь ли ошкуя
падуном?
ненужный уже костер. И, видно, не только он боялся какой-нибудь
случайности: от зимовья тоже валил густой черный дым. Это старался
Степан, раздул еще один костер.
Вот на лодье сбавили паруса. Остался один большой парус на грот-мачте.
На самом носу три человека возились у якоря. Вдруг юноша заметил, как от
берега отошла "Чайка" и стремительно помчалась навстречу лодье.
как, а нам и невдомек было. Как камень твердый был... Ну, теперь и мне
тут делать нечего". Бросив еще два-три оставшихся полена в догоравший
костер, Иван стал медленно спускаться к морю.
надоедливые чайки, по-прежнему синеет неоглядная морская даль, и яркое
солнышко разливает вокруг приятную теплоту. И изба и сарайчик стоят на
прежнем месте. Но по-иному выглядит для него теперь все вокруг. И изба,
и сарай, и кресты около зимовья стали совсем другими. Все предметы как
бы потеряли свое прежнее значение, стали далекими, ненужными.
заслонила собой все.
Степан. С охапкой оленьих и песцовых шкур он спускался по стремянке из
кладовой. - Вот ведь сколько набралось!
принялся сносить к самому берегу промысел, накопленный за долгие годы.
Много нужно было переносить добра. Более двухсот пятидесяти оленьих
шкур, без числа песцовых мехов, десять шкур белого медведя и много жира
оленьего, тюленьего и нерпичьего; клыков моржовых да шкур морского зверя
тоже немало было.
обнюхивал со всех сторон груду шкур и удивлялся. Никогда не было такой
сутолоки на зимовке. Да и Иван изменился. И не только Иван, а и Степан.
Бегут, суетятся... кричат...
чужой, незнакомый запах.
черным кончиком своего подвижного носа.
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Соломатина Татьяна
Нортон Андрэ
Каменистый Артем