карабинов, гитар, опасных и резких женщин, одетых в яркое и высматривающих в
темноте таинственные лодки своих возлюбленных.
Но, смею вас уверить, что в большинстве - они самые обыкновенные жулики. Я
хочу вас спросить, - обратился Детрей к Джесси, причем его лоб покраснел, -
не внушает ли опасений состояние вашего здоровья?
понравился Джесси, что она развеселилась и заблестела. Взглянув с
признательностью, с теплым смехом в глазах, она сказала смеясь:
недоброкачественно, но поправимо! Смею вас уверить! Глядя на нее, все стали
смеяться.
улыбкой на отца, который улыбнулся ей сам и посмотрел на часы, двинув
лежащей на коленях шляпой.
Отлично действует! О! Мне смешно! А вы не обижайтесь! - обратилась Джесси к
Детрею, который с наслаждением прислушивался к ее смеху. - Мы будем с вами
друзьями.
следовательно, надежда зачеркнута".
Приходите все.
сплю.
ушли: за ними шел Детрей, погруженный в раздумье.
Как, на ваш взгляд, выглядит моя Джесси?
потрескивающий уголек, необжигающий и горячий, светлый. И вот...
вызывают слова. Воистину, осенью один человек будет адски счастлив.
интриге.
{один}.
ограничился замечанием о судьбе девушек вообще.
сильно расстроенного.
себе...
Ева с упрямством, вызвавшим у ее отца молчаливое удивление.
фразу Готорна, и подкрепить их.
бесполезны. Что лучше в положении Моргианы? Смерть или жизнь? Я уклоняюсь от
ответственности сказать что-нибудь - в тоне закона.
типа часто самодовольны.
на некрасивую резеду.
бесцельно, обратно. Стоял такой отравляющий и ослепляющий
идти в полосе тени возле домов. С тяжелым от зноя и любви сердцем Детрей
прошел к скверу Дурбана, где среди огромных агав фонтан гнал струи скачущих
брызг. Безумно захотелось ему воды, льду, тени, пронизывающей сырости
погреба. Между тем, оставалось не более часа до первого веяния прохлады,
когда ветер с моря умеряет пламенение дня. Но этот остающийся час таил муки
серьезные. Детрей разыскал винный погреб, куда набилось уже довольно народу,
попивая красное вино со льдом, и уселся в самом конце длинного помещения,
около бочек. Отсюда был виден ему солнечный блеск полукруглого входа.
льда, и начал остывать от жары. "Я буду называть ее "Джесси", что бы ни
случилось со мной. Боже мой, как мне тяжело! Она поправится - я знаю,
чувствую это. Однако ничего не выйдет и не может выйти. Бессмысленно
развивать надежды. Ее судьба должна быть как благоухание, таинственное и
редкое. Так это и будет, но не со мной. Таким девушкам даже вообще как-то
странно выходить замуж. Они должны были всегда оставаться девушками - не
старше двадцати лет, чтобы о них болеть вот такой нестерпимой болью, какую
переношу я".
время, смотря на стакан взглядом суровым и безутешным. Наконец, страстно
излившиеся мысли его, побыв где-то, вернулись и заговорили опять.
изучить опутавшую его зеленую лиану с пламенными цветами, - все самое худшее
и лучшее заявляет о себе, и человек ничего не стыдится. Хочется, чтобы
соперник, счастливый и достойный, висел на волоске от смерти, а я бы его
спас, все-таки сожалея, что он не умер, и выслушал бы от нее слова
благодарности, улыбаясь в мучениях. Ее неприятная сестра счастливее меня,
потому что Джесси поцеловала ее. Хорошо, если Джесси впадет в нищету,
бедствие, а я встречу ее на дороге, не знающую куда идти; мы женимся, и я
буду за ней смотреть, буду ее беречь. Как я хотел бы спасти ее во время
пожара или кораблекрушения!"
подозревающей девушки, Детрей несколько остыл, добавив: "Да. В то же время я
должен быть сдержан, покоен, весел; я должен сидеть на костре, обмахиваясь
веером совершенно непринужденно; таков закон уважения к себе. Пока не
поздно, я должен отсюда уехать. Иначе я погиб. Невозможно думать о том, что
я думаю. Есть никогда не обманывающий голос души; я его слышу. Он говорит:
"бессмысленно". Недаром, когда я взял в руки эту слетевшую с небес белую
шляпу, у меня было смутное предчувствие, что неспроста находка моя; и я уже
хотел ее положить на песок, чтобы кто-нибудь другой удивлялся, как вдруг
ветром обвило ленту вокруг руки. Лента уговорила. Зачем я поддался ее
движению?"
Детрея, он выпил залпом стакан холодного вина, и зубы его заныли. "Отрадно
схватить зубную боль, - подумал Детрей, - такую, чтобы рычать и бить кулаком
в стену; тогда отлегло бы на душе". "Однако, - продолжал он с легкомыслием,
в равной мере законным для его помешательства, как и отчаяние, - однако,
почему я так вдруг все решил очень уж в черном свете? Я читал где-то, что
предложение "быть друзьями" в иных случаях чрезвычайно благоприятно.
Относительно же того, что она девушка состоятельная, то тут больше эгоизма и
тщеславия, чем разума, чем доброты. Разве это плохо, что она может дать сама
себе больше, чем я могу дать ей, с своим жалованьем? Это хорошо, это гораздо
лучше, чем если бы ей пришлось рассчитывать. Если любишь, это надо стерпеть,
смириться; стерпеть ради нее. Если я откажусь жениться на ней, потому что
она богата, она вправе заключить: "Он допустил мысль, что только ради денег
можно на мне жениться. Сама я ничего не стою". Я ее люблю; довольно этого,
чтобы быть правым и знать, что я прав".
равнодушно; только для Джесси он хотел бы их иметь немного побольше, чем у
него было. Но он скоро заметил, что все эти скоропалительные мысли о браке с
Джесси делают его смешным в собственном его мнении. "Джесси, вы обратили
меня в кучу нервного хлама", - сказал он, решительно вставая, чтобы изменить
настроение, становившееся невыносимым.
цветами; дышать было свежо; а ясное небо, с высоко забравшимися в него
ласточками, обещало на завтра такую же отраву зноя, как сегодняшний день.
Детрей прочитал афишу и отправился в театр; пока на сцене какие-то
немыслимые отцы упрекали своих детей в измене идеалам, а героиня старалась
уверить публику, что искренне любит семидесятилетнего старика, - сложилось
окончательно его решение: сегодня же сообщить Еве Страттон, что он с ночным
поездом едет в Покет. На самом деле ему предстояло еще дня два работы и дня
два сборов, но считая себя отсутствующим, - для Джесси и Евы, - Детрей таким
поступком делал невозможным новый визит к больной, отрекался от телефона, от