против нее. - Я узнаю правду простым путем. Завтра же я буду просить лицо,
приславшее письмо, явиться ко мне, ничего не опасаясь. Тогда мне скажут, в
чем дело!
таких болезней, не может быть!
ты - палач мой?
было запутаться, чем сказать истину. - Письмо, полученное тобой, - новое
преступление.
что я живу очень серой, совершенно ограниченной жизнью. Ты слушаешь?
расхаживая по комнате, чтобы не видеть глаз девушки. - Я купила у одного
человека, - адрес и фамилию которого могу сказать, если хочешь, - особое
средство, обладающее, по его словам, способностью вызывать отчетливые,
красивые сны. Так он сказал. У меня нет жизни, и я хотела испытать сны. В
этом тяжело признаться, но это так.
объясняющее слово Моргиана говорила неровно: то с излишней силой, то трудно
и с остановками. Но Джесси не следила за тем; ей было важно, {что} она
скажет.
правды, очертания, напоминающие действительность. - Я сокращу рассказ; ты
приляжешь, я отвезу тебя домой и вызову твоего врача. Но... что я хотела
сказать? Да, я тайно от тебя дала тебе принять несколько капель.
интересны. Не всегда можно дать себе отчет в подобных вещах. Не могла же я
думать об опасности для тебя! И вот я вижу, что попала в руки преступников,
которые продали мне что-то вредное под видом наркотика, с целью вымогать
потом деньги.
шантажировать меня, пострадавшую? Ведь ты должна была пить эту... это - как
ты говоришь - особое средство для снов. Никто не знал, что тебе придет в
голову поднести его мне! А затем, - какой расчет дать отравлять {тебе}?
бешеные деньги за противоядие; боишься семейного скандала, - вот, может
быть, почему?! Так же, как ты, я теряю соображение, стараюсь понять. Может
быть, яд был дан по ошибке, а затем явилось намерение получить выгоду.
ресницы дрожали, блестя слезами.
Моргиане. Моргиана ответила утвердительно, когда следовало сказать, что
подмешала яд в питье вечером
торжества, открывая глаза и решительно вытирая их. - Моргиана, ты лжешь!
Теперь я не могу тебе верить, и, может быть, хорошо, что ты выдумала эту
историю с красивыми снами. Благодаря ей, слушая тебя, я хоть немного
привыкла к мысли, что ты, моя сестра - чудовище! За что же ты погубила
меня?
- я дала тебе это лекарство утром, потому что мне были даны разные
наставления. Днем должны были быть грезы наяву, подобные снам.
тотчас уехала?
Силы оставили ее, и она подумала, что теперь умирает. "Оленя ранили
стрелой"... вспомнила Моргиана. Возбуждение ее и потрясение собственной
ложью перед лицом погибающей были так остры, что она продолжала говорить
тихо и настойчиво:
право на сны. Во сне я могла быть ничем не хуже других: стройная, веселая,
красивая я должна была быть во сне. Ведь это меня мучит, Джесси; ты не
можешь понять, как тягостно смотреть на других, которыми все восхищаются,
которым бросают цветы и поют песни! Мне больно, но я должна это сказать, так
как я хотела жизнь заменить сном. Старая жаба хотела видеть себя розой; она
сделала глупость. Только глупость, Джесси, ничего больше. Теперь ты все
знаешь. Ты добра и простишь меня; но ведь скоро ты будешь здорова! Я поеду
завтра же, и я добьюсь противоядия от этих мерзавцев или признания, чем ты
отравлена, чтобы привлечь к этому делу врача, на которого можно положиться,
что он не разгласит печальную ошибку твоей сестры.
жизнь. К этому шло. Кто эти люди, у которых покупала ты сладкие сны?
скажу.
хотела бы призывать смерть, но смерть пугала ее.
освирепев, зажала ей рот рукой.
может получиться? Тебя не спасут тогда!
дверь. За что же это мне все, боже мой! Спаси и помилуй нас!
сказала:
из комнаты. Сейчас будет автомобиль. Я пойду и распоряжусь, и я тебя отвезу!
безысходного отчаяния и бреда. - Ложь, Моргиана, палачиха моя. Ты все и обо
всем лжешь. Если ты хотела наследства, тогда что? Но пусть, где автомобиль?
Я уеду.
одна ложь до конца; бежать, значит, - признаться. Она уверилась, но не
донесет. Я ее знаю. Она лучше умрет. Она умрет после этого разговора. Она
может выбежать, пока я хожу".
Джесси услышала, что ключ тронулся. Тогда ей представилось, что в соседней
комнате сидит темный сообщник, который должен войти и доделать то страшное,
что задумала Моргиана. Слыша по шагам, что Моргиана ушла, Джесси попыталась
открыть дверь, но, видя ее запертой, подбежала к окну. От страха и горя
вернулись к ней силы с тем болезненным исступлением, какое уже не
рассчитывает препятствий. Соскользнув с подоконника, девушка очутилась в
саду и, подбежав к стене, поднялась на дерево по приставленной у стены
тачке. Дерево это находилось в небольшом расстоянии от стены, так что
переступить с ветвей на ее гребень было бы не трудно здоровому человеку.
Джесси отделилась от дерева в тот момент, когда верхний край стены
приходился ей под мышкой; упав руками на стену до самых плеч, девушка,
отталкиваясь ногами от ствола дерева, проползла все дальше через гребень
стены и, потеряв равновесие, свалилась по ту сторону, в сухую траву.
Но нет, надо идти или они поймают меня". Она встала, шатаясь и придерживаясь
за стену, наказывая себе: "Все, только не обморок!" Наконец, ей удалось
двинуться прямо через кустарник; она плохо соображала и думала, что
выберется на дорогу, меж тем как шла по направлению к морю. "Это лес, -
сказала Джесси, - но я не боюсь. Лес не так страшен, как быть с сестрой. Она
не сестра мне; такая сестра не может быть у меня. Кто же она?" И в
помрачненном рассудке девушки началось действие сказки, убедительной как
самая настоящая правда. "Сестру мою подменили, когда она была маленькой; ту
украли, а положили вот эту. А та, которая любит сухарики и так на меня
похожа, - та моя родная сестра. Да, это она, и я пойду к ней. Она сказала,
что живет тут где-то, неподалеку. О, я знаю где! Мне надо пройти лес, потом
я ее позову".
внизу. По лицу Джесси скользили листья, она оступалась и останавливалась,
стараясь заметить где-нибудь луч света. Но лишь сырая ночь стояла вокруг и,
благодаря сырости, делавшейся тем более резкой, чем дальше она погружалась в
лес, ее слабость перестала угрожать обмороком. Джесси дрожала; ее ноги были