если мои слова будут вам обидны, но, знаете, сейчас там самый разгар. Молли
плачет, и Дюрок ее уговаривает.
Уже подслушал! Ты думаешь, я не вижу, что ямы твоих сапогов идут прямехонько
от окна? Эх, Санди, капитан Санди, тебя нужно бы прозвать не "Я все знаю", а
"Я все слышу!".
мы так прочно очутились в твоих лапах?! Ну, ну, я пошутил. Веди, капитан! А
что эта Молли - хорошенькая?
мельком взглянув на Молли, но тотчас улыбнулся, с ямочками на щеках, и стал
говорить очень серьезно и любезно, как настоящий человек. Он назвал себя,
выразил сожаление, что помешал разговаривать, и объяснил, как нашел нас.
золотых монет весьма охотно продали мне нужные сведения. Естественно, я был
обозлен, соскучился и вступил с ними в разговор: здесь, по-видимому, все
знают друг друга или кое-что знают, а потому ваш адрес, Молли, был мне
сообщен самым толковым образом. Я вас прошу не беспокоиться, - прибавил
Эстамп, видя, что девушка вспыхнула, - я сделал это как тонкий дипломат.
Двинулось ли наше дело, Дюрок?
улыбалась насильно, стараясь искусственно спокойным выражением лица внести
тень мира в пылкий перелет слов, затронувших, по-видимому, все самое важное
в жизни Молли.
умолкнуть, все другие соображения. Пусть другие судят о наших поступках как
хотят, если есть это вечное оправдание. Ни разница положений, ни состояние
не должны стоять на пути и мешать. Надо верить тому, кого любишь, - сказал
он, - нет высшего доказательства любви. Человек часто не замечает, как
своими поступками он производит невыгодное для себя впечатление, не желая в
то же время сделать ничего дурного. Что касается вас, Молли, то вы
находитесь под вредным и сильным внушением людей, которым не поверили бы ни
в чем другом. Они сумели повернуть так, что простое дело соединения вашего с
Ганувером стало делом сложным, мутным, обильным неприятными последствиями.
Разве Лемарен не говорил, что убьет его? Вы сами это сказали. Находясь в
кругу мрачных впечатлений, вы приняли кошмар за действительность. Много
помогло здесь и то, что все пошло от золотой цепи. Вы увидели в этом начало
рока и боитесь конца, рисующегося вам в подавленном состоянии вашем, как
ужасная неизвестность. На вашу любовь легла грязная рука, и вы боитесь, что
эта грязь окрасит собой все. Вы очень молоды, Молли, а человеку молодому,
как вы, довольно иногда созданного им самим призрака, чтобы решить дело в
любую сторону, а затем - легче умереть, чем признаться в ошибке.
просидела так, вся красная, до конца.
еще! Вы так хорошо говорите! Меня надо помять, умягчить, тогда все пройдет.
Я уже не боюсь. Я верю вам! Но говорите, пожалуйста!
стремительной, самолюбивой и угнетенной девушке.
всего, иначе на склоне лет опять ярко припомню этот час и, наверно,
разыграется мигрень.
ничего, даже несчастья, потому что это будет общее ваше горе, и это горе -
любовь.
сердце!
заплакала, пальцами прикрывая лицо, во скоро махнула рукой и стала смеяться.
точно солнце взошло! Что же это было за наваждение? Мрак какой! Я и не
понимаю теперь. Едем скорей! Арколь, ты меня пойми! Я ничего не понимала, и
вдруг - ясное зрение.
вынимать из него куски разных материй, кружева, чулки и завязанные пакеты;
не прошло и минуты, как вокруг нее валялась груда вещей. - Еще и не сшила
ничего! - сказала она горестно. - В чем я поеду?
довольная, она хмуро прошла мимо нас, что-то ища, но когда ей поднесли
зеркало, развеселилась и примирилась. В это время Арколь спокойно свертывала
и укладывала все, что было разбросано. Молли, задумчиво посмотрев на нее,
сама подобрала вещи и обняла молча сестру.
огибали угол.
Арколь. Молли, закусив губы, смотрела на нее и на нас. Взгляд Эстампа Дюроку
вызвал ответ последнего: "Это ничего, нас трое". Едва он сказал, по двери
ударили кулаком, - я, бывший к ней ближе других, открыл и увидел молодого
человека небольшого роста, в щегольском летнем костюме. Он был коренаст, с
бледным, плоским, даже тощим лицом, но выражение нелепого превосходства в
тонких губах под черными усиками и в резких черных глазах было необыкновенно
крикливым. За ним шли Варрен и третий человек - толстый, в грязной блузе, с
шарфом вокруг шеи. Он шумно дышал, смотрел, выпучив глаза, и войдя, сунул
руки в карманы брюк, став как столб.
рядом с ней, она бросила Дюроку отчаянный умоляющий взгляд.
не обнаружили они, что, кроме женщин, есть еще мы; даже не посмотрели на
нас, как будто нас здесь совсем не было. Разумеется, это было сделано
умышленно.
Сегодня мы очень заняты. Нам надо пересчитать белье, сдать его, а потом
ехать за провизией для матросов. - Затем она обратилась к брату, и это было
одно слово: - Джон!
улыбкой были обращены к девушке.
обратите внимание на то, что я пришел навестить вас в вашем уединении.
Взгляните, - это я!
колено дрожало, и он почти незаметно удерживал его ладонью руки. Эстамп
приподнял брови, отошел и смотрел сверху вниз на бледное лицо Лемарена.
к кому ты можешь протянуть лапу. Говорю тебе прямо и начистоту - я более не
стерплю! Уходи!
Все это почувствовали. Почувствовал это и Лемарен, так как широко раскрыл
глаза, смигнул и, нескладно улыбаясь, повернулся к Варрену.
привык к такому обращению, клянусь костылями всех калек этого дома. Вы
пригласили меня в гости, и я пришел. Я пришел вежливо, - не с худой целью. В
чем тут дело, я спрашиваю?
карманах брюк. - Нас выставляют.
кроткого даже в гневе лица я видел, что и эта женщина дошла до предела. - Я
не знаю вас и не приглашала. Это мое помещение, я здесь хозяйка. Потрудитесь
уйти!
поспешил захватить плотнее револьвер, лежавший в моем кармане.
так как разговор в этом тоне не доставляет решительно никому удовольствия.
тотчас обращаясь к Молли. - Это вы заводите чижиков, Молли? А есть у вас
канареечное семя, а? Ответьте, пожалуйста!
и становясь против Дюрока, неохотно вставшего навстречу ему. - Может быть,
этот господин соблаговолит объяснить, почему он здесь, у моей, черт побери,
сестры?!
- А ты не брат мне! Ты - второй Лемарен, то есть подлец!
со стола книгу и швырнула ее в Варрена.
успел прикрыться локтем. Все ахнули. Я весь горел, чувствуя, что отлично
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Пехов Алексей