общество. Вы видели золотую цепь и слышали, что говорилось при этом! Что
делать?
отправит всех их вон в десять минут!
какому заключению: Ганувер мне просто-напросто не поверит, не говоря уже о
всей щекотливости такого объяснения.
как это было. Ведь это ужасно серьезное дело. Но довольно того, что Ганувер
может усомниться в моем зрении. А тогда - что? Или я представляю, что я сам
смотрю на Дигэ глазами и расстроенной душой Ганувера, - что же, вы думаете,
я окончательно и вдруг поверю истории с поцелуем?
слушаю вас. Поп продолжал: - Итак, надо увериться. Если подозрение
подтвердится, - а я думаю, что эти три человека принадлежат к высшему
разряду темного мира, - то наш план - такой план есть - развернется ровно в
двенадцать часов ночи. Если же далее не окажется ничего подозрительного,
план будет другой.
говорили что-то о дереве.
стемнеет.
которого поднимается выше третьего этажа. В третьем этаже, против дуба,
расположены окна комнат, занимаемых Галуэем, слева и справа от него, в том
же этаже, помещаются Томсон и Дигэ. Итак, мы уговорились с Попом, что я
влезу на это дерево после восьми, когда все разойдутся готовиться к
торжеству, и употреблю в дело таланты, так блестяще примененные мной под
окном Молли.
доклад о прибывшей издалека даме, желающей немедленно его видеть, Ганувер
явился, ожидая услышать скрипучий голос благотворительницы лет сорока, с
сильными жестами и блистающим, как ланцет, лорнетом, а вместо того встретил
искусительницу Дигэ. Сквозь ее застенчивость светилось желание отстоять
причуду всем пылом двадцати двух лет, сильнейшим, чем рассчитанное
кокетство, - смесь трусости и задора, вызова и готовности расплакаться. Она
объяснила, что слухи о замечательном доме проникли в Бенарес и не дали ей
спать. Она и не будет спать, пока не увидит всего. Жизнь потеряла для нее
цену с того дня, когда она узнала, что есть дом с исчезающими стенами и
другими головоломными тайнами. Она богата и объездила земной шар, но такого
пирожного еще не пробовала.
выражало просьбу не осудить молодую жизнь, требующую повиновения каждому
своему капризу. Закоренелый циник улыбнулся бы, рассматривая пленительное
лицо со сказкой в глазах, сияющих всем и всюду. Само собой, она была теперь
средневековой принцессой, падающей от изнеможения у ворот волшебного замка.
За месяц перед этим Ганувер получил решительное письмо Молли, в котором она
сообщала, что уезжает навсегда, не дав адреса, но он временно уже устал
горевать - горе, как и счастливое настроение, находит волной. Поэтому все
пахнущее свежей росой могло найти доступ к левой стороне его груди. Он и
Галуэй стали смеяться. "Ровно через двадцать один день, - сказал Ганувер, -
ваше желание исполнится, этот срок назначен не мной, но я верен ему. В этом
вы мне уступите, тем более, что есть, на что посмотреть". Он оставил их
гостить; так началось. Вскоре явился Томсон, друг Галуэя, которому тоже
отвели помещение. Ничто не вызывало особенных размышлений, пока из отдельных
слов, взглядов - неуловимой, но подозрительной психической эманации всех
трех лиц - у Попа не создалось уверенности, что необходимо экстренно вызвать
Дюрока и Эстампа.
Ганувера - его вкусы, представления о встречах и случаях; говоря с Дигэ, он
слушал себя, выраженного прекрасной игрой.
сказал страшным голосом: - Как белка или змея! Поп, позвольте пожать вашу
руку и знайте, что Санди, хотя он, может быть, моложе вас, отлично справится
с задачей и похитрее!
слова, стукнул кулаком по столу, как в дверь постучали и вошедший слуга
объявил, что меня требует Ганувер.
Попом в библиотеку, и застали Ганувера в картинной галерее. С ним был Дюрок,
он ходил наискось от стола к окну и обратно. Ганувер сидел, положив
подбородок в сложенные на столе руки, и задумчиво следил, как ходит Дюрок.
Две белые статуи в конце галереи и яркий свет больших окон из целых стекол,
доходящих до самого паркета, придавали огромному помещению открытый и
веселый характер.
ответившего мне пристальным взглядом понятного предупреждения, я подошел к
Гануверу. Он указал стул, я сел, а Поп продолжал стоять, нервно водя
пальцами по подбородку.
ли тебя устроили?
на меня, прибавил с улыбкой: - Ты позван мной вот зачем. Я и мой друг Дюрок,
который говорит о тебе в высоких тонах, решили устроить твою судьбу.
Выбирай, если хочешь, не теперь, а строго обдумав: кем ты желаешь быть.
Можешь назвать любую профессию. Но только не будь знаменитым шахматистом,
который, получив ночью телеграмму, отправился утром на состязание в Лисс и
выиграл из шести пять у самого Капабланки. В противном случае ты привыкнешь
покидать своих друзей в трудные минуты их жизни ради того, чтобы заехать
слоном в лоб королю.
представьте, выиграл ее всего четырьмя ходами.
Ганувер, - ведь так, Санди?
меня капитаном, мне больше, кажется, ничего не надо, так как все остальное я
получу сам.
улыбаясь.
присоединю тебя к нашему плану. Мы все пойдем смотреть кое-что в этой
лачуге. Тебе, с твоим живым соображением, это может принести пользу. Пока,
если хочешь, сиди или смотри картины. Поп, кто приехал сегодня?
изображавшую рой красавиц в туниках у колонн, среди роз, на фоне морской
дали, другая часть видела самого себя на этой картине, в полной капитанской
форме, орущего красавицам: "Левый галс! Подтянуть грот, рифы и брасы!" - а
третья, по естественному устройству уха, слушала разговор.
языка приказывающего судьбе перенести Санди из небытия в капитаны. От самых
моих ног до макушки поднималась нервная теплота. Едва принимался я думать о
перемене жизни, как мысли эти перебивались картинами, галереей, Ганувером,
Молли и всем, что я испытал здесь, и мне казалось, что я вот-вот полечу.
Молли была единственной девушкой, которую я любил. Не за что-нибудь, - хотя
было "за что", но по той магнитной линии, о которой мы все ничего не знаем.
Теперь все наболело во мне и уже как бы не боль, а жгучая тупость.
умна.
других, она, может быть, совсем хороша, но я теперь плохо вижу людей. Я
внутренне утомлен. Она мне нравится.
когда в ударе. Его веселая юмористическая злость напоминает собаку-льва.
мы соединились! - вскричал он, направляясь к двери, откуда входили Дигэ,
Томсон и Галуэй.
замкнутом образе молодой дамы, отношение которой к хозяину определялось лишь
ее положением милой гостьи. Она шла с улыбкой, кивая и тараторя. Томсон
взглянул сверх очков; величайшая приятность расползлась по его широкому,
мускулистому лицу; Галуэй шел, дергая плечом и щекой.
Лукин Евгений
Никитин Юрий
Конан-Дойль Артур
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Бажанов Олег