сядет завтра.
такая надпись, - хотя я и не видела, но слышала.
должна была пощадить меня в эту минуту. - Можно подумать, - как же, - что вы
очень древнего возраста! - Испугавшись собственных слов, едва я удержался
сказать лишнее, но мысленно повторял: "Девчонка! Девчонка!"
сел рядом.
вызванный моей горячностью. - А может быть, я и правда старше тебя!
слегка опустив голову, а локоть положа на спинку стула.
доме, где я вас нашел, Молли. Точно так было семь лет тому назад, почти в
той же обстановке. Я шел тогда к девушке, которой более нет в живых. Услышав
эту мелодию, я остановился, закрыл глаза, заставил себя перенестись в
прошлое и на шесть лет стал моложе.
улыбаясь, повернулась к Гануверу.
обидела, была худым черномазым птенцом на тощих ногах всего только четыре
года назад. У меня не было ни дома, ни ночлега. Я спал в брошенном бараке.
его! - обратилась она к Эстампу.
я умолчу об этом. Она подскакивала, напевала, заглядывала в щель барака дня
три. Затем мне были просунуты в дыру в разное время: два яблока, старый
передник с печеным картофелем и фунт хлеба. Потом я нашел цепь.
она стала смеяться. - Там же и зарыли ее, эту цепь. Вот было жарко! Сандерс,
вы чего молчите, позвольте спросить?
Уйдите, прошу вас!
или грустной? - трудно было понять, так тосковало, мгновенно освещаясь
улыбкой или становясь внезапно рассеянным, ее подвижное лицо. Прощаясь, я
сказал: "Молли, если я вам понадоблюсь, рассчитывайте на меня!.." - и, не
дожидаясь ответа, быстро выскочил первый, почти не помня, как холодная рука
Ганувера стиснула мою крепким пожатием.
затворилась. Ее щель сузилась, блеснула последней чертой и исчезла, скрыв за
собой двух людей, которым, я думаю, нашлось поговорить кое о чем, - без нас
и иначе, чем при нас.
иногда смотреть на свою задачу несколько шире закона, хотя бы это грозило
осложнениями. Мы не всегда знаем, что важнее при некоторых обстоятельствах -
жизнь или смерть. Во всяком случае, ему пока хорошо.
ними ушли дон Эстебан и врач. Эстамп шел некоторое время с Попом и со мной,
но на первом повороте, кивнув, "исчез по своим делам", - как он выразился.
Отсюда недалеко было в библиотеку, пройдя которую, Поп зашел со мной в мою
комнату и сел с явным изнеможением; я, постояв, сел тоже.
выходах, но одному человеку трудно поспеть сразу к множеству мест. Ведь
здесь двадцать выходов, толпа, суматоха, переполох, и, если они переоделись,
изменив внешность, то вполне понятно, что Дрек сплоховал. Ну и он, надо
сказать, имел дело с первостатейными артистами. Все это мы узнали потом, от
Дрека. Дюрок вытащил его телеграммой; можете представить, как он торопился,
если заказал Дреку экстренный поезд! Ну, мы поговорим в другой раз. Второй
час ночи, а каждый час этих суток надо считать за три - так все устали.
Спокойной ночи!
спать. Ничего такого не произошло. Я не хотел спать: я был возбужден и
неспокоен. В моих ушах все еще стоял шум; отдельные разговоры без моего
усилия звучали снова с характерными интонациями каждого говорящего. Я слышал
смех, восклицания, шепот и, закрыв глаза, погрузился в мелькание лиц,
прошедших передо мной за эти часы...
Этель Мейер, не смогла в назначенный момент сдвинуть стены и почему это
вышло так молниеносно у Ганувера. Молли была в павильоне с Эстампом и женой
слуги Паркера. Она сама захотела появиться ровно в двенадцать часов, думая,
может быть, сильнее обрадовать Ганувера. Она опоздала совершенно случайно.
Между тем, видя, что ее нет, Поп, дежуривший у подъезда, бросился в камеру,
где были электрические соединения, и разъединил ток, решив, что, как бы ни
было, но Дигэ не произведет предположенного эффекта. Он закрыл ток на две
минуты, после чего Ганувер вторично отвел металлический завиток.
прилегающую к нему часть материка. Бедствие достигло грозной силы; каждый
день умирало по пятьсот и более человек.
"Валкирия", я был послан принять это судно от судостроительной верфи Ратнера
и К° в Лисс, где мы и застряли, так как заболела почти вся нанятая для
"Валкирии" команда. Кроме того, строгие карантинные правила по разным
соображениям не выпустили бы нас с кораблем из порта ранее трех недель, и я,
поселившись в гостинице на набережной Канье, частью скучал, частью проводил
время с сослуживцами в буфете гостиницы, но более всего скитался по городу,
надеясь случайно встретиться с кем-нибудь из участников истории,
разыгравшейся пять лет назад во дворце "Золотая цепь".
из "Золотой цепи" в Сан-Риоль, я еще не бывал в Лиссе - жил полным
пансионером, и за меня платила невидимая рука. Через месяц мне написал Поп,
- он уведомлял, что Ганувер умер на третий день от разрыва сердца и что он,
Поп, уезжает в Европу, но зачем, надолго ли, а также что стало с Молли я
другими, о том ничего не упомянул. Я много раз перечитал это письмо. Я
написал также сам несколько писем, но у меня не было никаких адресов, Броме
мыса Гардена и дона Эстебана. Эти письма я так и послал. В них я пытался
разузнать адреса Попа и Молли, но, так как письмо в "Золотую цепь" было
адресовано мной разом Эстампу и Дюроку, - ответа я не получил, может быть,
потому, что они уже выехали оттуда. Дон Эстебан ответил; но ответил именно
то, что не знает, где Поп, а адрес Молли не сообщает затем, чтобы я лишний
раз не напомнил ей о горе своими посланиями. Под конец он советовал мне
заняться моими собственными делами.
писем еще месяца три, пока не додумался до очень простой вещи: что у всех
довольно своих дел и забот, кроме моих. Это открытие было неприятно, но
помогло мне наконец оторваться от тех тридцати шести часов, которые я провел
среди сильнейших волнений и опасности, восхищения, тоски и любви. Постепенно
я стал вспоминать "Золотую цепы", как отзвучавшую песню, но чтобы ничего не
забыть, потратил несколько дней на записывание всех разговоров и случаев
того дня: благодаря этой старой тетрадке я могу теперь восстановить все
доподлинно. Но еще много раз после того я видел во сне Молли и, кажется, был
неравнодушен к ней очень долго, так как сердце мое начинало биться
ускоренно, когда где-нибудь слышал я это имя.
"Эспаньола", когда я удрал с нее. Теперь стояли там две американских шхуны,
что не помешало мне вспомнить, как пронзительно гудел ветер ночью перед
появлением Дюрока и Эстампа. Я навел также справки о "Золотой цепи",
намереваясь туда поехать на свидание с прошлым, но хозяин гостиницы
рассказал, что этот огромный дом взят городскими властями под лазарет и там
помещено множество эпидемиков. Относительно судьбы дома в общем известно
было лишь, что Ганувер, не имея прямых наследников и не оставив завещания,
подверг тем все имущество длительному процессу со стороны сомнительных
претендентов, и дом был заперт все время до эпидемии, когда, по его
уединенности, найдено было, что он отвечает всем идеальным требованиям
гигантского лазарета.
жалкая, что я усердно снимал ее бритвой. Иногда я с достоинством посматривал
в зеркало, сжимал губы и двигал плечом, - плечи стали значительно шире.
Корнев Павел
Посняков Андрей
Маккарти Кормак
Конюшевский Владислав
Семенова Мария
Прозоров Александр