длинноногими преследователями! Они бежали тесной кучкой, плечо в плечо, лица
их были угрюмы и решительны. Скоро они поравнялись с белкой, и тут, к моему
ужасу, все разом кинулись на мою драгоценную добычу - и снова белка исчезла
под колышущейся грудой черных тел. "Ну, уж теперь-то беднягу непременно
раздавят", - подумал я; однако белка оказалась необыкновенно живучей. Когда
"куча мала" на дороге немного разобралась, один паренек встал и высоко
поднял за шиворот громко негодующую, задыхающуюся белку.
на лестнице, стали передавать мешок по рукам, покуда он наконец не попал ко
мне. Я поспешил засадить пленницу в клетку, поскорей ее осмотрел и убедился,
что она ничуть не пострадала, вот только настроение у нее оказалось из рук
вон плохое. Это была черноухая белка, пожалуй, самая красивая из всех
камерунских белок. Спинка у нее темно-оливкового цвета, а брюшко яркое,
желтовато-оранжевое. По бокам от плеча до зада тянется цепочка белых
пятнышек, а уши оторочены кромкой черной шерсти, и вид у зверька такой,
точно он никогда не моет за ушами. Но, конечно, самое красивое в этом
пушистом тельце - хвост, длинный и необыкновенно пышный; сверху он
зеленовато-коричневый, полосатый, а с изнанки - ярчайшего оранжевого цвета,
прямо огненный. Когда белка очутилась в клетке, она раза два махнула на меня
своим ослепительным хвостом, а затем уселась и занялась неотложным делом:
стала уплетать плод манго, который я для нее приготовил. Я с удовольствием
за ней наблюдал и думал: какое счастье, что она уцелела во всей это
кутерьме, и как хорошо, что я ее все-таки заполучил! Если бы я тогда знал,
сколько еще мне предстоит с ней хлопот, я, наверно, радовался бы куда
меньше.
завалена веранда, и взял в руки первый попавшийся, довольно большой калебас.
Как обычно, горлышко у него было заткнуто плотно свернутым пучком зеленых
листьев; я вытащил затычку и заглянул внутрь, но калебас был слишком велик,
и я ничего не разглядел в его темной глубине. Я отнес его к верхушке
лестницы и высоко поднял.
среди сотен других. Я никак не мог уловить между ними разницы, разве только
в размерах, но каждый африканец мгновенно узнает свой сосуд и ни с каким
другим его не спутает.
обвязанную вокруг горлышка, и небрежно им помахивая.
горлышко.
означает "зеленая древесная гадюка". Эти красивые змеи широко распространены
в Бафуте, и у меня уже набралось несколько штук. Длиной они дюймов по
восемнадцать, расцветка у них примечательная: спина необычайно яркая,
зеленая, как трава, живот канареечно-желтый, а по бокам широкие белые
полосы. Я понес калебас туда, где у меня стоял неглубокий открытый ящик,
затянутый сверху марлей, - тут жили остальные гадюки, - чтобы посадить к ним
туда и "новенькую". Надо сказать, что вытряхнуть змею из калебаса в клетку -
дело несложное, если, конечно, соблюдать два-три простейших правила. Первое:
убедись, что все остальные обитатели клетки находятся далеко от дверцы. Это
я сделал. Второе: прежде чем вытряхивать змею из калебаса, выясни, одна ли
она там. Вот этого-то я и не сделал.
калебас. Иногда вытряхивать змею из калебаса приходится очень долго: бывает,
что она свернется там в клубок и прижмется изнутри к стенкам сосуда, и тогда
сдвинуть ее с места очень трудно. За спиной у меня стоял Джейкоб и тяжело
дышал прямо мне в затылок, а за ним плотной стеной теснились африканцы и,
раскрыв рот, следили за каждым моим движением. Я легонько тряхнул калебас -
ничего. Я потряс посильнее - опять ничего. В жизни своей не встречал я
гадюки, которая с таким упорством цеплялась бы за свою темницу. Наконец я
разозлился, тряхнул калебас изо всей силы, и он тут же развалился надвое. На
клетку с устрашающим стуком вывалился спутанный клубок - с полдюжины
больших, сильных и разъяренных змей.
клетки сквозь отверстие сверху, а застряли, и закрыть дверцу я никак не мог.
Потом с необычайной грацией, которую я не успел оценить по достоинству (мне
было не до того), они расплелись и решительно заскользили по краю дверцы на
пол. Здесь гадюки выстроились полукругом, с точностью солдат, которым отдан
приказ наступать, и двинулись на нас. Джейкоб и бафутяне, что теснились за
его спиной, исчезли в мгновение ока, словно по мановению волшебного жезла. И
трудно было их за это винить - ведь все они были босиком. Но и моя одежда
никак не годилась для того, чтобы любезничать со стаей гадюк, - на мне были
только шорты да сандалии. И вдобавок моим единственным оружием оказались две
половинки сломанного калебаса - не слишком удобная снасть для обращения со
змеями. Поэтому я оставил в их распоряжении веранду и кинулся в спальню. Там
я отыскал палку и осторожно вернулся на веранду. Теперь змеи расползлись во
все стороны и загнать их поодиночке а угол, прижать каждую к полу палкой и
подобрать не составляло уже никакого труда. Одну за другой я сбросил их в
клетку и со вздохом облегчения захлопнул и запер дверцу. Бафутяне вновь
появились на веранде так же внезапно, как исчезли: все они болтали, смеялись
и щелкали пальцами, рассказывая друг другу, какая страшная опасность им
грозила. Я холодно посмотрел на того, кто принес мне змей.
много змей?
ты сказал "змея". Ты не сказал "шесть змей". Откуда же мне знать, сколько их
там? Ты, верно, думаешь, я колдун - как гляну на калебас, так и увижу
насквозь, сколько ты поймал змей.
укусить маса и маса умереть. И что ты тогда делать, а?
благородный рыцарь!
наконец с невообразимо пестрым сборищем всевозможных животных на руках. До
трех часов ночи я рассаживал их по клеткам, но и тогда еще пять больших крыс
остались бездомными, а у меня уже не было в запасе ни одного ящика, годного
для клетки. Волей-неволей пришлось выпустить их прямо на пол у меня в
спальне, и тут они провели всю ночь, пытаясь перегрызть ножку стола.
солидный, зверинец и подумал, что в этот день, наверно, новых питомцев для
него не получу, но ошибся. Бафутяне, видно, вложили всю душу в задачу,
которую поставил перед ними Фон. - доставить мне как можно больше самого
разного зверья: к десяти часам утра дорога и все семьдесят пять ступенек
лестницы были черным-черны, столько собралось народу: делать нечего, я был
вынужден опять покупать всякую живность, К часу дня выяснилось, что приток
животных еще далеко не иссяк, а мои запасы дерева и ящиков для клеток
исчерпаны: пришлось нанять целую ораву мальчишек, я поручил им бегать по
Бафуту и скупать всякую дощечку или ящик, какие попадутся на глаза. Платить
при этом пришлось неслыханные деньги - у африканцев любой сосуд, будь то
бутылка, старая жестянка или ящик, ценится чуть ли не на вес золота.
искусало в самых разных местах такое множество всяких зверей и зверюшек, что
мы уже перестали замечать новые укусы. Моя вилла была битком набита
всевозможными тварями, они пищали и чирикали, стучали и гремели в своих
калебасах. корзинках и мешках, а мы тем временем с лихорадочной поспешностью
сколачивали для них клетки. Словом, это был один из тех дней, которые лучше
забыть. К полуночи мы до того измучились, что едва держались на ногах, глаза
у нас слипались, а предстояло сколотить еще с десяток клеток: большой чайник
чаю, обильно приправленного виски, немного нас подхлестнул - мы с
лихорадочным воодушевлением продолжали свое дело, и наконец в половине
третьего ночи забит был последний гвоздь и водворен на место последний
зверек. Я заполз в постель и с ужасом вспомнил, что наутро мне надо встать в
шесть часов, иначе я не успею вычистить клетки и накормить зверей, прежде
чем на меня нахлынут новые.
предыдущего, потому что бафутяне начали приходить, когда я еще не успел
навести порядок в своем зверинце. Представьте себе такую картину: я стараюсь
поскорей вычистить клетки и накормить несколько десятков животных, а еще
десятка три в это время задыхаются без воздуха в каком-нибудь грязном мешке
или калебасе и требуют внимания - поневоле станешь волноваться! Я искоса
поглядывал на все растущую кучу калебасов и корзинок на веранде, и мне
чудилось, что количество клеток, которые еще надо вычистить, и животных,
которых надо накормить, все растет... Под конец я понял: вот что, должно
быть, испытал Геркулес, когда впервые увидел авгиевы конюшни!
сперва вышел на верхнюю ступеньку лестницы и обратился с речью ко всем
собравшимся бафутянам. За последние два дня мне принесли очень много добычи,
самого разного сложения, размера и обличья, сказал я. Это доказывает, что
бафутяне, безусловно, лучшие из всех охотников, с какими мне доводилось
встречаться, и я им сердечно благодарен. Однако, продолжал я. всему есть
предел - они, наверно, и сами понимают, что я не могу без конца покупать у